— Прошу, господа. Не пугайтесь, — обратился Бухтояров к Пуляеву с Ефимовым. — Это всего лишь воинская часть.

Пугаться они разучились давным-давно. Причуды их работодателя и теоретика справедливого распределения доходов принимали как должное, а потому переодевались в военную форму без вопросов и даже с некоторым удовольствием. Офицер занял койку Полуянова, Пуляев — Стасова, а Ефимов — Абрамкина. К их величайшему, однако, изумлению и Охотовед переоделся в мундир и отправился не куда-нибудь, а на кухню. Он стал Саловым.

— Друзья мои, — обратился он к ним за ужином, на котором присутствовали также полковник Адомашин, взиравший на происходящее с ужасом, и капитан Елсуков, пытавшийся балагурить, что у него получалось плохо. — Друзья мои. Эти достойные офицеры — мои хорошие знакомые. У них неприятности. Личный состав, и без того совершенно смешной по численности, отправился в самоволку. В большой побег. А на днях — инспекция. Может быть, даже завтра. Люди посторонние, личного состава не знают. Прием на дипломатическом уровне мы обеспечим. Ваша же задача — немного постоять в караулах, поперемещаться в пределах дозволенного, а если спросят, сказать фамилию и звание. Впрочем, до этого вряд ли дойдет. Вид у вас цветущий. Службу знаете. Еще два молодых человека прибудут с минуты на минуту. Они также надежные люди. Уедет комиссия, вы свободны. Получаете деньги — и все. Впрочем, нужна некоторая осторожность в высказываниях после о характере работы. Потом вернутся из самоволки беглые товарищи, их накажут и вернут в лоно вооруженных сил. А может быть, кто-нибудь и не вернется. Это уже их проблемы. Как вы уже догадались, часть эта третьестепенная, бывший учебный центр ракетных войск и артиллерии. Теперь здесь охраняют только лишь учебные пособия и тренажеры.

После ужина вы прослушаете лекции, для вашего же блага. Потом каждый хорошо затвердит свои новые имена и отчества, звания и прочее и так далее. А чтобы лучше запомнить, как и что, вечером — строевые занятия. Перед отбоем. Отбой не в одиннадцать, а в час ночи. Эти два часа — на неполную разборку, чистку и смазку личного оружия. Прошу, господа, не подвести, а теперь просьба откушать перловой каши с тушенкой и выпить чаю с оладушками. Честное слово, я старался.

Для полного попадания в ситуацию и артистизма перед лицом ожидаемых инспекторов после ужина было устроено построение по всей форме, капитан Елсуков попрекал грязными подворотничками и нечищеной обувью. Офицеру было предписано побриться, почистить бляху и доложить об исполнении через сорок минут. Он честно выполнил приказ.

Вся пикантность ситуации заключалась в том, что по возрасту заместители-фантомы не соответствовали отсутствующим. Поэтому на КПП при входе были «навечно» выставлены молодые люди, доставленные Бухтояровым из недр своего военно-исторического клуба. Почему он не заполнил все вакансии пацанами призывного возраста, выяснилось несколько позже.

…Полковник Адомашин в пятницу вечером покинул часть и отбыл в город, к жене и детям. Квартира в Красном Селе, купленная недавно в рассрочку, через облигационный заем, требовала сейчас внимания и рукоприложения. По крайней мере, обои решено было переклеивать. Перед этим Адомашин выпил водки с капитаном Елсуковым, передал ему ключи от сейфа, оружейной комнаты, блока спецсвязи, цистерны с дизельным топливом и складских помещений, а после выпил еще. Потом вышел за ворота, придирчиво посмотрев на находившихся в карауле сержантов Стасова и Полуянова, остался недоволен их внешним видом, но ничего не сказал, а пошел себе по длинной лесной дороге к автобусной остановке.

Капитан Елсуков вышел на свежий воздух, с тем чтобы обойти территорию части, прошел метров сто пятьдесят, тяжело вздохнул и вернулся.

По штатному расписанию здесь должно было служить шестьдесят семь человек, включая его и полковника. В наличии же было восемь. Дело по нынешним временам обычное и житейское. Еще хорошо, что под Ленинградом, а не под Бамутом, а зарплату можно и подождать. Дело их охранное. Бывший учебный центр с тренажерами, установкой для имитации пуска, классами и полигоном был то ли законсервирован, то ли забыт Богом. Впрочем, он не был забыт начальниками, которые умудрились разместить на складе части некие ящики с заведомо неверными надписями и записями в накладных и журналах. Возле бункера с ящиками этими велено было держать постоянный пост и обещано лишение голов и некоторых других конечностей в случае их пропажи.

