— Ко-он-чить его, а-али как?

— Да вы что, мужики?!

Елизаров испугался не на шутку. Все приемы, которые он знал, не годились в подобной ситуации и освобождения не сулили.

— А то, — сказал Клыков. — Тут тебе, Елизар, не мамин дом и не рота, где можно опустить ухи и не слушать, когда говорят старшие.

Елизаров похолодел от того, насколько точно Клыков угадал его мысли.

— Да я не…

— Вот именно, ты «не». Отпусти его, Володя, — сказал Клыков. — Пока. Мальчик, я думаю, кое-что уже понял.

Топорок убрал нож, сел на диван, закинув ногу на ногу. Сказал вразумляющим тоном:

— Огурчик, когда разговор окончится, ты уберешь. И тряпочкой подотрешь. Нам беспорядок не по нутру. Понял, шнырь?

— Это потом, — сказал Клыков. — А теперь слушай сюда, Елизар. Все, что ты задумал с ювелиром, — от разжижения мозгов. Я понимаю: красивая баба, шикануть хочется, а цацки плохо лежат. Да, в ювелирном золотишко есть. Но ты забыл про уголовку. Учти, малец, когда урла на «ментов» рожу корчит и сплевывает через губу — это дешевка. Сыскари работают на совесть, об этом надо помнить. Ты в зоне баланду пробовал? Не советую. Верно, Володя?

— Ну, — прогудел Топорок и лениво потянулся к бутылке.

— Верно, старик, — одобрил его Клыков. — Наливай всем. Выпьем, сержант?

— Выпьем.

Происшедшее оставило в душе Елизарова гнусный осадок, от которого хотелось поскорее избавиться. Надо же, как его подставила Ромка!

— Не вешай носа, — подбодрил его Клыков. — Разговор был между нами. А сделать капитал мы тебе поможем. Сколько бумаг ты считаешь деньгами?

— Деньгами? Начиная со ста тысяч.

Елизаров ответил не задумываясь. Эти цифры, олицетворявшие нижнюю границу богатства, давно жили в его воображении. Конечно, миллион был лучше, чем сто тысяч, но его приобретение казалось нереальным.

— Губа не дура, — усмехнулся Топорок. — Ты хоть в жизни видел столько?

— В кине, — сострил Зотов.

— Значит, увидишь, — усмехнулся Клыков. — Всего тысяча стольников. Вот столько. — Он раздвинул пальцы, показывая воображаемую толщину пачки денег.

— Где ж их возьмешь? — уныло спросил Елизаров. — Достать и толкнуть десять «калашей»… Это невозможно…

— Есть дела повыгодней. Что там, к примеру, на ваших складах?

— А! — Елизаров презрительно сморщил нос и махнул рукой. — Мура всякая. Железки…

— А если я скажу, что твои сто кусков лежат именно там, — возьмешься потрясти кладовки?

— Что за вопрос? Возьмусь запросто, только их охраняют дай бог как!

— Тогда забито. Об остальном потолкуем позже.

— А чего тянуть? — возразил Елизаров, уже захмелевший. — Мне до дембеля три месяца.

— Не гони коней, сержант, — оборвал его Клыков. — Такие дела с умом надо делать. До поры до времени — затихни. Ни одного патрона Ахмедке. Понял? И Ромке — ни слова.

— Да я ей теперь…

— Все, сержант, завязали.

Первое, на что обратил внимание Елизаров, очутившись в кабинете Кесояна, был персональный компьютер. Он стоял перед техническим директором, наглядно демонстрируя совершенно новый, незнакомый уровень управленческой культуры, главным атрибутом которой у нас раньше являлся телефон. Чем больше аппаратов размещалось на столе того или иного начальника, тем заметнее он возвышался над другими, тем обширней было его телефонное право. Компьютер свидетельствовал совсем о другом. Зеленоватые строчки, светившиеся на дисплее, четко прорисованные цифры казались загадочными, полными таинственного смысла и значения.

Технический распорядитель сидел за столом, расправив широкие плечи борца и положив перед собой крепкие смуглые руки. Он вежливо улыбнулся вошедшим, но, как заметил Елизаров, взгляд его при этом оставался настороженным и жестким.

— Садитесь, сержант, — Кесоян показал Елизарову на стул. Клыкову он небрежно махнул рукой: — Вы можете ехать. У нас разговор будет долгий.

