— Гордона-то за что бьешь?

— Да не вырубается, сволочь, с первого раза! — сердито пропыхтел царский сплетник. — Крепкий попался.

— А ты в дыхало ему сунь, а потом вырубай, — посоветовал Кощей.

Виталик так и сделал. После очередного удара державный отключился.

— Вот теперь ты государство не продуешь, — удовлетворенно пробурчал юноша, взваливая царя-батюшку на плечо, и бессмертному злодею стал ясен смысл его странных действий. Кощей одобрительно кивнул и откинулся на спинку кресла.

— Карету царю-батюшке! — завопил парень, ногой отпихивая в сторону перегородивший дорогу стол, и на манер Жучка галопом помчался к выходу. Судя по тому, что ни на лестнице, ни в общем зале оборотня с Илахой не было, охрана так и не решилась их тормознуть.

Виталик запихал бесчувственного царя в первую же попавшуюся карету и запрыгнул в нее следом. — В палаты царские! — крикнул он кучеру. — Царь-батюшка отдыхать желает!

Воодушевленный оказанной честью, кучер подхлестнул коня, и карета рванула вперед.

Янка сидела у распахнутого окна своей светелки, с тревогой поглядывая вниз. С этой позиции было видно почти весь двор и часть улицы. Именно та часть, что вела к парадному входу в ее терем. Так что, если постоялец изберет именно этот путь для возвращения домой, а не сиганет через забор, то незамеченным не останется. Впрочем, даже если и через забор прыгнет, все равно дорога одна: вход в терем только через сени или через окна гридницы, которые в свете полной луны тоже прекрасно просматривались из окошка спальни Янки Вдовицы. Сердце девушки сжимала неясная тревога. Она уже устала постоянно бояться за Виталика, который чуть не каждый день вляпывался в какую-нибудь историю, но ничего с собой поделать не могла. Этот вредный, язвительный, порою грозный, но всегда такой милый и веселый парень занимал все ее мысли. Нет, надо что-то решать. В конце концов, он уже не раз звал ее под венец. И Василиса с Гордоном давно уже смотрят на них как на жениха и невесту, а она все брыкается! Так, может, хватит дичиться? Сердце не обманешь. «Все, — решила Янка, — больше никаких ухватов, никаких затрещин, а если он меня опять начнет лапать…» Девица томно вздохнула, прикрыла глаза и предалась эротическим грезам…

В сенях что-то загрохотало, грузно затопали сапоги, и Янка сообразила, что, размечтавшись, прозевала момент прибытия царского сплетника в родные пенаты. Сердечко девушки застучало часто-часто. Она спрыгнула с подоконника, метнулась к двери, выскользнула из спальни и застыла при виде Виталика, несшегося во весь опор через гридницу с хихикающей девицей в полупрозрачных одеждах на плече. Царский сплетник в два прыжка взлетел по лестнице и скрылся с добычей в своей спальне. Даже отсюда было отчетливо слышно, как в апартаментах царского сплетника заскрипела кровать. Вскоре смех девицы прекратился. На смену ему пришли такие томные стоны, что в глазах Янки Вдовицы потемнело. Она рванула обратно в свою спальню, схватилась за ухват, несколько мгновений судорожно сжимала его в руках, а затем выронила и бросилась ничком на узкую девичью кровать, разрыдавшись в подушку. Такого предательства она от своего постояльца не ожидала, но в первую очередь казнила не его, а себя.

— Дура! Кретинка! Идиотка! Сама виновата! Он же мужик! А мужику баба нужна! Вот и получи теперь, недотрога!

Она еще долго бы казнила себя, если б в дверь кто-то осторожно не поскребся.

— Васька, уйди! — шмыгнула носом в подушку девица, не желая вставать.

— Да это не Васька, это я, — послышался из-за двери шепот Виталика. — Извини, если разбудил, но у тебя лишнего матраца не найдется? А то Жучок, сволочь, мою спальню занял, а я в его конуре не помещаюсь…

Девушка взметнулась с постели, распахнула дверь, рывком втянула царского сплетника в спальню и, всхлипывая, начала срывать с него боярский кафтан.

— Никуда не пущу! Ни в конуру, ни в вертеп этот, никуда…

Виталик подхватил девушку на руки.

