— Черт возьми, — воскликнул Шарль, — у меня такое ощущение, будто я снова в армии!

— А мы и есть в армии, — мрачно возразил Тавернье. — Во всяком случае, командир у нас точно есть.

— Что ж, будем выполнять приказ, — заключил Шарль и направился к лестнице.

Генерал раздвинул тяжелые шторы, создававшие в кабинете уютный полумрак, и посмотрел в окно на Лубянскую площадь. Про себя генерал всегда называл площадь Дзержинского именно так, поскольку любил все исконно русское и был убежден в том, что наступит день, и официальный интернационализм державы сменится почитанием ее истинных духовных основ: русской истории, русских традиций, православной религии. Однако солдату приходится защищать свою родину такой, какова она есть, а не тот идеал родины, который живет лишь в его воображении. Это умозаключение позволяло генералу спокойно работать и в полной мере проявлять свои выдающиеся качества разведчика, главным из которых, как считал он сам, являлось терпение. И в том деле, которое он вновь обсуждал сейчас со своим заместителем, требовалось терпение — спешкой можно было только все испортить.

На площади вокруг памятника Дзержинскому хаотично кружился, блистая эмалью, многоцветный водоворот машин. С выцветшего и как бы слегка вибрирующего неба на город струился прозрачный поток зноя, сливаясь с поднимающимся от земли ма-.ревом выхлопных газов. В этом движении воздуха темная громада Госплана утратила резкость очертаний, а более отдаленные здания подрагивали и студенисто растекались. Глядя на раскаленную жарой Москву, генерал ощутил смутное удовлетворение: кондиционер создавал в кабинете приятную прохладу, в которой витали запахи кофе, американских сигарет, даже большинству работников Комитета недоступных, и французского одеколона, привозимого из Парижа специально для генерала. Достаточно было представить себе, как плавятся в своих раскаленных стальных коробках водители автомобилей, кружащихся по площади, и невольная ироническая улыбка трогала мужественный рот хозяина кабинета. Генерал не терпел суеты, считая, что истинно важные дела представляют собой плод долгих неторопливых размышлений. А о том деле, материалы по которому лежали у него на столе, немало размышляли и он сам, и люди из Аналитического отдела. На фотографиях, полученных со спутника, объект, строившийся на окраине небольшого иранского городка, из хаоса траншей, котлованов и недовыведенных стен превращался в четко продуманный производственный комплекс.

— Сергей Николаевич, — обратился генерал к заместителю, удобно расположившемуся в глубоком кожаном кресле, — что говорят аналитики о нашем объекте? Их доклад я, конечно, прочту, но мне интересно ваше впечатление от беседы с ними.

Заместитель не торопился с ответом. Генерал ценил в нем неторопливость и вдумчивость, которые странно сочетались с суетливостью и искательностью. Отхлебнув кофе и поставив чашечку с блюдцем на столик, заместитель взял из пепельницы сигарету и произнес:

— Впечатление такое, что вопрос, был проработан серьезно. Сопоставив полученные снимки с изображениями других производственных объектов, хранившихся в памяти компьютера, пришли к выводу, что сфотографированные сооружения представляют собой фармацевтическую фабрику, — точнее, комплекс по глубокой переработке лекарственного сырья.   Если  принять  данное  предположение  за факт, то можно легко объяснить назначение всех строений, видных на снимках. Мы знаем, что такой вывод согласуется с сообщениями нашей резидентуры.

— Глубокая переработка, — поднял палец генерал. — Следовательно, конечный продукт предполагается производить на месте. Чувствуете новизну?

— А как же, — кивнул Сергей Николаевич. — Уже не надо везти полуфабрикаты в Европу, отпадает зависимость от европейских лабораторий.  Полная свобода в выборе рынков сбыта. Но главное — деньги, поскольку прибыль от конечного продукта в десятки раз выше, чем от поставок сырья или полуфабрикатов. Думаю, что уже сейчас ведется работа по созданию собственной сети сбыта на Западе.

