— Ко мне бы стала.
Я улыбнулась.
— Еще скажи, что я не прав! — Макс не мог не добавить нечто подобное.
— Ладно, я, наверное, поеду!
Надо сматывать удочки, пока я не влюбилась.
— Ты же не хочешь уезжать! Но заметь, я тебя не держу.
Макс встал проводить меня до двери, я уже взяла с кресла сумку, как застыла на минутку. Ощутила объятия позади.
И осталась до утра понедельника.
* * *
В целом мы ничего не делали, первую ночь мы вообще просмотрели national geographic — действительно человеческий фильм о шимпанзе. А вам известно, что если они до семи лет не научатся колоть орехи, то уже никогда не смогут освоить этот навык? В фильме были удивительные кадры, как попала одна шимпанзе-умеха в племя — и вокруг нее собрались мелкие шимпанзята и с восторгом наблюдали за происходящим. Они научатся.
И я обязательно научусь.
— Из-за чего вы с Никой расстались?
— А с чего ты взяла, что мы расстались?
— Оставить квартиру, проводить выходные в гостинице — разве это не расстались?
— Нет, мы всегда вместе. Мы очень близкие люди! Просто мы не живем вместе, и все это также не значит, что мы не можем любить кого-то еще. Просто мы дали друг другу то, что должны.
— А кто от кого ушел?
— Мы не уходили друг от друга, просто перешли на другую стадию отношений. И более того, если у нас с тобой завяжется роман и она позвонит с просьбой о помощи, я всегда помчусь к ней. Во многих вопросах она всегда будет на первом плане.
— А у нас с тобой может завязаться роман? — все, что было сказано после слова «роман», я прослушала.
— Да он у нас с тобой и так завязывается. Вопрос, надолго ли, но это жизнь покажет. И угораздило же тебя сесть тогда ко мне в машину.
— В смысле?
— Да сволочь я, и радостных от появления меня в их жизни девушек я еще не видел.
— Ну я рада!
— Это ты пока так говоришь. Мы с Никой через такое прошли — ты представляешь, у меня первые месяцы на нее не вставал. Это кошмар был, я по врачам бегал, здоров как бык, любую выебать мог, но только не ее. Синдром Мадонны. Не мог и все. Потом все наладилось, но это кошмар был, а она ждала. Любила меня.
Меня всю передернуло.
— Ты ей изменял?
— Изменял, конечно, очень много изменял.
— Она знала?
— Но чувствами же я ей не изменял, а тешить себя иллюзиями, что есть верные мужчины, достаточно глупо.
— Эй, мне двадцать лет! Сделай скидку на возраст!
— Скидки делают только на уцененный товар, а ты себя, надеюсь, таковым не должна считать!
— Иногда мне кажется, что тебе не нужен никто рядом!
— Иногда мне и не нужен! Но это не значит, что я не испытываю к людям теплых чувств. Мне уже нужен не иногда, а на полное время.
Мне все время казалось, что он не воспринимает меня всерьез. И я прекрасно понимала, что для него я — времяпрепровождение, а он — быть может, первая любовь. Знаю, что это чувство должно случаться с человеком лет в шестнадцать и по идее должно вести к смерти, как Ромео и Джульетту, но в Москве все вечно не как у людей.
И это был первый день, когда моя мечта не носила характер билета на первый же рейс до Туманного Альбиона.
— Тебе понравился секс со мной? — спросил он меня в лоб.
— Да, конечно.
— Ладно, сформулирую вопрос иначе, ты кончила?
— Нет, но это не значит, что мне было плохо. Мне было очень хорошо.
— Тебе было хорошо просто от факта того, что ты совершала нечто такое, чего раньше не делала — отдаться первому встречному, это уже кайф. А я имею в виду сам процесс — ты получила оргазм? Нет, ты его не получила! Почему?
Мне этот вопрос напоминал объяснение теоремы по физике. Тебе рисуют стрелками силы, которых ты не ощущаешь, но по правилам ты обязана понять.
— Ты намекаешь, что я дурна в сексе или что ты никакой любовник?
МММ захохотал.
— Ты умеешь идеально выкручиваться из поставленных вопросов, но не умеешь честно на них отвечать. Почему ты не разрешила себе кончить? У тебя когда-нибудь башню сносило во время секса так, что ты себя не помнила, когда мозг перекрывает и тебе реально круто?
