Ваше Высочество легко решит, что поставленный в затруднительное положение моим громоздким транспортом, который мне доставили, и многочисленной артиллерией, более 400 лошадей, которые без преувеличения сейчас пали, моё положение довольно критическое. Тем не менее, я буду продолжать моё движение очень ранним утром завтра, чтобы прибыть в Пологи.
Оттуда я отправлю новости и сообразно с тем, что мне сообщат, я приму решение отправляться в Духовщину или Пнево. Я не должен скрывать от Вашего Высочества, что, использовав все способы (к продвижению вперёд), я лишаю себя возможности использовать мою артиллерию и что она должна приготовиться в этом отношении к очень большим жертвам. Уже сейчас многие орудия заклёпаны и врыты в землю.
Я повторяю Вашему Высочеству заверения во всех своих чувствах.
Засижье. 7-го декабря — 9 вечера 1812 г. Эжень Наполеон».
Да-а-а, что тут скажешь ещё? Чувства у вице-короля всё ещё есть, но артиллерия им уже обречена на уничтожение. А ведь только она одна и была способна несколько сдерживать ретивость рвущихся к французским обозам казаков. Но иного выхода у Евгения нет. Серебро и золото, буквально навязанное ему в Дорогобуже, он бросать не имеет права (поскольку приёмный отец не велел делать это ни в коем случае), а лошадей на подмену нет, хоть ты тресни! А ведь планы у него в письме заявлены грандиозные. На следующий день он планирует добраться до селения Пологи, то есть форсировать Вопь и после её форсирования продвинуться ещё как минимум на 4 версты. Предположим, он сам (т.е. лично) вполне мог это сделать. И лошади у него были несколько лучше, да и грузы легче. Ну а как же остальные войска? Они и так безмерно растянулись, а на завтра предстояло пройти ещё 25 вёрст! И всё по такой же ужасной, перерезанной во многих местах глубокими оврагами, дороге.
И тут напрашивается одно соображение. Если Евгений Богарне был столь уверен в своём завтрашнем ускоренном марше, то не потому ли, что закопал львиную часть обременявших его тяжестей прямо на месте своей стоянки, т.е. где-то вблизи Засижья? А что, и очень даже может быть. Причём он мог зарыть не только десяток-другой пушек, но вполне мог похоронить и солидный кусок «третьего золотого»!
Где именно? Вопрос, конечно, интересный. Но ответов на него пока нет. Единственно, сразу приходит на память одна фраза из письма. Но письма не Евгения, а Лабома. Помните? «Ночью около замка в Засижье повторились сцены, виденные нами накануне». Вы полагаете, что он пишет о массово дохнущих лошадях? А я думаю, что он пишет о грабеже, что вторично случился как раз в ночь с 7-го на 8-е. Раз кто-то закапывал большие ценности, и даже пушки, то у многих опять могло возникнуть непреодолимое желание немножко пограбить закапывающих во время этого процесса, так сказать, «под шумок».
А где же, в самом деле, французы могли зарыть какие-либо ценности? Ответ напрашивается сам собой. Да там же, где и грабили, около некоего «замка». Что за «замок» такой, непонятным образом оказавшийся в деревне со столь неблагозвучным названием? По сохранившейся до нашего времени гравюре видно, что так назвали очень приличный, двухэтажный господский дом. Четыре колонны парадного входа, симметричные флигели, и даже небольшая площадь, на которой могло стоять сразу несколько конных экипажей. При таком солидном доме наверняка был и обширный сад, либо даже настоящий парк. Там всё ценное и полезное, скорее всего, французы и зарывали. Вполне логично и в чём-то понятно. Правда, ведь прошло столько лет. Наверное, от той блестящей усадьбы к настоящему времени абсолютно ничегошеньки не осталось, и доживают свой век лишь несколько вековых деревьев, которые шумом своей листвы напоминают нам о былом великолепии этого примечательного исторического места.
