– Выгружайте! – скомандовала Анна. – Айн, цвай, драй…

Она начала отсчет почему-то по-немецки, и только теперь Кирилл понял, что она отчаянно трусит. Африканцы этого, к счастью, не заметили, и энтузиазм, с которым они принялись выбрасывать коробки из лодки на песок, был совершенно неподдельный.

– Скорее, стахановцы! – поторопила их Анна.

Заложник смотрел на нее мутными от страха глазами. Когда все коробки оказались на песке, Анна качнула стволом винтовки – прочь, мол. Африканец молнией метнулся к лодке. Товарищи смотрели на него с благоговейным ужасом. Так смотрят на чудом выкарабкавшегося с того света.

Лодка отчалила и стремительно понеслась прочь. Только тогда Анна отбросила в сторону винтовку и опустилась на песок рядом с Кириллом. У него была разбита голова, и кровь, стекая по лбу и по щеке, капала в песок.

– Больно?

Кирилл не успел еще ничего ответить, а Анна уже рвала подол своего платья – получились длинные ровные лоскуты. Она промакивала рану, Кирилл морщился, а Анна приговаривала:

– Потерпи! Это недолго! Сейчас все будет хорошо.

Ее руки были легки и ласковы. Кирилл чувствовал, как к нему возвращается жизнь.

Лоскутов Анна наделала множество, и на ней теперь было мини-платье.

– Еще, – попросил он.

– Что еще? – не поняла Анна.

– Промокни рану.

Она с готовностью рванула очередной лоскут и тут догадалась, в чем дело, улыбнулась тихой улыбкой и сказала с печалью в голосе:

– Ты еще шутить способен.

Склонилась и покачала головой:

– Какой же ты недотепа!

Была похожа на мать, горюющую над непутевым сыном.

– Как ты прожил здесь один целых пять лет? Ведь ты не приспособлен ни к чему. Мальчишка.

Мальчишка – это было уже совсем обидно.

– Ты не задавайся! – осерчал Кирилл.

– Это ты не задавайся.

Голос ее прозвучал как-то по-особенному, не так, как прежде. Кирилл повернул голову и обнаружил, что Анна плачет.

– Что такое? – всполошился он.

Анна замотала головой и отвернулась.

– Что случилось?

А ей просто было его жалко. Он догадался наконец и бросил с досадой:

– Меня жалеть не надо! Ты и сама могла бы попасть в переплет. Патроны-то все расстреляла. И если бы эти паразиты догадались…

– Я не все расстреляла.

– Все! Было пять выстрелов.

– Четыре!

– Пять!

– Четыре!

– Пять! Я считал!

– Ты плохо считал.

Он дотянулся до винтовки и взял ее в руку. Ствол винтовки смотрел Анне в грудь, и она отвела его от себя быстрым движением. Кирилл нажал на курок. Грохнул выстрел.

– Вот он, пятый, – сказала Анна сквозь слезы.

И опять повторила:

– Недотепа.

Это было обидно, но возразить было нечего.

Морозов пересек кабинет из конца в конец и зачем-то запер дверь на ключ. Бородин ничего не сказал, но его выдал взгляд – удивленный и немного настороженный.

– Чтобы нам с вами никто не мешал, – пояснил Морозов негромким доверительным голосом. – Кстати, я вас предупреждал, что сегодня вы не сможете больше заниматься делами?

– Да.

– Вот и отлично. Отдохнете. Но сначала мы с вами поработаем.

– Какие-нибудь уколы? – подозрительно осведомился Бородин.

Морозов даже рассмеялся.

– Что вы! Никаких уколов. Мы просто с вами побеседуем.

– О чем?

– О жизни. О вашей жизни, Андрей Алексеевич. Узнаем, что вас тревожит.

Бородин при последних словах напрягся, и от доктора это не ускользнуло. Он склонился над Бородиным.

– Вам не надо ни о чем волноваться, Андрей Алексеевич. У меня перебывали сотни таких пациентов, как вы, и всем им я смог помочь. Главное – это доверие…

Бородин хотел поправить говорившего, ведь главное все-таки не просто доверие, а доверие взаимное, но сказать ничего не смог, у него вдруг потяжелели веки, и голос доктора уже удалялся, становился тише, хотя Бородин и видел – склонившийся над ним человек не сделал ни шага в сторону.

