При подходе к Швейдницу нас встретила восьмерка «мессершмиттов». Она сразу же навалилась на звено Егорова, которое шло впереди основной группы. Я со своим ведомым поспешил ему на помощь. Нам удалось не только сковать гитлеровцев, но и уничтожить двух «мессеров». Это сделали Зайцев и Егоров.

Когда в бой вступила основная группа наших истребителей, фашисты не выдержали и по одному стали уходить на запад. Три девятки «пешек» беспрепятственно подошли к аэродрому и нанесли по нему мощный бомбовый удар. Почти все находившиеся там вражеские самолеты были уничтожены. Взлетели на воздух и склады горючего.

Вскоре остатки немецкой группировки, окруженной западнее Опельна, сдались в плен. А немного позднее пал и Швейдниц — город с феодальным замком на горе.

Наше соединение перебазировалось в Лихтенвальдау. Здесь аэродром намного меньше и хуже, чем в Бриге.

Сразу же включились в боевую работу. Сегодня нам приказали произвести разведку аэродрома в Дрездене. Сначала я послал на задание Пистуновича и Зайцева. Но они, встретившись с двенадцатью «мессершмиттами», не смогли пробиться к цели. Решил лететь сам в паре с Шапшалом.

Линию фронта пересекли на бреющем полете. Дальше тоже шли на малой высоте, чтобы нас не могли засечь радиолокаторы противника.

Благополучно достигнув Хемницы, набрали высоту и повернули на Дрезден. Большой портовый город был залит солнцем. У пристани стояло много речных судов и грузовых барж. На аэродроме, расположенном восточнее Дрездена, находились только транспортные самолеты Ю-52.

Фашисты обнаружили нас и открыли зенитный огонь. А вскоре появилась и восьмерка «мессершмиттов». Вступать с ними в бой было рискованно. Но прежде чем уходить, требовалось определить, откуда они взлетели.

Снижаемся до ста метров и возвращаемся к аэродрому. Только теперь я заметил на его противоположной окраине около пятидесяти «мессершмиттов» и «фокке-вульфов». Разворачиваемся в сторону леса и летим над ним, едва не касаясь макушек деревьев. Этим маневром нам удается оторваться от вражеских истребителей.

Ложимся на обратный курс и вскоре пересекаем линию фронта. Сразу после посадки я связался по телефону со штабом дивизии и доложил о результатах разведки.

Пристально наблюдая за аэродромами противника, мы установили, что самолетов на них, особенно бомбардировщиков, становится все меньше и меньше. Не имея возможности наносить ответные бомбовые удары по нашей авиации, фашисты начали забрасывать к нам диверсантов. Одного такого лазутчика мы задержали как-то ночью. При нем оказались бутылки с горючей смесью, несколько небольших магнитных мин, гранаты, автомат. Гитлеровцу не удалось даже вступить на территорию аэродрома. Наши бдительные бойцы сразу засекли его и обезвредили.

Вечером 15 апреля мы скрытно — на малой высоте — перелетели поближе к линии фронта — на аэродром Фрайвальдау. А на следующее утро перед строем полка были зачитаны приказ Военного совета фронта и его обращение к войскам в связи с началом нашего наступления на Берлин. Потом состоялся митинг. В коротких, но ярких речах летчики клялись доконать фашистского зверя, отомстить врагу за погибших товарищей! А по фронту уже гремела канонада. Начинался последний решительный бой!

Прозвучала команда «По самолетам!», и первая эскадрилья поднялась в воздух. Идем сопровождать штурмовиков, которые должны нанести удар по противнику, обороняющемуся на правом берегу Шпрее. В районе цели попадаем под сильный зенитный огонь противника. Но «илы» не сворачивают с боевого курса. Мы надежно прикрываем их сверху.

Когда штурмовики, закончив работу, легли на обратный курс, в воздухе неожиданно появилась четверка «мессершмиттов». Она сразу же разделилась на пары, чтобы ударить по «илам» с двух сторон. Одну из них мы успели перехватить. Меткой очередью Шапшал сбил ведомого «мессера». Но второй паре удалось завершить атаку. От прямого попадания вражеского снаряда штурмовик загорелся. Летчик успел выброситься с парашютом, а стрелок погиб.

