Итак, я начинаю очередное повествование об очередном таинственном кладе. В архивах Министерства иностранных дел России сохранилось частное письмо некоей высокопоставленной особы, имевшей косвенное отношение к событиям 1812 года. Этой загадочной дамой была... супруга генерал-адъютанта П.Д. Киселёва. Зимой 1838 года, будучи на отдыхе в Венеции, она обратилась к находившемуся там по делам службы русскому послу в Австрии Татищеву. По словам дамы, ей, в силу стечения обстоятельств, стало известно о том, что где-то в Минской губернии зарыт многомиллионный клад. Киселёва рассказала Татищеву, что муж не придаёт значения её словам, но она уверена в достоверности этих сведений и берётся отыскать бочки с золотом. По распоряжению вице-канцлера Нессельроде виленскому генерал-губернатору князю Долгорукому было направлено указание: «Чтобы со стороны местного начальства оказано было генеральше Киселёвой всякое содействие к отысканию упомянутого клада».
— М-да, — может недовольно пробурчать иной читатель, — тоже мне легенда! Да таких легенд... хоть пруд пруди. Тоже мне приводятся наиточнейшие ориентиры для поисков — «где-то в Минской губернии», но просьбу о содействии почему-то направляют виленскому генерал-губернатору! Этак можно и написать, что где-то на Колыме тоже есть золото! Кто же не знает, что оно там есть? Да и вообще! По таким скудным приметам, малодостоверным сведениям, к тому же исходящим от какой-то сумасбродной генеральши, начинать что-либо искать может либо очень наивный человек, либо откровенный дурак!
Да, в словах моего оппонента много нелицеприятной правды. Может быть, её там даже целых 95%. Но давайте всё же попробуем вместе с вами «размотать» оставшиеся пять процентов и всё же, хотя бы примерно, определить, какие именно события имела в виду русская патриотка г-жа Киселёва. Бог даст и мы сможем попытаться отыскать всё ещё не найденный клад.
И для этого мы рассмотрим некоторые моменты из официальной переписки, мемуаров и сохранившихся писем самой генеральши. И, прежде всего, вспомним один неоспоримый факт. Известно, что помимо московских и иных трофеев в первом императорском обозе находились и фургоны с казной всей французской армии. Фактически в составе экспедиционных войск двигался госбанк на колёсах. Основное содержимое этого банка составляли золотые монеты наполеондоры достоинством в 20 франков и серебряные монеты достоинством в 5 франков. Вес одной золотой монеты, как я уже говорил, равнялся 9,451 грамму, а серебряной — несколько более — 25 граммам. Это было, во-первых, жалованье солдат, офицеров и генералов всей громадной армии Наполеона, во-вторых, наградные деньги, и в третьих, монетарная часть захваченных в процессе войны трофеев.
Рассчитано это жалованье (вывезенное в начале кампании из Франции) было примерно на полмиллиона человек. Кроме того, платёжные средства в монетарном виде предназначались для обеспечения прочих войсковых потребностей, как-то: наём жилья, ремонт подвижного состава, покупку фуража для бесчисленных лошадиных табунов, организацию лечения раненых и.т.д. Вся эта многомиллионная масса денег двигалась на 48 пронумерованных капитально изготовленных фургонах, причём порядок их движения был определён специальным приказом императора. Каждая повозка, имеющая больший номер, была обязана двигаться вслед за повозкой с меньшим номером. Только так следовало поступать возницам, и никак иначе. Всё же деньги, сами понимаете. Требуется глаз да глаз за их сохранностью! В финансовых вопросах, как нигде, должен был поддерживаться образцовый порядок. И так всё и было, до определённого момента...
Но в силу стечения всем известных трагических обстоятельств и значительных людских потерь основная, я бы даже сказал, подавляющая, масса этих денег в столице России роздана по назначению не была. И при отступлении Наполеона из дымящейся Москвы все банковские фургоны, единой колонной, не допуская в свои ряды прочие экипажи, потянулись к западным границам нашей Родины. И здесь до поры до времени всё было нормально, однако так долго продолжаться не могло.