– Все у нас получится, – продолжал нашептывать Морозов. – И все уйдет прочь. Шум шелеста, шуршанье и шмель жужжит, шурша…

Бородин утомленно прикрыл глаза. Он проваливался куда-то в темноту и мог бы пропасть в этой бездне, исчезнуть, если бы не слабый голос доктора, удерживающий Бородина на самой границе яви и сна. Все звуки сплелись и превратились в равномерный шум – ш-ш-ш-ш – и не было сил сопротивляться.

Морозов быстрым движением приподнял веко пациента.

– Андрей Алексеевич! – позвал он.

Бородин не реагировал. Морозов ударил его ладонью по щеке. Бородин вздрогнул и открыл глаза. Взгляд у него был мутный, словно у пьяного.

– Вы меня слышите?

– Да, – ответил вяло Бородин и повел взглядом по сторонам, явно не узнавая окружающей его обстановки.

– Как вы себя чувствуете?

– Нормально.

– Давайте поговорим? – предложил Морозов.

Его собеседник лишь молча кивнул.

– Вам нравится ваша работа, Андрей Алексеевич?

– Да.

– Что вас в ней привлекает?

Бородин не очень уверенно махнул рукой:

– Ну, это трудно объяснить.

– А вы попытайтесь.

– Чувствую свою значительность.

– В глазах окружающих?

– И это тоже. Но главное – сам себя уважаешь.

– А что же вас гнетет?

– Меня гнетет?

– Да, вас. Что-то тревожит в последнее время. Я угадал?

– Угадали.

– И что же?

– Это страх, доктор.

Бородин произносил слова медленно, со стороны казалось, что он сейчас не в себе: словно находится под воздействием наркотиков.

– Чего вы боитесь?

– Смерти.

– Вы еще очень молоды.

– Я умру не от старости.

– А от чего?

– От пули.

– Чушь! – протестующе скривился Морозов.

– Э-э, нет! – не согласился Бородин и как-то пьяно погрозил пальцем. – Меня убьют, я в этом уверен.

– У вас есть враги?

– Сколько угодно!

– И вы их знаете?

– Если бы я их знал! – глупо хихикнул Бородин. – Я бы их уже не боялся.

– Почему?

– Их уже не было бы.

– Убили бы их, да? – допытывался Морозов.

– Да.

– Вы?

– Я? – удивился Бородин. – Ну что вы. Для этого есть другие люди.

– Киллеры?

– Киллеры, да. Наемные убийцы.

– Вам уже приходилось это делать?

– Что?

– Заказывать убийство.

– Да.

Бородин это «да» произнес спокойно и вяло, будто в полусне.

– Это были ваши конкуренты?

– Кто? – не понял Бородин.

– Те, кого убили по вашему приказу.

– Да.

– Они доставляли вам много хлопот?

– Да.

– И вы, пока они были живы, пребывали в постоянном напряжении?

– Да.

– Вот как сейчас?

Пауза.

– Вы и сейчас себя плохо чувствуете, – напомнил Морозов. – Что-то вас тревожит. Опять есть конкуренты, которые вам мешают?

Повисла пауза.

– Я не совсем прав? – догадался Морозов.

– Да.

– Так в чем же тогда дело?

– Я не вижу конкретных врагов.

– Может, их нет вовсе?

– Есть.

– Откуда такая уверенность?

– Я просто знаю. Есть люди, которые хотят, чтобы меня не было.

– Почему они этого хотят?

– Я им мешаю.

– Именно вы?

– Именно я.

– Это как-то связано с вашим бизнесом?

– Самым непосредственным образом. У нас сделка, очень крупная сделка, на шестьсот миллионов долларов. Комиссионные такие, что по ее завершении можно больше ничем не заниматься. Очень жирный кусок. И его хотят отнять.

– Кто?

– Многие, кто хочет.

– Если вас выведут из игры, то этот контракт достанется кому-то другому?

– Да.

– И в этом причина всех ваших страхов?

– Да.

– По завершении сделки вас могут убить?

– В принципе могут. Но тогда моя жизнь не будет иметь такой ценности.

– Значит, опасность уменьшится?

– Думаю, да.

– Когда эта сделка состоится?

– Через месяц.

Бородин уже прикрыл глаза, он слишком устал, и силы его покидали. Но Морозов должен был все доделать до конца, склонялся над пациентом, стал торопливо задавать вопросы: