— Генерал, я думаю, вы слышали, что мы не новички в своем деле, — усмехнулся Тавернье. — Я, к примеру, начинал во Вьетнаме, и снимать в джунглях мне не в новинку. Последняя наша точка — это Бейрут, и я не могу вам сказать, что опаснее: снимать бои в джунглях или уличные бои в огромном городе, где стреляют из каждого окна.

Мондрагон улыбнулся и поднял руку в знак согласия:

— Хорошо, хорошо, не сердитесь. Я знаю, вы мастера своего дела и знаете, на что идете, но предупредить вас я все же был обязан. Итак, судя по времени, мой штаб уже переместился в город, так что мы можем вернуться туда, перекусить и отдохнуть с относительным комфортом. Двигаться дальше вперед вам нет никакого резона — войска остановились вдоль намеченной линии, окапываются и ждут приказа на продвижение в глубину партизанской зоны. Думаю, ждать им придется не один день, такие решения требуют тщательной проработки, а тут еще эти торжества... Одним словом, вам есть прямой резон вернуться в столицу, тем более что я имею соответствующий приказ.

— Приказ есть приказ, — философски заметил Шарль, закончивший съемку и теперь просматривавший в окуляр отснятые кадры.

Броневик, а за ним и джипы развернулись, захватывая колесами кювет, в котором после утреннего боя было полно стреляных гильз, обрывков бинтов, солдатских ботинок, и помчались по шоссе обратно к Номбре-де-Дьос. Штаб ударной группировки и впрямь уже успел расположиться во дворце крупнейшего местного плантатора, так что ночевать французам пришлось в роскошной спальне с потолком, украшенным фресками и лепниной, и с кроватью под балдахином, такой огромной, что расположись в ней даже четверо усталых путников, им все равно не удалось бы стеснить друг друга. После плотного ужина, состоявшего из тушеной баранины с овощами, фруктов и очень недурного местного вина, журналисты уснули как убитые и остались очень довольны тем, что наутро их разбудили не слишком рано. Солдат принес им воду для умывания, мыло и полотенце. Завтракать в зале, превращенном в офицерскую столовую, им пришлось вдвоем — офицеры, видимо, давно разъехались по своим частям. Впрочем, когда они пили кофе, в столовой появился лейтенант в черном комбинезоне танкиста и, приложив ладонь к черному берету, отрапортовал, что ему поручено сопровождать их в Санта-Фе. Вместе с лейтенантом они вышли на улицу. Вчерашние джипы и «скорпион» уже стояли перед дворцом, водители и солдаты охраны курили, развалившись на сиденьях. Тавернье начал было спускаться по ступеням парадного входа, но вдруг остановился, задрал голову и приложил руку козырьком к глазам. Окрестность наполнилась грозным гулом. С юга к городу стремительно приближались две тройки «Фантомов», напоминающие два схематически изображенных на облачном небе наконечника стрел. Впрочем, и сами машины имели стреловидные очертания, и эта удвоенная стреловидность еще усиливала впечатление почти немыслимой стремительности, создаваемое их полетом. Словно приплюснув своим ревом к земле все живое, штурмовики промчались над городом, скрылись за холмами, и оттуда почти сразу же донеслись раскаты бомбового удара. Стихший было гул начал нарастать снова, и вскоре следующие две тройки пронеслись следом за первыми двумя. Из-за холмов вновь докатились разрывы, а над одним из гребней возник и начал неторопливо подниматься к небу жирный черный гриб. Появились, оглушили округу и умчались к горам еще две тройки, и не успел стихнуть их рев, как с юга донесся другой звук, не менее мощный, но напоминавший унылое церковное пение на одной ноте. В небе на юге замаячило множество точек, приближавшихся на разной высоте, — Тавернье понял, что это боевые вертолеты, готовящиеся довершить работу «Фантомов».

— Да, торжества торжествами... — произнес Шарль и, не докончив фразы, широко зевнул. Волна боевых машин с грохотом прокатилась над городом. В открытом боковом люке одной из них Тавернье различил установленный на турели тяжелый пулемет и стрелка, сидящего в кресле и сквозь прицел глядящего на землю. Журналисты погрузили свое имущество в джип, уселись сами, и лейтенант дал команду трогаться. Шоссе по-прежнему было запружено войсками, но теперь среди техники, двигавшейся по встречной полосе, Тавернье то и дело выделял группы боевых машин с необычным тоном камуфляжной раскраски и трафаретной эмблемой на бортах — распростертым в прыжке ягуаром. Солдаты, поглядывавшие через борта грузовиков на маленький встречный караван, выглядели щеголевато в своих черных беретах, черных шейных платках и камуфляжной форме той же расцветки, что и их машины. Ладности их облика не нарушали обвешивавшие их многочисленные подсумки, а также ножи, лопатки, фляжки и прочие предметы военного обихода, Бросалось в глаза разнообразие их вооружения: если обычные пехотинцы почти все, за исключением пулеметчиков, имели штурмовые винтовки «галил» или «М-16», то эти солдаты были вооружены кто штурмовой винтовкой с подствольным гранатометом, кто снайперской винтовкой, кто легким пулеметом, кто обычным противотанковым гранатометом. Вдобавок из-за бортов выглядывали устремленные в небо ноздреватые стволы тяжелых пулеметов, прикрепленных для удобства перевозки к днищу кузовов. На то, что Шарль снимает их, солдаты реагировали весьма нервно, переговаривались, показывая пальцами на джип, а один из солдат даже вскинул винтовку и прицелился в Шарля. Лейтенанту пришлось передать по рации приказ генерала Мондрагона не препятствовать работе корреспондентов. После этого озлобление на лицах солдат сменилось приветливыми улыбками, и в воздухе замелькали растопыренные в виде знака победы смуглые пальцы.

