— Все знают, чья я жена. «Око света» видели многие в салоне на выставочной витрине. Анне Гурьевой неприлично задавать вопросы, а меня ими засыпали бы. Первый. «Правда ли, что Гурьев купил гарнитур жене?» Что, по-вашему, я должна ответить? Подтвердить или опровергнуть? О продаже в салоне никто не говорил, в витрине не стоит табличка «Продается» или «Выставляется на аукцион». Произведения искусства чаще всего продают с молотка, а тут все осталось под завесой тайны. К чему мы и стремились. Сплетни — лучшая реклама. Вот почему мне не следовало появляться в отеле, несмотря на официальные, а не купленные приглашения. Юлиан Андреевич выполнял заказы для нынешних владельцев отеля; С ними поддерживаются деловые партнерские отношения. Это все, что я могу сказать.

— Кто мог знать о ваших договоренностях с банкиром Гурьевым?

— Никто! — резко ответил Печерников.

— Как вы передали гарнитур банкиру и когда? — спросил Кулешов.

— Алина открыла в банке Гурьева индивидуальную банковскую ячейку, в четверг отнесла туда коробку и оставила в ячейке, а Гурьев ее забрал. Он же хозяин.

— Ну да, банковская тайна у нас не в почете, — хмыкнул Скуратов. — «Око света» пролежало в ячейке четверг, пятницу и субботу. До вечера субботы. Впрочем, это не имеет значение.

Новоиспеченная команда сыщиков ушла.

— Что скажешь, Веня? — спросил полковник, садясь в машину.

— «Шерше ля фам». Ищите женщину. Как ни крути, но ограбили Анну в женском туалете, и без женщины тут не обошлось. А если аферу задумала баба, то мы клубок не распутаем. Я занимаюсь женщинами постоянно, но каждый раз натыкаюсь на открытия.

— Может быть, нам привлечь к розыску даму?

— Да. Ту, которая провернула дело. Вы видели этих красоток. Жена банкира, жена ювелира… И где они таких раскапывают?

— Кому, как не тебе, знать, Веня.

— Речь идет о другой категории женщин, Леонид Палыч. Я уже давно не хожу на тусовки, где пасутся шалашовки, называющие себя звездами и светскими львицами. Я бы оскорбился, получив кличку «Звезда». На них стыдно смотреть. Не дай бог уподобиться. Убогие щенята называют себя львицами. Коко Шанель оскорблялась, когда ее называли светской львицей. Она гений. Одевала весь мир, создала свой стиль, неповторимый и обворожительный, а у нас любая вертихвостка, бездарно мелькнувшая на экране, уже пыжится от звездности. Обмельчали, над нами смеются.

— Откуда столько злобы, Веня?

— За державу обидно.

— Но на приеме не было тех, о ком ты говоришь. Медийных лиц. Так их называют.

— На Каннском фестивале их тоже не встретишь. Приглашения продавались выборочно, несмотря на цену билета. Вот почему никто не ожидал открытого ограбления. Оказалось, наш мнимый бомонд не лучше медийной шушеры. Дело спланировано, в экспромт я не верю. А чтобы планировать, надо знать подробности. Цель была определена заранее, жертву вели.

— Я тоже так думаю. Пора по домам, утро вечера мудренее. Увидимся завтра, партнер.

Репортер расплылся в улыбке, ему льстило стать партнером человека, у которого он служил стукачом.

Полковник просмотрел все пленки видеонаблюдений еще раз. После того как подвез Скуратова домой, он приехал в управление и застал на месте майора Панкратова. Кулешов подбирал себе людей не по личным делам из папок управления по кадрам, а не раз проверенных в деле и не нуждающимся в лишних словах и напоминаниях.

— Вот, Леонид Палыч, после выезда фургона из гаража уходит и сторож, с которым я разговаривал. Тут темновато, мы видим лишь его силуэт. Я его хорошо запомнил, но это нам не поможет. Такие приметы как волосы, усы, очки, даже цвет глаз, все заменяемо: усы наклеить, надеть линзы… Ясно одно, сторож — сообщник. Я даже не стал искать настоящего. Валяется где-нибудь связанный, ничего не помнит и не видел. Этот хмырь может быть главарем. Он контролировал процесс. И куда пошел? Он не торопится. Машину оставил в двух кварталах, сел и уехал. Ищи ветра в поле. Теперь об уборщиках. Студенты иняза. Их взяли на работу из-за знания языков. Ребята ездили к ним домой. Адреса липовые, таких там нет. А по второму адресу вообще магазин, а не жилой дом. Все, что мы можем, — это сделать фоторобот. Мы их видели. Но нужно ли? Нанятые со стороны, они не в деле. Заработали и смылись…

