21 октября
Сегодня зашёл к «Бауэру», и как ты думаешь, кого я увидел? Кто сидел там в разбойничьей шляпе, сдвинутой на затылок, и с узловатой палкой, зажатой между вытянутыми ногами? Фритьоф! Я его едва узнал, он очень постарел за последнее время, борода поседела, веки опухли и покраснели. Но при всём при том у него очень важный вид; даже здесь, в Берлине, он привлекает внимание. Он приехал сюда из-за своих картин, которые выставлены на продажу. Как художник он тоже имеет успех: газеты много им занимаются. Я в этом мало смыслю, но он потащил меня с собой полюбоваться его картинами, и действительно, среди них есть превосходные вещи. Например, несколько больших полотен, изображающих бурю на Балтийском море. И вот, пока я разглядывал эти картины, меня волновала мысль о том времени, когда хорошо закреплённые железные «поплавки» в тысячу тонн весом (ты знаешь о них из моей книги) протянутся вдоль западного побережья Ютландии и, качаясь на волнах, начнут высасывать всю энергию морского прилива. Я даже спросил Фритьофа, не случалось ли ему, когда он сидел на берегу и рисовал эти волны, горевать при мысли о той массе превосходной энергии, которая тысячелетиями пропадала и продолжает пропадать втуне для человечества и его культуры. Но он тут же завёл старые и нудные жалобы о гнусности индустриализации и об осквернении природы. Тогда я спросил у него, неужели ему и в самом деле не импонирует мысль о том, чтобы обратить все эти потерянные лошадиные силы на пользу обществу, послать их по проводам через всю страну, оделить ими все города, провести их в каждый дом, — так, чтобы морские волны пустили в ход машину швеи из Холстебру и раскачали детскую люльку у матери из Виборга. Ты бы посмотрела при этом на его лицо! «Это ещё что? — заревел он так, что на нас стали оборачиваться. — Вы, мерзавцы, хотите превратить моё море в вьючного осла?»
Его не переубедишь. Мне его даже жалко стало, когда я поглядел на него: стоит человек в мягкой шляпе, в развевающемся галстуке, с узловатой палкой, — и возмущается, как дикарь. Я сказал себе самому: «Вот последний художник!» лет через двадцать таких людей будут сажать в сумасшедшие дома, а после смерти их чучела выставят в музее рядом с мамонтом и трёхгорбым верблюдом…
23 октября
Вчера у меня был большой день. Недавно я прочёл в газетах об опытном пуске плотины нового типа, который должен состояться под наблюдением группы приглашенных для этого инженеров возле маленького городка Беркенбрюк, в двух часах езды отсюда. Поскольку мне тоже захотелось присутствовать при пуске, я отправился в датское консульство, твёрдо уверенный, что оно сочтёт своим долгом помочь мне получить приглашение. Но когда я изложил свою просьбу, глаза моего собеседника от удивления стали такими круглыми, каких я не встречал за всю свою жизнь. Ему пришлось даже прислониться к спинке стула, чтобы перевести дух. На его памяти, сказал он, доставали билет в королевский театр одной заезжей актрисе и исхлопотали для каких-то датских учёных право доступа в отдел рукописей, но такое!.. Пожилой мужчина, который вышел из соседней комнаты (вероятно, господин консул собственной персоной), уставился на меня с ещё большим удивлением и по-отечески растолковал мне, что на такого рода любезность не следует рассчитывать в чужой стране, а особенно в Германии, где и вообще-то иностранцев не очень жалуют. Во всяком случае, прежде чем их консульство может что-либо сделать для меня, им необходимо запросить наше министерство, для чего я должен составить письменное ходатайство в двух экземплярах, приложив в нему необходимые рекомендации и свидетельство о сдаче необходимых экзаменов от всех и всяческих учебных заведений, которые я посещал начиная с семилетнего возраста, и т. д., и т. п., — короче говоря, я почувствовал, что снова попал в добрую старую Данию, в заповедное царство бессмыслицы. Тогда я решил попытать счастья на свой страх и риск. Вчера утром я первым же поездом выехал в Беркенбрюк, немедля отыскал главного инженера, который моментально выдал мне пригласительный билет да ещё поблагодарил меня за внимание к их деятельности и предоставил в моё распоряжение все материалы о подготовительных работах.