Я уже упоминал в предыдущих главах, что от стен Смоленска до реки Березины императорскую казну охраняли баденские гренадеры, не столь пострадавшие в предыдущих сражениях. Но так случилось, что именно с того момента, как гренадеры приняли на себя заботу об армейских ценностях, и начались самые значительные их утраты. Короче говоря, о судьбе всей казны армии императора можно судить по воспоминаниям корпусного казначея Дювержье из первого корпуса маршала Даву. Вот что он пишет в своих воспоминаниях.
«Мой фургон, запряженный семью лошадьми, продвигался довольно хорошо. 9-го декабря в полночь я был в двух лье (8 вёрст) от города Вильно. Другой фургон под № 48, перевозивший два миллиона франков золотом, застрял на дороге в снегу по самые ступицы. За ночь из тринадцати наших лошадей (моих и № 48) умерло (замёрзло) семь. Утром были присланы лошади из Вильно, и фургон № 48 был вытащен из снега и поставлен на дорогу. Этот фургон, последний по счёту, оказался единственным дошедшим до места назначения. Мой же фургон остался на месте. Он был ограблен по очереди французами и казаками. Я прибыл в Вильно 10-го декабря».
Очень характерная запись для тех дней, и очень показательная. Следовательно, можно сделать обоснованный вывод о том, что почти вся казна иноземного воинства была оставлена на территории России. Другой вопрос, что же сталось со всем этими ценностями! Теперь-то мы точно знаем, что с ними случилось. Изрядное количество этих денег было расхищено самими солдатами коалиционных войск. Другая часть попала к лихим казакам Платова, Сергея Ланского, Дениса Давыдова и исчезла в их бездонных карманах, постепенно перекочевав в кошельки попутных трактирщиков. Ещё одна часть была всё же спрятана (в основном зарыта) тем или иным способом. Судьба основной части этих денег тоже более или менее известна. Основную их массу отыскали впоследствии, причём основная роль в их отыскании заслуженно принадлежит тем, кто их хоронил. То есть самим же французам (немцам и даже итальянцам). Но какое-то количество их было найдено много позже, уже современными кладоискателями. И только совсем небольшая толика золотых и серебряных кружочков всё ещё ждёт своих «освободителей» из земляного плена.
Так что генеральша П.Д. Киселёва была почти права, клятвенно утверждая, что знает, где зарыт один из таких фургонов. Вспомним кое-какие подробности, связанные с её столь уверенным заявлением. Не забыли ещё, где она впервые обнародовала свою смелую гипотезу? Правильно, в Венеции. Но почему именно там? Не догадываетесь? А мне-то как раз всё предельно ясно. С Березинской переправы и далее до современного Вильнюса вся казна охранялась и конвоировалась именно итальянской королевской гвардией под командованием принца Евгения Богарне.
И вполне могло так случиться, что один из бывших офицеров королевской гвардии и поведал прекрасной генеральше о собственноручно закопанных сокровищах. Да, конечно, тут возможны всяческие вариации. Возможно, он совершенно ничего не рассказывал госпоже Киселёвой лично. Возможно, он просто делился воспоминаниями о боевой юности со своим малолетним племянником, сидя за столиком в одном из открытых венецианских ресторанчиков. А госпожа генеральша в это время просто сидела за соседним столиком. К тому же она прекрасно знала итальянский язык, а ветеран был слишком громогласен.
Так или иначе, но, суммировав вышеозвученные материалы, мы с большой долей уверенности можем заявить, что описанный генеральшей эпизод мог случиться только на одном, причём достаточно небольшом по протяжённости отрезке пути, запруженном уже нестройными толпами отступающей армии Наполеона. И отрезок этот, мало того, что относительно невелик, но и довольно чётко определён географически. Он простирается от западных окрестностей города Молодечно до современной границы с Литвой.
— Почему же он располагается именно там? — можете вполне резонно спросить вы. — Что, неужели мародёрство и погромы не начались ранее?
