«Опись клада.
За местечком Глембочки в Пятецком лесу есть треугольная скала (холм, горка, крутой береговой обрыв), которая выходит клином между речками Первая Глембочка со стороны текущая на юг, а другая с полночной стороны. Обе эти речки сближаются в клине той скалы под лесом Кляшторным (монастырским), принадлежащим Прекарию (викарию, священнику). В клине той скалы выдолблены две фрамуги (отверстия, ямы), в тех фрамугах положены два барила (бочонка) кассы военной, которая состоит из 160 000 франков чистого золота в монетах, которые имеют хождение в краю.
Отверстия тех фрамуг замурованы камнем из раствора, а на самом растворе выдавлены буквы “D”, "N". В память двух офицеров французских Декуля — предводителя кавалерии и Норанта — пехотинца, которые, убегая перед неприятелем, сберегли этот клад в попавшемся удобном месте.
А войско их после боя полегло между Коровиными и Малыми Пятками. Опись эта докладно сложена к кляшторе, о чём отцом Захарием так доведено и приложено кляшторией и военной печатями. И без нашего дозволения ни один из нас этот клад открывать не должен.
Норанта, Декуль, Захарноша. 12.10.1812 (ст. стиль).
Сторона скалы на западном севере показывает своим концом на Юго-Восточную сторону на расстоянии 30 метров».
Да, дела! Непростая досталась мне для работы кладовая запись. Мутная, полная скрытых противоречий, недомолвок и совершенно непостижимых глупостей, она тем не менее заставляла напрягать все извилины мозга в попытке привязать её к конкретному району, в котором должна была действовать армия Наполеона. Опорных точек для поиска в «Описи» было дано даже с избытком, и поэтому выявить примерное место действия данной легенды поначалу не представлялось слишком трудным делом. Местечко Глембочки, река одноимённого названия (текущая на юг) и ещё одна речка, сближающаяся с первой таким образом, что между ними возвышается некий угловатый холм, должны были дать ответ на самые главные для кладоискателя вопросы: да был ли этот случай вообще? Где же на самом деле зарыты бочонки?
В том, что они были просто зарыты, а вовсе не замурованы, я был уверен на все 100%. Естественно, несмотря на то, что легенда утверждала, что бочонки с золотыми монетами были именно замурованы в неких «фрамугах» в скале, этому утверждению верить не хотелось совершенно. Посудите сами. Где, в пылу спасительного бегства, двое французов могли обзавестись камнями, строительным раствором и прочими инструментами? Отвечу со всей определённостью. Нигде! Отыскать всё это в тот момент, когда сзади скачет неприятель и надо срочно спасать жизнь... нет, это нереально. Также нереально отыскать и подходящих размеров скалу в российском Нечерноземье. Несомненно, это был просто приметный холм, каким-то боком выходящий к Старой Смоленской дороге. Свернув с дороги, французы скоренько выкопали неглубокую яму (а может быть, и две) и захоронили оба бочонка, использовав в качестве местной приметы особую форму холма, а также вымеренное шагами расстояние от его острого гребня, спускающегося в сторону юго-востока. Ведь не зря же давалась следующая приписка к кладовой описи: «Сторона скалы на западном севере показывает своим концом на юго-восточную сторону на расстоянии 30 метров». Смысла в такой приписке нет совершенно, если только она не напоминает о некоем расстоянии между каким-то природным объектом и местом захоронения. Все же прочие уверения в том, что после завершения работ они-де изобразили на свежем захоронении свои инициалы, — не более чем дешёвый пафос, сочинённый для поднятия морального престижа удирающих со всех ног рыцарей «без страха и упрёка».
Обращало на себя ещё одно упоминание вполне конкретных населённых пунктов, упомянутых в описи. Обратите внимание. Вот они! «А войско их после боя полегло между Коровинцами и Малыми Пятками». Причём каждый из нас должен чётко понимать, что и Коровинцы, и Пятки мало того, что должны были не только располагаться вблизи друг друга и неподалёку от Смоленской дороги, но ещё и таким образом, чтобы находиться несколько далее от Москвы, нежели вышеупомянутые Глембочки. Это естественно. Ведь вначале требовалось закопать клад, а уж потом все действующие лица должны были непременно погибнуть геройской смертью.