— Стоп. Помолчи минуту, Женя. Тебя послушаешь, и руки опускаются. Что мы знаем? Участников операции надо ликвидировать, главарю не нужны свидетели. А может, ему нечем с ними расплатиться? Он украл бриллианты, которые невозможно продать. Значит, он выполнял чей-то заказ. Зачем гора камней, с которыми никуда не сунешься? Если сторож — главарь, то я могу принять предположение, что он погубил подельников, ехавших в фургоне. Сжег свидетелей, да и платить не надо. Одна неувязочка: в фургоне ехали Сева Дербенев и Иван Шатилов. Установлено на девяносто процентов. Мы их видели на экране, а в машине нашли знаменитый перстень Дербенева. Вот тут и начинается путаница. Дербень никогда ни на кого не работает. Он лидер. Мозг любой операции. Он хозяин положения, кукловод и вдруг идет на дело в качестве шестерки. Исключено. Он никому не доверяет. И правильно делает. В итоге мы находим его труп, запертым в железной прогоревшей банке. Зачем ему нужен такой риск? Дербень на следующую субботу наметил серьезное дело. Мы знаем не все, но ловушки расставить сумели бы. Я рассчитывал взять его с поличным, за оставшиеся дни мы уточнили бы его планы. Он не прятался и находился в поле нашего зрения. В понедельник Дербень исчез. Как в воду канул. Я знал, что он выплывет. Ему надо довести подготовку до ума. И вот он выплыл. В виде трупа. Ответь мне, старому дураку, на вопрос: у человека есть железное дело на миллион, будет он ввязываться в банальную махинацию в качестве шестерки и тащить в болото своих надежных ребят? Что ему с этих бриллиантов? Заказчик больше миллиона за «Око света» не предложит. Так деньги надо на всех поделить. Черт с ними, со студентами, но скольких они еще задействовали людей, мы не знаем.

— А если операцией руководил Дербень?

— Я уже думал об этом. Ему нельзя привлекать к себе внимание накануне крупной операции и уж тем более терять своих людей.

Помолчав, майор спокойно сказал:

— Он отменил субботнее дело. Вы же его вычислили. Понял, что вы готовите ему ловушку, и отменил операцию. Или того хуже. Субботний налет был блефом специально для нас. Если мы его просчитали, значит, он этого хотел. Раньше каждый его выпад сваливался нам на голову как снежный ком. Потому он и ходит до сих пор на свободе. Тут мы его просчитали и выставили капканы… А то он этого не знал.

— Может быть, — задумчиво протянул Кулешов. — Тогда мы полные идиоты. Но если бриллианты были главным его делом, то почему он так глупо погорел в прямом и переносном смысле?

— И на старуху бывает проруха.

— Мы решим эту задачку, если узнаем, в чем Дербень просчитался. Где и на чем споткнулся.

— Вам кофе заварить?

— В самый раз. Уже светает.

Полковник Федоров глянул на часы. Четверть одиннадцатого. Для него это рань. По биологическим часам он был «совой» и в выходные дни любил поспать, обычно его утро начиналось в полдень, но сегодня пришлось встать раньше. Ночной пожар на дороге его не очень волновал. Дорожные аварии не затрагивали престиж управления. Подвернулся случай поработать с Московским уголовным розыском, а значит, при активном участии в деле, связанным с крупным ограблением, на тебя обратят внимание в Москве. Пора подниматься вверх по лестнице. Из своего района он высосал все, что мог, работа поставлена на жесткие рельсы. Однако теперь начались проблемы. Начальник управления зажрался и попал под колпак прокуратуры. Безмозглая деревенщина, туда ему и дорога. Язык ему развязать не смогут. Одно имя, и он сдохнет на нарах, не дожив до следующего допроса. Из Москвы прислали новую метлу. Этот будет пыжиться, пока не перетащит в область всех своих. Положение стало незавидным, и Федоров решил, что наступил решающий момент. Леня Кулешов вполне может вытащить его из болота и открыть дорогу в столицу. А там другие возможности и бескрайние просторы. Надо постараться. Федоров решил вложить свою лепту в дело Кулешова. Пусть задарма, но оно того стоило.