— Я даже не замечал этого. В это время я обычно на работе… или развлекаюсь с тобой, моя сладкая. Но ты права. Красота потрясающая!

Он медленно поцеловал Кейт в шею, потом в плечо. У нее перехватило дыхание, и она прошептала, заранее зная ответ:

— А чем ты планируешь заняться после пиццы?

— Ну, это просто. Собираюсь обмазать тебя мороженым и слизать его.

— Мы безумцы.

— Согласен.

— Мы чокнутые.

— Не возражаю.

— Мы…

— Ты абсолютно права, моя любовь! Они лежали на простынях, за которые Брюс извинился, говоря, что они старые. Хорошо, что старые. И новыми им уже не быть никогда. Отстирать их от четырех сортов мороженого, вишневого сиропа, сахарной пудры и шоколада не представлялось возможным.

— Я иду в душ.

— Я тоже.

Кейт расхохоталась.

— Ты что?

— Я не могу поверить, что мы это сделали.

Это было так… так невероятно!

— Брось ты! По сравнению с тем, что мы делали в течение последних дней и ночей, это всего лишь мороженое.

Кейт потянулась к Брюсу и слизнула шоколадное мороженое с его щеки. Он поймал ее губы, припал к ним жадным и чертовски сладким поцелуем. Пауза была долгой.

— Кейт…

— Да?

— Представляешь, сегодня ровно неделя, как мы встретились.

— Не может быть!

— Всего неделя…

Они молчали и думали о своем. Правда, об одном и том же. Скоро всему этому конец. Кейт закусила губу.

Я люблю тебя, Брюс.

Эти слова вырывались у нее, когда они занимались любовью, и это было естественно — в порыве страсти чего не скажешь. Но сейчас…

Она не могла признаться ему в своих чувствах, не могла даже позволить самой себе поверить в свою любовь. Но это мало, что меняло. Любовь не нуждается в подтверждениях, запретах, допусках и прочей ерунде. Она просто приходит — и заполняет человека до краев.

Кейт больше ничего не боялась рядом с Брюсом. Она доверяла ему полностью. Она стонала в его объятиях, смеялась над его шутками, радовалась каждому мигу рядом с ним. Она чувствовала себя свободной, словно птица, счастливой, как ребенок, красивой, как богиня…

Любовь цвела в ее сердце пышным цветом, словно сад весной.

Брюс ушел в душ и вскоре вернулся. Вокруг его бедер было обмотано синее полотенце.

— Душ очень освежает. Бодрит, я бы сказал. Мне кажется, я готов к новым подвигам…

— Я бегу в душ!

— А я пока соберу эти липкие, сладкие, вкусные простыни и выброшу их в мусоропровод. Потом я постелю свежие и хрустящие, белые, крахмальные, и на них мы с тобой…

— Бегу!!!

Простыней он так и не нашел, зато Кейт нашла второе синее полотенце, и теперь они лежали рядом и хохотали, вспоминая, как Брюс хвастался крахмальными и белоснежными простынями. Больше всего на свете Кейт хотелось провести эту ночь в объятиях Брюса, а будут ли они при этом спать на простынях или на голом полу — неважно.

— Интересно, почему Джейсон не отвечает на твои звонки?

— Сама не могу понять. Правда, сейчас это уже не имеет значения.

— Почему?

— Потому что завтра он будет дома, и мы сможем поговорить лично. Не по телефону.

Тело Брюса странно напряглось, и Кейт приподнялась, чтобы разглядеть его лицо. Что-то было не так, и она не могла понять, в чем дело. А потом позвонил телефон. Брюс не стал брать трубку. Они с Кейт лежали и смотрели на мигающий сигнал автоответчика, а потом слушали сообщение.

«Привет, Брюс, это мама. Хочу поделиться известиями о твоем старшем брате. Я вчера столкнулась в магазине с Энн Ворхолл, так она сказала, что школа собирается присудить Дэну почетный титул магистра гуманитарных наук, за все, что он сделал для нашей школы. Не вздумай проболтаться, это должно стать для Дэнни грандиозным сюрпризом! Позвони — расскажу подробности. Целую».

Кейт услышала, как Брюс тяжело вздохнул рядом в темноте.

Тишина неожиданно изменилась. Она перестала быть мирной и обволакивающей, превратилась в давящую, черную, душную накидку, от которой сжималось сердце и останавливалось дыхание. Кейт почувствовала, как страх сдавил ей сердце.