— Не сердитесь на них, — сказал лейтенант. — Это специальные войска, батальон «Кетцаль». Про них журналисты чего только не писали, изображали их форменными людоедами, так что...

Конец его фразы был заглушён ревом очередной тройки «Фантомов», промчавшейся на север, к горам. Тавернье оглянулся и увидел, что над холмами предгорий в воздухе на разных ысотах взад-вперед снуют вертолеты, словно маленькие хищные насекомые. Становилось ясно, что новый командующий решил с помощью карательных рейдов авиации показать населению партизанских районов цену вражды с правительством.

— Коронадо знает, что делает! — радостно воскликнул лейтенант,   перекрикивая  шум  ветра.  — Сперва их проутюжит авиация, а потом за дело возьмется «Кетцаль». Я этим марксистам не завидую!

Тавернье за эти дни слышал уже множество подобных восклицаний и потому промолчал. Шарль дремал, переваривая обильный завтрак. До въезда в Санта-Фе Тавернье молча оглядывал поля, проносившиеся по сторонам дороги, на которых кое-где виднелись тракторы или одетые в белое фигурки сельскохозяйственных рабочих. На контрольно-пропускном пункте у въезда в город они оставили броневик — видимо, таково было распоряжение генерала Мондрагона, считавшего подобный эскорт чрезмерным для столицы. Однако всего лишь через четверть часа выяснилось, что генерал жестоко ошибался.

Когда лейтенант, предъявлявший на посту документы, вновь уселся в джип рядом с водителем, Тавернье по какому-то наитию попросил его проехать в отель через самый центр города, через квартал правительственных зданий. Некий голос подсказывал журналисту, что в канун торжеств если что-то и может происходить в столице, то исключительно в центре, где атмосфера насыщена электричеством политики и войны. Лейтенант не получал от своего начальства никаких запретов на сей счет и только пожал плечами: «Через центр так через центр». Своим согласием он подписал себе и своим людям смертный приговор, но об этом не мог знать ни он, ни Тавернье, впоследствии не раз видевший во сне молодое и жизнерадостное лицо лейтенанта — таким, каким оно было за десять минут до смерти. Смерть уже перевернула в тот момент свои песочные часы, и песчинки бежали вниз с той же скоростью, с какой два джипа приближались к Пласа де Индепеденсиа — площади перед зданием парламента. Вокруг площади возвышались помпезные здания Конституционной палаты, Верховного суда и других государственных учреждений, деятельность которых за время непрерывного правления военных постепенно приобрела совершенно таинственный характер, хотя отпрыски лучших семей страны исправно, ходили сюда на службу и получали немалое жалованье. То обстоятельство, что даже запутанные имущественные споры в Тукумане разрешались генералами, ничуть не мешало обильному производству бумаг в мраморных дворцах на Пласа де Индепе-денсиа. Тавернье обратил внимание на то, что на улицах стало значительно меньше солдат и в особенности бронетехники. Лейтенант объяснил, что большая часть войск столичного гарнизона стянута в новую часть города, к резиденции президента и городку иностранных посольств, откуда по Авенида Майор войска должны проследовать мимо правительственной трибуны к пригородным казармам. Извилистые улицы старого города, хотя и довольно широкие в центре, не приспособлены для прохождения военной техники. Лейтенант говорил с Тавернье, повернувшись к нему с переднего сиденья, а джип тем временем выехал на обширную центральную площадь. Одну ее сторону целиком занимало выстроенное в духе позднего классицизма величественное здание парламента. Огромная лестница, поднимавшаяся к колоннаде перед главным входом на всю высоту цокольного этажа, с обеих сторон была обнесена мраморной балюстрадой и цепочкой бронзовых бюстов героев Республики. Сновавшие по циклопической лестнице фигурки посетителей дворца казались крошечными, как и фигурки солдат, дежуривших в тени колоннады у выложенной из мешков с песком пулеметной точки. У подножья лестницы стоял одинокий танк «Т-55». Люки были открыты, танкисты, не в силах долго оставаться внутри раскаленной стальной коробки, сидели на броне, покуривали и потягивали из банок кока-колу. На другой стороне площади под пальмами, окаймлявшими фасад здания Министерства юстиции, виделся еще один пост с пулеметом. В целом вся картина создавала впечатление невозмутимого покоя. Тавернье окинул ее одним взглядом, не переставая в то же время беседовать с разговорившимся лейтенантом. «Какой контраст!» — подумал Тавернье, невольно вспомнив рев штурмовиков над Номбре-де-Дьос.