— Ну, как он? Уснул? — с озабоченным видом заглянула в комнату мать.

— Еле-еле усыпила. Просто кошмар! Сама едва не вырубилась.

Ирина Владимировна внимательно осмотрела стопку приготовленных к путешествию вещей:

— Свитер возьми.

— Ма, там сейчас почти такое же лето, как у нас.

— Такое, да не такое. Север! Ветра! В общем, бери обязательно!

— Ладно, возьму. Если место останется.

— Неужели никого другого найти не могли? — заворчала мать. — Слыханное ли дело! Мать-одиночку отправлять в командировку на целую неделю! Да еще на край света!

— Скажешь тоже — край света! Туда всего и лету — два часа. И потом, какая ж я мать-одиночка? — Прилепина ласково приобняла мать. — У меня ты есть!

— Не подлизывайся, лиса!

— А я и не подлизываюсь — это чистая правда!

— Правда свята, а мы — люди грешные, — вздохнула Ирина Владимировна. — Слушай, а что там за выставка с динозаврами открылась? Денис мне все уши прожужжал: пошли, да пошли.

— В понедельник в ДК Ленсовета открылась. Но ты не заморачивайся — на динозавров его Володя обещал отвести. Он, кстати, заберет Дениса на эти выходные к себе.

— Я смотрю, у вас совсем дела на лад пошли. Стоило расходиться, чтобы потом… Обратно-то сходиться, часом, не собираетесь?

— Не знаю, ма. Ничегошеньки я не знаю.

— Любишь его или как?

— Нет, не люблю. Давно не люблю, — призналась Ольга. — Но они с Денисом нужны друг другу, вот ведь какая штука. И я Володе, кажется, все-таки тоже нужна. А всё вместе это гораздо важнее и весомое. Раньше я этого не понимала, не хотела понимать.

— А сейчас?

— А сейчас понимаю. Хотя мне, по-прежнему, этого очень не хочется.

— Мудришь ты что-то, Ольга. Вечно сама себя накручиваешь всякой ерундой.

— Это не ерунда, ма. — Решив свернуть неприятный для себя разговор, Прилепина критически посмотрела на подготовленный вещевой развал. — Знаешь, соберусь-ка я, пожалуй, завтра, с утреца. А то спать хочется — сил нет! Я тут на днях прочла в одном дешевом детективе такую твердолобую фразу: «Напряжение последних дней и врожденная склонность к меланхолии обернулись для Бена каменной усталостью». Прямо как про меня написано!

— Оль, а вот эта командировка твоя, дело, по которому вы едете, оно… Это не опасно? — тревожно спросила мать.

— Да ты что?! Просто внеплановные прогулка и отдых. Мы даже и жить там будем знаешь где? На базе отдыха!

— Знаю я эти ваши прогулки. Еще и самолетом лететь! — никак не могла успокоиться Ирина Владимировна. — Да я за эти два часа просто изведусь вся!.. Ладно, что я тут, в самом деле, распалаюсь? Тебя ж все равно никогда не переубедишь. Упертая как…

— Как кто?

— Всё! Спать так спать…

Санкт-Петербург,

17 сентября 2009 года,

четверг, 16:14 мск

Опасаясь застрять в пробках, из конторы в аэропорт они выехали с немалым запасом, и, как оказалось, — не зря: только на отрезок пути от Московских ворот до парка Победы ушло минут сорок «старт-стоповой» езды. Одно лишь присутствие в салоне Неждановой все это время удерживало Андрея от площадной брани в адрес первого лица государства, которому именно в этот день приспичило снова навестить город детства. И, как следствие, ностальгия сия обернулась для города традиционным транспортным коллапсом.

— …Юля, забыл поинтересоваться. Как ночь провели? Комары не досаждали? — не поворачивая головы, спросил Мешок.

Доставить барышень в аэропорт он взялся лично и на своей же машине.

— Ну что вы! Напротив, ощущения самые прекрасные! — живо отозвалась с заднего сиденья Нежданова. — Словно бы вернулась в свою студенческо-общажную молодость. Напрочь прокуренная комната, отсутствие горячей воды, продавленный диван… А ведь именно на таком вот диване я когда-то и стала женщиной. Кстати, не уступите при случае? Я хорошо заплачу.