— Брюс… Что случилось?

— Я вот тут думаю… Может, нам стоит немного отдохнуть друг от друга?

Стальные клещи разжались, и бедное сердце рухнуло куда-то вниз. Вот оно, настало Надпись на экране: «Конец фильма». Свет зажигается, зрители расходятся.

— Джейсон завтра прилетает, так что, сама понимаешь. Поговоришь с ним, все утрясется, а там будет видно. А?

Это был просто короткий роман. Ты знала об этом с самого начала. Брюс еще не знал, а ты знала.

— Да. Ты прав. Это очень разумно. Конечно, разумно. Джейсон может увидеть их вместе, Джейсону могут о них рассказать, Джейсон… Будь он проклят, этот Джейсон!

Ей тоже нужно время, чтобы все обдумать и решить, как она будет разговаривать с Джейсоном. Черт, кого бы спросить… Может, у кого-нибудь есть опыт, как отказывают женихам? В книжках этим обычно занимаются благородные отцы, причем против желания своих дочерей.

«Прошу великодушно простить меня, благородный лорд, но моя дочь слишком молода и невинна, чтобы думать о браке. К тому же ужасающее состояние вашего поместья не внушает мне доверия…»

Какое поместье! Молода и невинна? Да и папа не годится на роль благородного отца, он слишком смешлив…

Что за дурацкие мысли лезут в бедную голову Кейт Брэдшоу!

Ясно одно ~ их любви с Брюсом пришел конец. Больше в ее жизни не будет ни лимузинов, ни мороженого, ни горячих объятий — ничего дикого. Пора покинуть его жизнь так же, как она ворвалась в нее. Быстро и неожиданно.

Брюс, конечно, был в курсе, что Джейсон рано или поздно вернется домой, но слова Кейт о том, что он будет дома уже завтра, подействовали не хуже холодного душа. Огненные письмена так и загорелись перед глазами Брюса Гренвилла, и гласили они: «Подумай О Своем Будущем!»

Звонила мать, но успокоения в душу не внесла. Как всегда.

Бог с ними, с письменами, но Брюс не мог забыть тоскливого отчаяния в глазах Кейт. Он сказал ей, что у него много работы, и…

Удивительно, как тишина может быть то блаженной, то гнетущей. Казалось бы, чего проще: ни одного звука, а вот нет ничего страшнее, чем услышать это звенящее и безмолвное напряжение.

Кейт только посмотрела на него и кивнула, а тишина заорала прямо в уши: «Предатель!!!»

Если бы он мог все изменить. Если бы он нашел в себе достаточно сил…

В тот момент, когда Брюс узнал, что Джейсон возвращается, он понял: конец всем фантазиям, какими бы сладкими и чарующими они ни были.

По крайней мере, на время. Он сам удивлялся, что оказался до такой степени не готов к возвращению Джейсона. Кейт поникла в его объятиях, и Брюс беспомощно гладил хрупкие плечи, отчаянно желая найти слова, которыми можно было бы все объяснить, успокоить ее, пообещать, что все изменится. Он начал говорить — и с ужасом понял, что с языка срываются дурацкие, тупые, беспомощные объяснения.

— Я не хотел, чтобы так получилось, Кейт. Ты же знаешь. Ты знаешь, что я хотел бы, чтобы все было по-другому…

— Конечно…

Он видел и слышал, как она пытается быть сильной и насмешливой, но боль и обида все равно прорываются сквозь безжизненно-ровные интонации голоса.

Когда он потянулся поцеловать ее, она отпрянула. Потом встала и направилась в ванную, торопливо запахнувшись в свое большое синее полотенце, словно спрятавшись в него.

— Я должна идти…

— Кейт, но ты вовсе не должна никуда уходить.

— Я знаю. Но я устала, уже поздно и… может быть, все, как раз, к лучшему?

Она подобрала трусики и лифчик, молча натянула их, прикрываясь полотенцем. Брюс соскочил с постели и подошел к ней, чувствуя себя последней задницей двадцатого столетия.

— Э-э-э… умею я испортить хороший вечер, да, Кейт?

— Я все прекрасно понимаю. Ты абсолютно прав.

Она натянула футболку и шорты, быстро зашнуровала кроссовки, выпрямилась, поцеловала Брюса в щеку и скользнула в дверь.