На полу в лаборатории он насчитал семь черных маслянистых пятен, покрытых белой изморозью смерти.

– Эх, Эрион, Эрион… Как часто мы не можем определить, какая из зол наихудшая. Ты не захотела остаться жить в старой оболочке. Твоя жадность выбрала для нас для всех смерть, – очень тихо, почти про себя, с сожалением произнес Эрихорн.

Потом он поднял голову, туда, где находились верхние Ветви Дерева.

Там умирали Стихии.

– Риддик всего лишь человек. А человеку присуща жалость. Если покаяться перед ним за все содеянное, изобразить покорность, слабость и глупость, может быть, человек пожалеет нас и оставит в покое. Оставит всем Жизнь?

Гравитационная платформа плавно въехала в воздушный столб и стремительно понеслась вверх.

Древняя раса – гордая раса.

Глаза Эрихорна сощурились, превращаясь в узкие щелки, брезгливость перешла в дрожь, которую стало не унять, и которая начала сотрясать все тело. И пока платформа поднималась, Эрихорн болезненно морщился, пытаясь бороться с собой.

– Унижаться перед ничтожеством… перед жалким глупым чвиксом? Мне? Богу?

И Эрихорн выпрямился, упрямо выпячивая челюсть вперед.

Риддик отбросил разрядившийся и бесполезный жезл в сторону и зарычал. Глаза слипались от едкого чужого масла на лице, от крови и пота. Руки окаменели и ничего не чувствовали, нож давно стал продолжением ладони. Ноги вросли в пол, и даже если б он захотел, то не смог бы их сдвинуть.

Дропп едва держался на ногах.

Маслянистые пятна залили весь пол и плотным слоем поднялись по самую щиколотку.

Отступившие ртарцы быстро перемещались вдоль стен, готовясь к следующей атаке.

– Если бы Птенец был здесь, – слова кусками отрывались от губ, – то уже б давно услышал эти вопли…

– Смотри…

Под самым потолком начали медленно проявляться огромные чешуйчатые крылья.

– Шеркан… – и дропп без чувств свалился на пол.

Птенец упал сверху, накрывая массой плотного воздуха и сбивая в кучу всех оставшихся в блоке ртарцев. Он безжалостно поливал их яркобелой плазмой, не пропуская ни одного, не оставляя даже пятен, испаряя их без остатка.

Риддик упал на колени, закрыл глаза и, устало улыбаясь, с наслаждением слушал грозный клич Птенца боевого Гнезда АртэМа.

Платформа остановилась, и Эрихорн спустился в основной переход космопорта. Платформа мягко ушла в сторону и растворилась в голубом потоке, ожидая следующего вызова.

И тут он услышал клекот.

Боевой клекот Птицы.

Эрихорн споткнулся и широко раскрыл глаза. Испуг пришел неожиданно, поднялся изнутри, жаром окатил спину, ладони и лоб, и одновременно двумя ледяными клешнями впился в мозг.

Он не слышал этих звуков много лет. Сколько лет? Сотни, тысячи?

Неужели эти глупцы притащили сюда еще и Птицу?

Оболочка Эрихорна пошла рябью и затрепыхалась в неустойчивом состоянии, на грани двух структур. Потом он взял себя в руки, перешел в состояние воздушной Стихии и плавно поплыл вперед по переходу.

Навстречу текла смерть. Черным маслянистым потоком. Медленно и неторопливо.

Эрихорн плыл над черным полом, а в его ушах стоял мстительный клекот Птицы.

Шлюз был полуоткрыт, автоматика шипела, а желтый матовый шар входа мягко мерцал в промежуточном режиме. Эрихорн заглянул внутрь.

Птенец, съежившись, прилип к дымящемуся полу, раскрыв крылья и опустив их кончики вниз.

– Холодно. Как холодно… – Птенца трясло.

– Шеркан… – прошептал Риддик. Он дотронулся до поверхности корабля и почувствовал, как из его рук, прямо из середины ладоней начало литься тепло. И этим теплом хотелось бесконечно делиться с Шерканом. – Дружище…

Эрихорн смотрел как человек, из которого просто била обжигающая всё вокруг энергия, успокаивающе гладил дрожащего Птенца.

– Откуда в тебе столько нежности и любви? – спросил Эрихорн у Риддика. – Ведь ты сам никогда не знал их и не видел.