Попытаюсь объяснить тебе, что я там увидел. Так вот, задача заключается в том, чтобы отремонтировать быки моста, а для этого надо осушить на одном участке русло реки. Сперва хотели просто перегородить реку, как это делают всегда, но здесь слишком сильное течение, и они не смогли бы закрыть плотину, не пустив воду по отводному каналу, а это, при данных условиях, было бы слишком дорого и сложно. Тогда решили (и это-то и есть качественно новое и наиболее интересное), чтобы река сама помогла закрыть плотину: огромный деревянный ящик, соответствующий по размерам отверстию в плотине, спустили в воду с необходимым грузом, а управляли ящиком с берега. Всё сошло превосходно. Когда ящик приблизился к отверстию даже немного раньше, — в плотине что-то подозрительно зашумело, и вода сильно поднялась, но течение всё-таки прибило ящик к отверстию, и он заткнул плотину, как пробка горлышко бутылки. Это была волнующая минута! Мне хотелось бы, чтобы ты своими глазами увидела это. Для полноты эффекта одновременно неподалёку раздались взрывы, — это пробивали временный сток для воды в заболоченное озеро.
Затем подали шампанское в разбитой тут же палатке, и все произносили речи. А потом (смотри, не свались со стула!) я тоже провозгласил здравицу в честь немецкой технической мысли, которая ещё раз блестяще доказала миру своё превосходство. Получилось очень здорово. Конечно, у меня не всё клеилось с языком, но там, где не хватало слов, я выразительно жестикулировал. Речь моя вызвала бурю восторга. Люди бросились ко мне со всех сторон, все хотели пожать мою руку, а присутствующие репортёры выудили из меня интервью. В сегодняшнем номере «Тагеблат» ты можешь найти моё имя.
И ещё я познакомился на этой же встрече с профессором Пфефферкорном, который может мне очень пригодиться. Он преподаёт в Берлинском политехническом институте, а кроме того — до чего тесен мир! — хорошо знаком с нашим Ароном Израелем и по этой причине до некоторой степени интересуется жизнью Дании. На прощание он пригласил меня заходить… Ты упрекаешь меня, дорогая, за мои суждения о Натане. Ты, кажется, даже немного обижена тем, что я не признаю его своим духовным руководителем. Отвечу тебе, что я, конечно, очень многим ему обязан, — этого я и не отрицаю. Но, как воспитанник университета, он на всю жизнь останется неисправимым эстетом, не имеющим ни малейшего понятия о практических запросах нашего времени. Когда я недавно пытался дать ему хотя бы поверхностное представление о моём проекте, он почти не дал мне открыть рта. Он тут же заговорил о какой-то пьеске, которую недавно прочёл, о внутренней политике и ещё бог знает о чём. О моём же проекте он только и смог сказать, что находит его «весьма фантастическим». Вот видишь! И такого человека я должен считать своим наставником. Да он не более прогрессивен в своих взглядах, чем Фритьоф, он не имеет ни малейшего представления о том, какие чудеса сулит нам будущее, и о том, что эти чудеса в конце концов перевернут все порядки на земле, включая и политику. «Фантастический»! Живя здесь, я ещё более утвердился в прежнем мнении: для нас всего фантастичнее именно тот факт, что мы с нашими природными богатствами продолжаем влачить жалкое существование безответной Золушки, которое кажется нашим правителям лучшим залогом национальной независимости и естественной почвой для развития нашей культуры. Я лично считаю, что при такой малочисленности у нас есть только одно средство утвердиться среди остальных государств, и это средство — деньги. Помнишь, я писал в своей брошюре: «Существование такой карликовой страны, как Дания, само по себе уже сейчас есть нелепица, в дальнейшем же существование такой маленькой и нищей страны просто невозможно. Мы должны завоевать уважение своими богатствами, а для этого нужны деньги, деньги и ещё раз деньги». Только блеск золота зажжет «свет над страной», о чём так любит толковать Натан и ему подобные. Культ бедности всегда рано или поздно становится лишь поживой для попов.