— Добре, — сказал Клыков послушно и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

— Значит, вы и есть знаменитый Елизаров? — спросил Кесоян, когда сержант уселся.

— Почему знаменитый?

— Вы дерзко решили вторгнуться в серьезный бизнес. Такие люди среди военных — большая редкость. Вы готовы к деловому разговору?

— Готов, только вы зря не оставили Тимофея Васильевича. Мне бы с ним было легче.

— Я совсем не хочу, чтобы вам было легче, — засмеялся Кесоян. — В бизнесе, дорогой Алексей, каждый делает свое дело и должен знать лишь то, что его касается. Или Тимофею Васильевичу надо знать, сколько я вам заплачу?

— Он и так знает, сколько я запросил за участие.

— Верно. Но он не знает, сколько я могу добавить от себя за старание.

— Разве вы с Клыковым не партнеры?

Кесоян улыбнулся.

— Вопрос о партнерстве в бизнесе занимает особое место. Хирург и больной в определенном смысле тоже партнеры. Однако когда дело доходит до операции, врач принимает меры, чтобы больной не мешал ему делать дело. Уж извините, Алексей, но я не стану посвящать вас в свои планы. По той простой причине, что не хочу усложнять ваши задачи, которые и без того не просты. Да, если не секрет, для чего вам нужны деньги?

Елизаров с удивлением вскинул брови:

— А вам что, они не нужны?

— Я деловой человек. Деньги мне дает мое дело, и расходую я их на его продолжение.

— А я хочу всласть пожить, — сказал Елизаров. — Куплю путевку за границу, на мир погляжу. Сто тысяч… Думаю, этого хватит?

— Наверное, — произнес Кесоян, задумчиво глядя на сержанта. — Должно хватить. Впрочем, чтобы такие деньги заработать, надо сильно постараться.

— Я понимаю.

— Не думаю, — сказал Кесоян резко. — Деньги хороши тогда, когда они заработаны честно… А вы как думаете?

— Вы священник? — спросил Елизаров, сдерживая раздражение.

— Хороший вопрос. Но вы не ответили на мой.

— Я не хочу на него отвечать, а впрочем… Деньги бывают либо большие, либо малые. Честные они или нет — никого не касается. Это только большевики интересовались, откуда у кого гроши.

— Деньги не пахнут, верно?

— Допустим.

— Браво, — сказал Кесоян. — Браво, Елизаров! Клыков не ошибся, рекомендуя вас. Человек либо смело делает деньги, либо нищенствует. Третьего не дано. Тем, кто ожидал, что социализм сделает всех счастливыми, придется перестраивать мозги. Вы согласны?

— Устраиваете мне экзамен на политику? — спросил Елизаров с насмешкой.

— Обычная процедура в бизнесе. В нашем деле главное не анкета, а сам человек. Я хочу точно знать, кому что по плечу и на кого можно положиться. У меня частное предприятие, и мне не все равно, кто на меня будет работать.

— Можно вопрос? Если я протащу вас на базу, то будет это считаться шпионажем?

— Хороший вопрос, — сказал Кесоян, и взгляд его стал еще жестче. — Лучше сразу все до конца выяснить, верно?

Елизаров кивнул.

— У вас, наверное, есть мама? Так? И она иногда узнавала у соседок рецепты новых блюд. Ей говорили, она запоминала или записывала. Это обычный способ обмена домашними технологиями. В промышленности предпочитают секреты производства хранить. Никто, кроме настоящих хозяев, не знает, как делать кока-колу или готовить пепси. Нельзя позволить конкурентам обставить себя. Мы — фирма, торгующая технологиями. Средств на то, чтобы купить чужие секреты, у нас на первых порах маловато. Знаете, сколько стоит на мировом рынке технологическая лицензия? Heт? И не забивайте себе голову пустяками. Короче, мы стремимся к получению промышленных сведений. Это обычная практика делового мира. Теперь учтите, что ракеты, которые сейчас существуют, обречены на уничтожение. Горбачев договорился с Бушем, и технику порежут. Пенки с этого снимет президент. Ему отвалят деньги, будьте уверены. А мы останемся ни с чем. А если раздобыть секреты вашей базы, они принесут хорошую прибыль. Поэтому я отвечаю на ваш вопрос утвердительно. Да, это шпионаж, но промышленный. Слыхали о таком? Вот и отлично. Вас это устраивает?