Мама обладала невыразимым умением запихнуть в одно предложение жирную суку, цветы, мой день рождения и сводку гидрометеобюро.

Я решила не отвечать на эту кучу вопросов, потому что если уж начинать говорить, то придется рассказать про Фиму, который наблевал на ковер, а там я не выдержу и ляпну про браслет.

— Мама! Я выхожу замуж!

— Прими антипохмелин!

— Мама! Я серьезно! Я правда выхожу замуж!

— Прими аспирин, антипохмелин и алька-зельцер!

— Мама! Я правда выхожу замуж. За мужчину!

— Он живой? Не придуманный? Ходит и разговаривает? Я должна это увидеть!

Я обернулась к Максу, состроила хитрую морду, которую я делала в детстве, когда понимала, что жертва попалась на крючок — точнее папа в клей на стуле. Обещала себе не думать о нем и не мешать душевную печаль с замужеством по жалости-благодарности.

— Ты готов к встрече с мамой? — отвернулась я от телефонной трубки.

— Да хоть сейчас, — сказал МММ.

Я продублировала сказанное им прородительнице своей.

— Отлично, я сейчас как раз собиралась заехать домой. Буду через полчаса.

Вряд ли мама поняла, что дома ее ждет Макс — как максимум она готова была увидеть случайного встречного-поперечного или пьяного Друга из Бронкса.

Я выкинула браслет на стол.

— Это что такое? — спросил Макс.

— Нашла под кроватью мамы с отчимом. И это не мамин браслет.

— Откуда ты знаешь, может, и ее. И тем более он мог ей его подарить в последние дни, и ты могла об этом и не знать.

— Эмиль мог подарить маме браслет Tiffany amp;Co? Ты смеешься? Он ей даже бижутерию не дарит. Какое Tiffany amp;Co, о чем ты… Я хочу рассказать все маме… — такой я вынесла вердикт. Помолчала, поразмыслила, представила, как я ей сообщу, и добавила… — но не могу!

— Я бы не стал рассказывать. Это не твоя жизнь и не твоя история. Пусть сами разбираются. Да и ты сама знаешь, что делали с гонцами, если те приносили дурную весть…

Уйдя в эти странные переживания, я напрочь забыла, что мама и Макс давно знакомы и сейчас произойдет тот странный момент истины, хотя в нашем случае я бы со спокойной совестью переименовала бы его в момент лжи.

Что скрывается за идеальными отношениями? Конечно же идеальная ложь.

Полчаса растянулись на десять с половиной. Около двенадцати мы с МММ, наконец, упаковали все вещи в машину, их оказалось не так много — когда живешь на две страны, привыкаешь к минимуму — путешествуешь по жизни налегке. Может, хватит называть это одиночеством, а просто легкостью бытия? С ней никогда не страшен перевес жизненного багажа.

Спустя какое-то время я обязательно начну отвечать на вопрос «Вы счастливы?» банальными словами «Одинока в браке».

На выносе очередных пакетов мы столкнулись в лифте с мамой, та удивилась, сначала увидев только меня:

— Ой, прости, я так закрутилась! Я сразу после прилета в издательство, они снова предложили наигадчайший вариант обложки, я вся нервная и на таблетках.

— Мам? — Я посмотрела на нее удивительно заботливо.

МММ улыбался во весь рот. Пытался скрыть улыбку и не засмеяться, оттого смотрел на потолок.

— Что?

Мама перевела взгляд на Макса, как тот не выронил сумки, не понимаю. Но он был действительно рад этой встрече, как радуются старые друзья, случайно встретившись в Хитроу. (В московских аэропортах испытывать приступы радости можно только в очень пьяном виде.)

МММ взял меня за руку и придержал, так чтобы мы последними вышли из лифта, обнял меня за плечи, потеребив затылок (я считаю это очень интимным, это вам не минет за барной стойкой), и прошептал:

— Теперь я понимаю, в кого ты такая пошла. Хочешь ты этого или нет — вы одинаковые.

Меня разрывало на части. От нежности и агрессии. Разом.