Впрочем, мои соображения пока самого общего порядка. В действительности, всё могло быть совсем не так. Ведь вблизи Засижья есть несколько днепровских стариц (ныне превратившиеся в замкнутые озёра части древнего русла), и что-то утопить в них было проще простого. Лёд на них был уже вполне приличный, как и на всех стоячих водоёмах, было совершенно нетрудно за ночь сгрузить в эти старицы даже сотню телег с какими угодно ценностями.
Лично мне довелось побывать в Засижье лишь один раз, и, к сожалению, с весьма кратким визитом. На месте, к моему удивлению, выяснилось, что почти всё, что я даже не предполагал отыскать в данном селении, сохранилось, пусть и не полностью. Разумеется, от господского дома осталась лишь небольшая часть, но зато почти в неизменном виде сохранился приусадебный парк, украшенный великолепными трёхсотлетними дубами, липами и елями, и охраняемый государством. Обнаружилось в данном парке и несколько весьма подозрительных подземных аномалий, которые, увы, так и остались нетронутыми, по недостатку времени. В парке же сохранилось и удивительное земляное сооружение, назначение которого так и осталось для меня полной загадкой. Те из поисковиков, которые когда-либо доберутся до указанного места, будут вполне вознаграждены за свои усилия одним видом данного сооружения. Впрочем, не будем отвлекаться на мелочи, пора возвращаться в 1812 год.
За ночными заботами случились у вице-короля и более приятные известия. На следующий день ему доложили, что отрезанная накануне казаками хвостовая часть колонны смогла сориентироваться в ночной мгле и к утру подтянуться к головной, самой боеспособной части его войск. Новость подбодрила Евгения, и в 5 часов утра (пока зловредные казаки смотрели третьи сны) он спешно выступил из Засижья и направился к Ульховой Слободе, до которой было 18 вёрст. И тут надо сказать, что от данного селения дорога вначале идёт под уклон, в овражек, после чего выходит на своеобразное плато. Но через пару вёрст дорога вновь спускается в уже довольно глубокий овраг. По дну оврага протекает ручей, а справа, за плотиной, в 1812-м расстилалось довольно обширное озеро. От плотины озера дорога очень круто поднимается вверх, к деревне Клемятино.
По дошедшим до нас преданиям, именно в районе этой деревни после ухода французов было найдено множество нательных крестов и другой мелкой церковной утвари. Поэтому возникла гипотеза о том, что именно в этом озере была затоплена значительная по массе часть ценностей. Почему именно здесь? Да просто потому, что фургоны из-за сильнейшей наледи просто не могли подняться на противоположный склон оврага, и вице-король, попав в безвыходное положение, принял решение избавиться от сковывавшего его чересчур массивного груза. А валяющаяся на земле серебряная и медная «мелочь» явилась лишь следствием того, что перед затоплением тщательно упакованных ящиков их «малость порастрясли» (просто привычка какая-то нехорошая выработалась). Искали, разумеется, вовсе не ценности, а продукты питания и тёплую одежду, поскольку именно этого «товара» крайне не хватало голодным и замерзающим солдатам.
Насчёт данного эпизода у меня имеется собственное мнение, которое я не решаюсь вынести на страницы этой книги. Оно ведь подкрепляется только тем, что в данном озере не обнаружено никакой подозрительной аномалии, указывающей на наличие под толстенным слоем ила какого-либо металла. А ведь сокровищ без металла практически не бывает. И значит, они лежат где-то ещё!
Но вот многочасовой марш закончен. Голова 4-го корпуса, несмотря на все усилия и все утраты, так и не смогла добраться до назначенных накануне рубежей. Вице-король подсчитывает ущерб и пишет очередное донесение.
«Ваше Высочество, подвергшись внезапному нападению противника, не могу не дать Вам знать, что нахожусь ещё около Вопи. Я с меньшим отрядом покинул Засижье в 5 утра, но дорога так пересечена оврагами, что даже усиленным маршем не достиг места (селения Пологи).
Жестокая необходимость принуждает меня с сожалением признаться в тех потерях, которые мы потерпели, желая ускорить наше движение. Вчера умерло 400 лошадей, а сегодня может быть вдвое (800 шт.) не считая тех, которые я велел прикалывать из военных и частных повозок. Целые упряжки издыхали в одно время.