Бои за Шпремберг, начавшиеся 18 апреля, носили тяжелый характер. Упорно и отважно дрались наши летчики. Мы сбили восемь вражеских самолетов. Лично я вогнал в землю одного «мессера». Ему суждено было стать последним на моем боевом счету.

Еще не успели мы по-настоящему и опомниться от этой схватки, как со станции наведения поступило приказание нанести штурмовой удар по колонне мотопехоты противника, которая находилась на марше. Отыскав цель, истребители стали в круг и начали поливать гитлеровцев пушечно-пулеметными очередями. Внизу одна за другой запылали автомашины. Но колонна имела сильное зенитное прикрытие. Небо вокруг нас густо усеяли разрывы снарядов. В разгар штурмовки я вдруг услышал по радио возглас Гучека:

 — Прощайте, братцы!

Его истребитель, объятый пламенем, врезался в гущу вражеских бронетранспортеров. Так погиб мой замечательный ученик и верный боевой товарищ.

Во время очередного захода вспыхнул и беспомощно рухнул на землю самолет Николая Живова.

 — Бей гадов до последнего снаряда! — закричал я по радио и, снизившись до бреющего, начал в упор расстреливать мечущихся на дороге фашистов.

Это был наш последний боевой вылет. В тот день я лишился еще одного друга — Николая Нестеренко.

Шпремберг пал. Сломив сопротивление фашистов, советские войска устремились вперед. Чтобы не отстать от наземных частей, мы перелетели на новый аэродром.

Теперь наши истребители летают главным образом на штурмовку. Мы громим колонны гитлеровцев, отступающие к Эльбе, наносим удары с воздуха по вражеской группировке, окруженной восточнее Берлина.

Столица фашистской Германии — в огненном кольце, наши войска берут все новые и новые кварталы города. А левое крыло фронта уже вышло к Эльбе.

Запустив моторы, выруливаем на старт, чтобы отправиться на очередное боевое задание. Но вдруг в наушниках раздается торжественный голос начальника штаба:

 — Вылет отставлен.

 — Почему? — спрашиваю по радио.

 — Берлин взят. Приказано прекратить боевые действия, — отвечает он.

После секундного молчания в эфир врывается многоголосое «ура».

 — Слава советскому оружию! — кричу по радио и нажимаю на гашетку. Над аэродромом победно гремят пулеметные очереди.

Отсалютовав, мы заруливаем машины на стоянку.

Летчики выскакивают из кабин, обнимаются, целуются. Победа! Дожили до того светлого дня, о котором мечтали все четыре тяжелых года… А на следующее утро нам официально объявили о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии.

То были удивительные дни. Отгремели последние залпы. Над землей поверженной Германии воцарился мир.

По дорогам шли опухшие, изможденные голодом люди — вчерашние узники концентрационных лагерей. После долгих мучений в фашистских застенках они возвращались домой, на родину.

Вылезали из лесов и немцы, в страхе бежавшие от Красной Армии. Они покорно являлась к «герру» коменданту, который был для них главным начальником, а потом занимали свои квартиры. Жизнь в городе постепенно налаживалась, очищались от хлама улицы, открывались магазины. Немцы проклинали Гитлера и фашизм, одни — сквозь зубы, но большинство — открыто, от души. Приказы советского командования они старались выполнять с присущим им педантизмом.

Советские воины, водрузившие над рейхстагом Знамя Победы, сделали свое великое дело и теперь собирались домой. На восток потянулись поезда, увозя счастливых людей, истосковавшихся по семьям и родной земле.

Наш полк приводил в порядок боевые самолеты. Тщательно проверялась каждая машина. Солдаты-художники любовно рисовали на бортах истребителей полковые награды.

Вскоре мы получили приказ перебазироваться в Австрию на аэродром Тульн. Первый раз поднимаемся в мирное небо, не включаем прицелы, не перезаряжаем оружия.