— Андрей! — вскинулась с места Ольга.

— Я еще не договорил! — резко осадил ее Мешечко и продолжил: — Я свое решение принял и менять его не собираюсь. На должность начальника отдела буду рекомендовать… Иоланту Николаевну. И еще… Я… Я прошу прощения. У каждого из вас, персонально. Вот теперь у меня всё.

Какое-то время личный состав «гоблинов» потрясенно смотрел на Андрея.

А потом, в установившейся в оперской оглушительной силы звенящей тишине, раздался хриплый басок Бориса Сергеевича:

— Ну, раз всё, можно тогда я тоже скажу?

Афанасьев устало поднялся с места, прошел на середину комнаты и встал рядом с Мешком.

Откашлялся, с грубоватой теплотой заговорил глухо:

— Никогда не знаешь, что Бог посылает в наказание, а что во испытание. И такого рода моменты, они — как моменты истины. Но нужны они не просто для того, чтобы кто-то там каялся. А чтобы лишний раз над жизнью своей задуматься. Чтоб все мы взрослее становились… Ты, Андрей, конечно, можешь себя винить, а можешь не винить. И никто с тебя ответственности твоей, командирской, не снимает. Но я вам так скажу, братцы! — Афанасьев обвел взглядом притихших, посерьезневших «гоблинов». — И мы с вами тоже хороши! Потому вишь как оно оказалось: командир Натаху при всех чморить начал, а мы не заступились. Да и раньше тоже… Не разглядели вовремя, что Северова — она… Настоящий, короче, человек. Большинство из нас, здесь сидящих, ведь как думало? Ну Наташка, ну всё понятно как она сюда попала. Как то, как се. А вот довелось ей перед выбором встать, и она такой выбор сделала, какой не всякий мужик сделать сподобится. — Борис Сергеевич сглотнул подступивший к горлу ком, глаза его непроизвольно увлажнились. — И заметьте! Далеко не всем Господь дает возможность такого красивого, такого человеческого поступка. Наташка, она ведь и стрелять толком не умела. А вот на тебе, когда до боя дошло… Как говорится, «до последнего патрона»… А уж как страшно ей было делать этот самый шаг! И как ей ТАМ сейчас страшно, одной!.. Поэтому давайте-ка, братцы, хотя б про меж собой сейчас договоримся: сделать всё, чтобы Наталью оттуда, значит, вытянуть. Обратно вытянуть… А насчет решения твоего, Андрей, я тебе за всех скажу: поступай как знаешь! Мы тебя не виним, потому как умысла злого с твоей стороны не было. Но и отговаривать тебя не станем, твое это должно быть решение. А вообще… Вы все здесь, братцы, моложе меня, и вот что хочу вам сказать, о чем попросить хочу: давайте постараемся сделать так, чтоб не зря все это было. Вся эта история, в которой и героическое, и паскудное перемешалось, она нас всех должна подумать заставить: как мы живем? Для чего живем? Просто так живем — небо коптим? Или все-таки смысл какой-то во всем этом имеется… Извините, речи говорить не умею. Ну да вроде как всё, что хотел, — сказал.

Борис Сергеевич протянул стакан Андрею, другой взял себе.

Всё! Как плотину прорвало! С мест повскакали-поднялись остальные «гоблины» и встали рядом, окружив своего пока еще командира. Притом что каждому из них сейчас очень хотелось верить, что «пока еще», пускай и каким-то неимоверным чудом, но все-таки никогда не случится.

— А в такой ситуации: чокаются или нет? — втянув голову в плечи, осторожно уточнил Лоскутков.

Мешечко глянул было на молодого сурово, но тут же, прищурившись, запустил от уголков глаз лучики морщинок, изобразив подобие хмурой улыбки, и приободряюще хлопнул Николая по плечу.

Сказал твердо, уверенно:

— Чокаются! За живую пьем!..

— …Да, слушай, Наташка, совсем забыл тебе рассказать! Знаешь, кто вчера проявился? Ни за что не догадаешься! Нежданова! Прикинь, у нее всё получилось! Она позвонила Ольге с какого-то кривого телефонного номера и рассказала, что купила дом в Эквадоре. И что теперь она вовсе никакая не Юля Нежданова, а Джулия Лопес! Как тебе имечко, а? Но самое главное, она затребовала у Ольги паспортные данные и уже на днях должна перевести через Western Union пятьдесят тысяч евро. Ты понимаешь, что это означает? Это означает, что через месячишко, максимум через два, мы с тобой полетим в Германию! Понимаешь?… Ты рада? А уж я-то как рад!.. Ну не морщись, пожалуйста! Если ты считаешь, что мы не вправе брать деньги Литвы — ради бога. Будем расценивать их как ссуду. Постепенно отработаем. Вот поставим тебя на ноги, определим на работу в суперэлитный салон, и ты за каких-то пару лет эти бабки запросто отобьешь. Только одно условие! Работать будешь исключительно в дамском зале! Ни за что не допущу, чтобы твои пальчики касались чужих мужицких шевелюр и проплешин. Между прочим, учти — я очень ревнивый. Правда, это единственный мой недостаток. А еще я очень хочу заняться с тобой любовью. А знаешь где?…

Андрей склоняется над Наташей и продолжает нашептывать ей разные глупости, которых она по-прежнему не слышит. Он знает это, но ему очень хочется верить в обратное. Ему даже кажется сейчас, что самые кончики запекшихся Наташиных губ слегка дрогнули, высказывая свое согласие. А может быть, наоборот, таким образом она сейчас смеется над ним. Над тем бредом, который он продолжает нести-нести-нести…

А вокруг по-прежнему всё так же что-то булькает, мигает, дергается стрелками не доступных пониманию простых смертных приборов «космической» внешности. Но Андрей уже давно не простой смертный. Ему теперь хорошо известно, что именно должны показать эти крохотные циферки и в какое именно положение должны выстроиться эти маленькие стрелочки в тот момент, когда Наташа решит, наконец, проснуться.

А за маленьким столиком, на которых уместился весь этот «микрокосмос», все так же дремлет вымотавшаяся за сутки медсестра Люська, положив голову на столешницу. И Андрей знает, что, пока Люська работает здесь, смерть обходит эту больничную палату за версту. Об этом ему рассказал ее муж — бывший карманный вор Жора по кличке Спринтер.

А за большим, чуть ли не во всю стену, окном по-прежнему идет снег.

Густой, липкий и теплый. Как кровь…