— Извините, не могу. Вещь казенная, инвентаризационная.

— Жаль. В моей жизни осталось слишком мало вещей, вызывающих воспоминания.

— Так вы, Юля, оказывается, еще и в институте обучались? — с легкой поддевочкой поинтересовалась Прилепина.

— А вы полагали, что у меня максимум семь церковно-приходских классов? — высокомерно парировала та. — Увы, спешу вас разочаровать. Я закончила СтавГУ, это Ставропольский университет.

— А какой факультет?

— Факультет невест. В смысле — филологический.

— А-а, теперь понятно. Так это Литвин вас, наверное, в первую очередь за высоко-образованность выделил и оценил?

— Знаете, Иоланта Николаевна, одно другому не мешает. А порой даже наоборот — помогает. К примеру, Литвин очень любил, когда в минуты любовных соитий я шептала ему на ушко что-нибудь из позднего Рильке.

— А раннего он, значит, того? Не очень? — с сарказмом уточнила Ольга. — А вообще странно: мне почему-то казалось, что этот человек скорее не в Рильке, а в рульках разбирается. — В свиных.

Нежданова посмотрела на нее сердито и с вызовом ответила:

— Знаете, Литвина, наверное, можно много в чем упрекнуть и даже обвинить. Но только не в отсутствии ума. Да, и еще, заодно, просто примите к сведению: кровь христианских младенцев он также не пьет.

— А не христианских? — подал голос Мешечко, все это время с интересом прислушивавшийся к женской перепалке.

— Если вы таким образом двусмысленно намекаете на его якобы конфликтные отношения с так называемыми «казанскими», то это, в большей степени, плод больного воображения журналистов из газетенки «Явка с повинной». Не доводилось читать?

— Отчего же, доводилось.

— И напрасно. Если у вас на службе еще остается время на чтение прессы, читайте лучше «Forbes» или «Newsweek». Только в оригинальной, англоязычной версии, разумеется. А не те глянцевые псевдоделовые поделки, которые печатают у нас.

— Спасибо, обязательно воспользуюсь вашим советом. А скажите, Юля, в чем заключается суть вашей сделки с эскапэшниками?

— Какой еще сделки? — насторожилась Нежданова.

— Как и во всяком уголовном деле с обвинением по серьезным статьям, в деле Литвы имеется несколько главных свидетелей обвинения. Их показания, как правило, не оставляют у суда сомнений в том, что обвиняемые — конченые подонки. Один из таких свидетелей, я так понимаю, вы, Юля. Но для того, чтобы свидетель стал главным свидетелем обвинения, его обычно чем-то мотивируют, то есть убеждают или уговаривают дать свои «главные» показания. Вот мне и интересно, чем и как мотивировали вас?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — насупилась Юля.

Она демонстративно отвернулась к окошку и сделала вид, что мелькающие за окном пейзажи ее интересуют много больше, нежели праздные разговоры с двумя недалекими ментами…

…Ольга прошла регистрацию первой, и теперь они с Андреем стояли в зале отбытия, дожидаясь, когда эту процедуру пройдет Нежданова. За последние несколько минут настроение у Мешка резко упало: дурные предчувствия вдруг охватили его безо всякой видимой на то причины. И хотя человеком суеверным он не был, тем не менее по собственному опыту знал, что дурные предчувствия, в отличие от радужных ожиданий, имеют обыкновение оправдываться много чаще.

— Надо было вам все-таки поездом ехать.

— Почему?

— Я бы тебе ствол под эту поездку выписал.

— Зачем?

— Так, для пущего спокойствия. И вашего, и моего.

— Перестань, — как можно ласковее, улыбнулась Ольга, немного обеспокоившись резкой переменой его настроения. — Сам подумай: ну что с нами может случиться на милицейской базе отдыха? Думаю, ее охраняют не хуже, чем Смольный. Да, слушай: я там у себя, в верхнем ящике стола, оставила небольшую подборку-досье по Бугайцу. Вернешься в контору, обязательно забери ее оттуда.

— Удалось что-нибудь интересное нарыть?

— Не особо. Пожалуй, самое интересное — это то, что Зеча и Бугаец, возможно, в свое время успели вместе повоевать.

— Что значит повоевать?

— Ну, они вроде как служили в каком-то спецназе и даже побывали в нескольких горячих точках.