Риддик замер. В тишине громко стучали четыре сердца.

– Наверное, я очень долго изучал обратную сторону этих чувств. И понял, что есть такие же сильные чувства. Только другие, – ответил Риддик, оборачиваясь.

Возле входа в блок стоял старый ртарец.

– У него больше нет энергии, – сказал ртарец. – Если он ее не получит, то скоро умрет.

Эрихорн неспешно подлетел к черной глянцевой поверхности и поочередно включил на ней все пульты управления. Подслеповато поискав чтото, ртарец включил энергетические столбы, которые белыми колоннами в шахматном порядке распределились по всему карантинному блоку.

– Птенец в состоянии определить нужный ему поток энергии. Это не зарядит его, но позволит выжить, – ртарец опустился на пол и устало оперся локтем на сверкающую разноцветными огнями поверхность.

Риддик жестом приказал Шеркану проверить.

Шеркан молча и нехотя вполз в один из белых столбов, и притих там, потихоньку согреваясь и расправляя крылья, время от времени шипя в сторону ртарца.

Вдруг Эрихорн на миг замер и осмотрелся вокруг, прислушиваясь. Его очертания стали прозрачными, а потом он вытащил дроппа откудато прямо из пустоты.

– Видимость или невидимость. Это грани для молодых. Вам надо еще учиться и учиться, – произнес Эрихорн, держа дроппа за руку и пристально глядя ему в глаза. – Невидимое становится видимым, когда чувствуешь только струящиеся излучения.

Шеркан зашевелился и опустил трап. Риддик приказал Джен Хое подняться на борт.

– Мы называем вас чвиксами, но вы давно стали расой Людей, – сказал Эрихорн, пытливо всматриваясь в Риддика.

Риддик поднялся по трапу, задержался на входе…

И вернулся.

Он долго стоял и смотрел в глаза ртарцу, ожидая, что тот скажет хоть чтонибудь. Попытается объяснить или оправдать поступки своей расы.

Ведь старый ртарец был другим, чем те, чье черное масло вытекало из блока. Он был спокоен и мудр. Риддик знал, что спокойствие и мудрость приходят с годами. С большим жизненным опытом, с оставленными позади победами и поражениями, с болью, потерями и радостями. С осознанием собственных ошибок, и четким видением ошибок других.

Риддик видел это все в глазах ртарца. Как и видел, его старую оболочку, которую надо было сменить давнымдавно, истончившуюся настолько, что было не понятно, в каком из состояний ртарец находится. Видел его уже непослушные руки, скрюченные пальцы, дряблую шею, немощные ноги.

– Предсказаний больше нет, – объясняя всё, тихо произнес Эрихорн. – Я открою сгусток.

Риддик кивнул – он не знал, как сказать ртарцу спасибо.

Глядя, как корабль плавно взлетает вверх, Эрихорн гордо вскинул голову и сказал:

– Лети, Человек.

И заплакал.

Позже, успокоившись, Эрихорн спустился на самые нижние Корни Дерева и открыл наружный шлюз. Поток обжигающего ветра опалил его лицо. Эрихорн судорожно вдохнул и ухватился руками за перила смотровой площадки. Здесь должны были быть Корни. Благословенные Корни. Животворная энергия солнца сочилась бы в них и лилась вверх по Стволу. Но вместо них стояли мощные генераторы, вибрация которых сотрясала всё Дерево. Эрихорн сел на край площадки и закрыл глаза, всё еще ощущая в руке крепкое благодарное рукопожатие.

Риддик посмотрел на Джен Хое, прислушался к Шеркану и, понимая, что от этих двоих сейчас пользы нет, молча спустился на нижнюю палубу и один за другим подключил все восемь элементов к кораблю, потом поднялся на капитанский мостик и сел в кресло.

– Управление капитану!

Автоматически выполняя привычные действия, Риддик вывел корабль из карантинного блока к открывшейся стене сгустка и вылетел наружу. Уверенными движениями выровнял корабль, уводя его от сильных и мощных потоков ветра, которые поднимались вдоль огромной металлической основы планеты Четырех Стихий. Он поднял корабль на искусственную орбиту, один раз облетел Дерево, восхищаясь его мощью и неповторимой красотой, и ушел из системы. Во внешних пределах Риддик развернул корабль в обратную сторону, лицом к звезде, и остановился.

– Шеркан! Я обещал тебе звезду?