Офигенно, я еще и фригидная.
— Нет, до такой степени нет — но я испытывала оргазмы.
— Или ты думаешь, что испытывала оргазмы?
Я замялась — он продолжал свое учение, как восточный аватар, что в переводе значит «учитель», а вовсе не интернет-картинка пользователя.
— Мозг, такая штука — что он вечно придумывает всему оправдание. Устанавливает границы и барьеры, так, вот тут у нас максимально круто, будем считать это оргазмом. А ты никогда не пробовала сместить эти границы?
— Как?
— Довериться.
Я задумалась.
Подумала.
Думки думала.
Он сидел, закуривая сигарету, опуская ее кончиком в огнедышащее пламя, вдруг прервал мой мыслительный процесс почти юмористической просьбой:
— На всякий случай, если у нас вдруг закрутиться роман и спустя время я решусь познакомить тебя со своей мамой, пообещай ей не говорить, что я курю!
Моральный нокаут.
— Знаешь, если бы я была мужиком — у меня бы со страху точно в ближайшие пару недель не вставал.
— Теперь ты понимаешь, какого мне было… — Он заржал. — Я шучу, раздевайся.
Раздевайся?
Я всегда думала, что мужчинам нравится раздевать девушек. Судя по фильмам, произведениям искусства и моему небольшому личному опыту.
— Только раздевайся не так, как ты обычно делаешь после тренировки и перед душем, мечтая поскорее скинуть с себя потные вещи, а так — чтобы это было красиво.
— Ты намекаешь на стриптиз?
— Ну я же тебе тут душевный стриптиз устраиваю. Почему бы тебе просто красиво не раздеться, тебя же никто не просит танцевать с шестом? Полюби свое тело. Такое, какое оно есть — с его изъянами и достоинствами.
— А чего больше: изъянов или достоинств?
— Тебе никогда не говорили, что красота — это совокупность недостатков?
Я стояла и комплексовала.
Ну вот вам слабо по команде красиво раздеться?
Не знала с чего начать — ждала, когда будет располагать момент. Он все никак и никак.
— Я не могу!
— Не могу — это не ответ!
Я со злостью сняла с себя платье, одним рывком лифчик, резинка с волос слетала, сделав меня лохматой и живой.
— Доволен? — закричала я на Макса.
— Глупенькая, ты же это для себя, а не для меня делаешь!
— Выключи свет! Хотя ладно… — я пошла и выключила его сама, лишь из ванной доносились лучи призрачных ламп, — я сама.
Я подошла к Максу и начала снимать с него рубашку — без всяких эротичных примочек, так как будто я продавщица и раздеваю манекен.
Когда я дошла до нижних пуговиц, пальцы рук нервно похолодели. До уха доходил шелест его дыхания, а сама я перетекала в атмосферу его тела. В его плазму отсутствия мыслей. В него.
Я теряла себя. Становясь на ночь той, которую он хотел видеть.
Надеть на себя его рубашку.
Вытащить ремень из его брюк.
Повязать его на талию, спустить плечо и корчить из рубашки платье.
Распустить волосы и движения.
Отойти на десять шагов.
И расстегивать пуговицы рубашки.
Обнажая привычный ход ночи.
С ее недостатками разговоров.
С ее отчаянными попытками влезть в чужое сердце.
Я прислонилась к стене в ожидании реакции Макса.
Он включил какой-то музыкальный канал, затушил сигарету, медленно встал и еще полминуты раздевал меня глазами, хотя согласно моим ощупам самой себя снимать с меня уже было нечего.
Кроме комплексов и усталости что снимать и вынимать из недр этой «самой себя»?
МММ развел мои руки в разные стороны. Стало непривычно и странно. Мне кажется, что страх живет в подмышечных впадинах — МММ отчаянно пытался его выгнать. Проводя пальцами по кромке загара, трогая и водя руками, как проводят пальцами по приятному материалу чужой шубы, только долго… и очень приятно.
Испуганный зверек во мне мертв. Отныне только я.
МММ запрещал мне двигаться. Запрещал молча, просто сковывая мои движения. В голове было столько мыслей, я старалась осознать процесс, пока в какую-то секунду не решила раз в жизни насладиться. Не думать и анализировать, а прожить.