— Эмиль не звонил? — Мама кинула ключи, скинула туфли одним рывком и направилась к холодильнику, оценив пустоту, даже повесившейся мышки не было, она грустно налила себе стакан воды, теплой, вылив из чайника.

— Ну и давно вы знакомы? — Тон мамы естественно был подобран равнодушный. Иной нам не идет.

— Не очень. Месяца три! — Макс отвечал за меня, понимая весь спектр эмоций, которые испытывали две женщины, находящиеся на одной кухне, да еще и связанные семейными узами.

— А как познакомились? — Мама улыбалась, пытаясь быть как можно более легкой и воздушной в своем допросе.

Еще мне показалось, что она скорее ревнует меня к Максу, нежели наоборот.

Мы с МММ замялись.

— На дне рождения Эмиля, — зачем-то ляпнула я. Хотя мы понимали, что все знают правду.

— Ух ты! Вы знакомы?

Мама чуть не упала, подумав, что еще и у Макса с Эмилем есть своя история.

— Нет. Просто я сидел этажом ниже, Маша спустилась покурить, и как-то все завязалось.

— Маша! Ты куришь? — спросила мама.

Приехали.

Любовь, похожая на анекдот. Иначе не скажешь.

— Ладно, сбагрили дочь и сбагрили. Забирай ее. Не буду задерживать. — Мама провожала меня в последний путь.

— Внуков мне сделайте! — крикнула она в сторону лифта.

МММ сделал вид, что не слышал последней фразы. Меня это насторожило. Осталось узнать, что у него аллергия на собак, и я вам расскажу, что значит остаться у разбитого корыта.

Мы в сотый раз за день ехали в лифте. Честно говоря, меня уже напрягали эти нажимания кнопок и взгляды вперед. Молчания. МММ не выносит разговоров в лифте, как будто его подслушивают. Может, он и прав.

— Мне очень нравится твоя мама! При чем уже давно! — сказал он на выходе.

— Так еще не поздно все переиграть? Мама выйдет за тебя замуж, а я останусь тут жить с Эмилем. И возрастные пропорции соблюдены.

— Тебе что, он нравится или ты «Лолиты» начиталась?

— Какая разница, — я пристегнулась, потому что машина МММ отвратительно устроена — начинает пищать, если не пристегнешься, он больше всего боится, что не вылетят подушки безопасности.

Как мой отец. И где были эти подушки безопасности, когда отлетал тромб? А есть ли такие подушки для обломков сердца при крушении мечты?

— У вас что-то было? — спросил он про меня с Эмилем.

Я молчала. Молчала, пыталась успокоиться, не наговорить лишнего.

— Какой смысл тебе жениться, если ты мне не доверяешь? Если ты меня не знаешь?

МММ сделал погромче музыку. Он, как мама — не выяснял того, что считал глупым.[12]

Мы приехали в дом, который уже стал почти родным. Все потихоньку обрастало нужным для жизни реквизитом. Уже были полотенца, и не было необходимости вытираться простынями. Была посуда, не было только еды. Зато теперь была женщина в этом доме. Интересно, я тоже вхожу в список реквизита?

Я взяла чистое белье и начала стелить постель. Это было единственное действие по дому, которое я сделала без того, чтобы спросить разрешения. Меня не покидало чувство, что я нахожусь в чужом доме, на чужой территории — и в чем страшно признаваться, с частично чужим мужчиной.

Я не могла разрешить себе сесть к нему на диван и уткнуться в его шею — мне все время казалось, что для этого нужно слишком много общих воспоминаний.

МММ включил телевизор и смотрел один из последних выпусков новостей.

Будь он Другом из Бронкса, я бы кинула в него подушкой с криками «ты что не знаешь, что мне кошмары после новостей снятся».

Я постелила постель.

Думала начать разбирать вещи, как сразу задалась вопросом: «А можно ли?»

— Куда я могу положить свои вещи? — крикнула я ему со второго этажа.

— Куда хочешь. Это теперь и твой дом. Кстати, ты уже решила, как ты будешь его обустраивать?