Кстати сказать, такого рода положения почти всегда встречаются в текстах старых «кладовых записей». Этим как бы делается своеобразный, прозрачный намёк будущим кладоискателям. Мол, поскольку владельцев заветного клада всё равно не осталось, то давай, друг, ищи смело. Деньги всё ещё там, под грушей, в колодце, между большим камнем и дубом, или вот, как в данном случае, — во «фрамуге» замурованы. И тут я вспомнил ещё об одной прелюбопытнейшей приписке, сделанной в конце «описи». В данном абзаце утверждалось, что записка с указанием местоположения клада была передана некоему Захарию, служащему в некоем «кляштории», иными словами, монастыре. И даже указывалось на то, что записка была скреплена и монастырской, и военной печатями, чтобы, мол, никто без дозволения тот клад не отрыл.
Наивность такой фразы вполне очевидна каждому, но для определения географической составляющей в нашем поиске данная приписка могла быть очень даже полезна. На основании её можно было предположить, что в данной местности имелись не только уже упомянутые населённые пункты, реки и холмы, но и какой-то монастырь. И монастырь этот должен был располагаться совсем недалеко от пресловутых «Глембочек».
Таким образом, перед тем как произвести географическую привязку клада в кладовой описи, в её тексте было выявлена целая куча ориентиров, вполне определимых на картах двухсотлетней давности. И горе сей записке, если хоть один такой ориентир будет отсутствовать совершенно или располагаться в другом месте. В таком случае данную «Опись» можно было смело спускать в мусорное ведро и никогда более о ней не вспоминать.
Начали изучать картографический материал. Вначале данные населённые пункты мы попытались отыскать в Смоленской, Минской и Гродненской губерниях (т.е. там, где пролегал основной маршрут отступления французов), но таковых там не обнаружилось. Тогда район поиска был расширен и на Украину, в северной части которой в 1812 году тоже вроде бы велись боевые действия. Заодно начали искать сёла и деревни со сходными по произношению названиями. Ведь там, где было написано «Коровинцы», вполне могли оказаться «Коровницы» или «Кровяницы». Почему нет? А «Малые Пятки» за прошедшее время могли легко преобразоваться просто в «Пятки», «Большие Пятки», или какие-нибудь «Красные Потки». Но особенно нас интересовали именно Глембочки, ибо основные события разворачивались именно вблизи них. Глубочки, Голубченки, Голубочки, Голубчики и прочее, прочее и прочее. Вариантов написания столь заковыристого словечка было хоть пруд пруди, но требовалось отыскать только один из них — единственный!
И вот именно на Украине, в удивительной близости друг от друга, и в самом деле обнаружились все три искомых населённых пункта. Правда, сами Глембочки из «описи» назывались теперь селением Глубочок, но Великие Коровинцы и Пятки наличествовали почти в своём первозданном виде. Кроме того, здесь присутствовал весьма обширный лесной массив, сливающиеся в одно русло ручьи, и даже прибрежная возвышенность, которую в первом приближении легко можно было принять за крутую скалу, располагавшуюся как раз между речкой Глубочок (заметьте, данная речка одноимённа с селом) и её притоком.
Вот только район, где отыскались населённые пункты из «Описи» располагались вовсе не вдоль Старой Смоленской дороги, как я первоначально предполагал, а в Житомирской области, вблизи украинского городка Бердичева! Это было для меня настолько странно, что невольно возникало сомнение в точности описываемых в легенде событий. С одной стороны, в ней вроде бы говорится именно про золотые франки (луидоры или наполеондоры), а с другой стороны... какой-то заштатный Бердичев. Всё это так не вязалось друг с другом, что пришлось вновь засесть за изучение истории Первой Отечественной войны. И вот тут-то и всплыла информация о ныне почти забытых подвигах генерал-майора А.П. Тормасова.