— Господи, Янка! Если б ты знала: как долго я этого ждал! Милая…

Измученные любовными утехами, заснули они лишь под утро, когда за окном уже начал розоветь рассвет, но, так как подворье Янки действительно было дикое, долго им поспать не дали. Как только пропели первые петухи, со стороны спальни царского сплетника раздался оглушительный женский визг. Янка всполошенно взметнулась с кровати и грохнулась на пол, увлекая за собой царского сплетника (так как девичья кровать была очень узкая, лекарка спала прямо на нем).

Визг повторился. Что-то затопало, загрохотало, кубарем скатилось по лестнице, пронеслось по гриднице и вылетело в сени. Янка с Виталиком бросились к окну. По двору носилась голая девица, пытаясь на ходу натянуть на себя шаровары и одновременно достать лифчиком удирающего от нее Жучка. Оборотень оказался шустрее. У него, в отличие от шемаханской царицы, все-таки было четыре лапы, а не две ноги, да плюс еще опыт удирания от ухвата Янки. Он выскочил на задний двор, исчезнув из поля зрения царского сплетника и хозяйки, и где-то там затихарился. Разъяренная фурия застыла посреди двора, гневно огляделась. Виталик поспешил отдернуть Янку от окна. Если имя шемаханской царицы оправдывает свое название и она действительно богиня, то лучше держать от нее самое дорогое подальше.

— Меня никто еще так не унижал! — крикнула Илаха. — Слышишь, сплетник, никто!

Виталик не удержался и все-таки высунулся из окна, не подпуская все же к нему подругу.

— А ко мне-то какие претензии? — сделал он удивленные глаза. — Я ж не виноват, что ты так неразборчива в выборе партнеров. Нет, чтоб ублажить нормального пацана, легла в постель с какой-то собакой страшной.

Янка зажала ладошкой рот и сползла по стеночке, сотрясаясь от беззвучного смеха. Разобрало не только ее. С яблони, прямо под ноги шемаханской царице, выпали Васька с Белоснежкой и, истерически повизгивая от смеха, поползли в сторону конуры Жучка, не в силах нормально перебирать лапками.

— Ты об этом пожалеешь, сплетник, — прошипела Илаха. Девица продолжала стоять голышом посреди двора, не стесняясь своей наготы. — Месть моя будет страшна.

— Так, что за дела? — возмутился Виталик. — Какая-то служанка какого-то жалкого шемаханского посольства смеет угрожать второму по значимости лицу государства Российского! Да ты вообще как здесь оказалась? За проникновение на частную территорию без согласия хозяев можно и на плаху угодить. Малюта у нас соскучился без работы. Тебя хозяйка сюда приглашала?

Илаха заскрипела зубами.

— Я так понимаю, нет. Тогда брысь отсюда, пока не нарвалась на дипломатический скандал. Это я вам быстро устрою. Сейчас до Гордона прогуляюсь, ноту протеста оформлю, объявлю всех персонами нон-грата и пинком под зад! Даже суток на сборы не дам.

Илаха молча начала одеваться. Закончив туалет, обожгла сплетника полным ненависти взглядом.

— А ты уверен, что твой царь подпишет вашу ноту протеста? Вот он у меня где, — сжала ручку в кулачок царица. — А ты скоро за все заплатишь. — Взгляд Илахи остановился на цветке лилии, вытатуированной на груди Виталика. — И твоя Парвати тебе не поможет, потому что я буду бить не по тебе! А по самому дорогому, что у тебя есть, чтоб ты мучился потом вечно!

Илаха скрылась в сенях. Грохнула входная дверь, и скоро все затихло.

— Слушай, а эта служанка, она кто? — спросила Янка.

Тут девушка сообразила, что сидит на корточках у стенки практически в чем мать родила, тихо пискнула и юркнула в кровать под одеяло. Виталик рассмеялся.

— Ну Янка, ты даешь! Как будто этой ночи не было вообще.

— Так ночью ничего не видно, — начала оправдываться девица.

— И ты этим коварно воспользовалась! — Виталик тоже нырнул под одеяло и начал под ним тискать подругу. — А ты хитрющая девчонка. Все уверены, что ты вдовица, а ты еще вчера была девица. И как это понимать, красавица моя?

— А ты что, против? — начала отбиваться Янка. Правда, отбивалась она несильно, так, для виду.