Елсуков подошел к посту скрытно, что не помешало стоявшему там Абрамкину его своевременно обнаружить и разыграть положенный ритуал с опознанием и паролями. Оставшийся довольным Елсуков отправился в казарму, где застал рядового Славкина за пришиванием свежего подворотничка. Последний, вверенный ему подчиненный Салов, отбывал наряд по кухне. Елсуков, обнаружив, что обход части он уже совершил, отправился и к Салову, где снял пробу ужина. Гречка с тушенкой и салат из свежей капусты. Кроме того, чай и печенье.

В котельной работали вольнонаемные. Туда капитан не пошел, поскольку состоял в конфликте с «кочегаркой». Объяснять долго и неприятно. Он сам был виноват.

Совершив сей обязательный ритуал, Елсуков вернулся в свое личное помещение, в офицерский домик, послонялся и по нему, а после не раздеваясь улегся на свою койку. Пить ему больше не хотелось, телевизор ненавистный не манил, газеты валялись на столе нечитаными еще с прошлой недели. Елсуков закинул руки за голову, отыскал на потолке знакомые очертания пятна, похожего на озеро Байкал.

В двадцать три часа сорок минут рядовой Славкин отправился на пост номер два, то есть к воротам части, чтобы сменить сержанта Стасова. При этом Полуянов должен был еще половину смены оставаться на посту, так как с прошлой недели пришлось ввести скользящие наряды. Рядовые Иванов и Воробьев попали в лазарет по причине пищевого отравления (алкогольного) и находились сейчас в госпитале.

Для того чтобы получить свой автомат, Славкину пришлось разбудить капитана Елсукова. Тот встал, проделал необходимые манипуляции с дверью и ключами, выдал Славкину его оружие и рожок с боевыми патронами, после чего, не запирая дверь, стал ожидать с дежурства Стасова. Можно было оружие каждый раз у личного состава не отбирать, но на этот случай имелись строжайшие приказы. Страна переживала не лучшие времена.

Потом он услышал короткую автоматную очередь с той стороны, куда должен был отправиться сейчас Стасов, а потом еще одну, выглянул в окно и увидел бегущего к нему Полуянова, размахивающего руками и при этом молчащего, с автоматом на плече.

— Капитан, капитан! Славкин, сука, ногу себе прострелил. Кровью истекает.

— Как прострелил?

— Дурак он. Пойдем, капитан!

Настойчивость Полуянова капитану не понравилась. Он этого сержанта-сверхсрочника не любил. Тот давно должен был уйти на гражданку, но пожелал остаться сначала еще на один год при части, потом еще. Когда возникла эта нелюбовь, капитан сейчас отчетливо не мог вспомнить, как не смог бы и назвать причину. Он доподлинно только знал, что Полуянов жаден.

— Славкина тащи сюда, Стасов пусть остается на посту. Исполнять.

— Капитан, капитан…

— Я что сказал?

— Да тут идти-то.

— Мигом!

— Слушаюсь, — буркнул Полуянов и, немного отойдя, потащил с плеча автомат…

Елсуков упал на пол, перекатился, кувыркнулся и уже под пулями упал за стальную дверь оружейной комнаты, захлопнул ее, ударил по задвижке. Снаружи застучали пули, дверь вспухла стальными ушибами, кругляшами, но выдержала.

Уцелел и Абрамкин, молодой парень из Пскова, услышавший выстрелы на посту и не получивший от капитана ответа по телефону, висевшему рядом на столбе. Тогда он залег за этим самым столбом, вовремя заметил Полуянова и на лицемерные реплики: «Витек, там капитан пьяный балуется, Витек, не стреляй» — прижал сержанта Полуянова очередью к земле, после чего тот отполз из зоны обстрела, с полминуты подумал, добежал до кухни, где половину рожка выпустил в живот Салову, в подвернувшийся под руку вещмешок загрузил хлеб и консервы и, уже покидая часть, на ходу собрал снаряженные рожки мертвых товарищей. Автомат Стасова он еще с километр нес с собой, но, трезво подумав, спрятал его под валежником, метрах в двухстах от дороги, где его и нашли вскоре.