— Все-таки может ли идти речь не о наркотиках? — поинтересовался генерал.

Его заместитель покачал головой:

— Нет. Все сходится одно к одному. Во-первых, из всех видов лекарственного сырья в регионе в товарных количествах производятся только опийный мак и индийская конопля. Ни о каких программах поддержки выращивания других культур речи нет — я специально поручил резидентуре выяснить этот вопрос. Во-вторых, ни одна из крупных фармацевтических фирм Запада, как удалось выяснить, не намерена вкладывать деньги в Иране, а сами иранцы без сотрудничества с Западом поднять это дело не смогут.  Наконец,  обстановка секретности  вокруг строительства, какие-то европейцы, отнюдь не похожие на инженеров и технологов, толки среди населения...

— И тем не менее все это не давало бы стопроцентной уверенности, если бы не брюссельский источник, — напомнил генерал. — Как его зовут?

— Вилли ван Эффен, — ответил Сергей Николаевич. — Бывший наемник, ныне владелец вербовочной конторы. Очень охотно пошел на контакт и затем на вербовку. Уверяет, что по-настоящему работает только на нас, так как мы, по его мнению, не допустим огласки нашего сотрудничества.

— Ну, это время покажет, — заметил генерал. — Так вот, именно в Последнем сообщении ван Эффе-на я вижу явственное подтверждение того, что на наших южных границах затевается некое серьезное предприятие, связанное с наркотиками. Вербовка для службы в Иране людей, имеющих опыт полевых операций, предпочтительно в горных районах, работавших инструкторами по вооружению, — мне это о многом говорит.

— Да, и еще желательно знание фарси, — дополнил заместитель. — Жалованье очень высокое. Предусматривается ведение реальных боевых действий, оговариваются условия страховки...

— Что за боевые действия в нынешнем Иране, против кого? — перебил генерал. — Местные шайки, тоже промышляющие наркотиками, а следовательно, конкуренты, — вот вероятный противник. Аналитики правильно отмечают еще следующий момент:  географическое положение города таково, что он является удобной отправной точкой для транспортировки товара через Турцию, однако для переброски товара в СССР это место просто идеальное — долина, в которой находится город, тянется прямо к нашей границе. Городов на пути в Турцию много, но выбирают почему-то именно тот, который оптимально расположен по отношению к советской границе. Я в подобные совпадения не верю и потому считаю, что готовится большой транзит наркотиков через нашу территорию, — точнее, постоянный транзитный путь. При этом неизбежно, что значительная часть товара будет оседать на нашем внутреннем рынке. Ничто не развивается так быстро, как рынок дурмана.

'— Не знаю, сумеем ли мы этому помешать, — озабоченно заметил Сергей Николаевич. — Вы же знаете, какая обстановка в стране и тем более в Средней Азии.

— Знаю, разумеется, — угол рта генерала дернулся в гримасе отвращения. — Современный феодализм, только без тени рыцарства и чести. Все продажно снизу доверху. Чего ради мы держим на своей шее весь этот сброд, если он все равно не может и не хочет жить так, как требует цивилизация?

— Наши люди нащупали окно на границе, — сказал Сергей Николаевич. — Судя по всему, центральная фигура в этом деле — начальник УВД Тахта-Ба-зарского района. Обстановка взята под контроль, однако производить аресты пока считаю преждевременным. Необходимо выяснить, какую роль играют пограничники, куда следует опий от границы и так далее.

— Согласен, — кивнул генерал. — Однако я уверен, что подобных окон на границе немало. Всю ее полосу пограничники прикрыть не в состоянии, а что касается местных властей, то тут с помощью денег решаются все вопросы. Да и помимо денег существуют еще эти нелепые родовые узы и, наконец, страх. Впрочем, я бы очень удивился, если бы узнал, что кого-то из местных начальников понадобилось запугивать и тем более убивать — это отчасти возродило бы во мне веру в человечество. Я-то думаю, что они только и ждут, когда же им предложат продаться.