Неожиданно на пути Рудика оказалась широкая поляна. У затухавшего костра сидели трое мужчин с ружьями на коленях. Заметив Рудика — грязного, потного, с автоматом в руках, — они не выказали ни беспокойства, ни озабоченности. Только ружья качнулись, и их стволы двенадцатого калибра уставились на солдата пустыми зрачками.

Один из охотников — высокий, бородатый — поднялся с места, держа палец возле спусковой скобы.

— Здравствуйте, — сказал Рудик, закидывая автомат за плечо.

— Привет, коль не шутишь, — хмуро отозвался бородатый. — Дезертир или как?

— Или как, — ответил Рудик миролюбиво. — Потом со вчерашнего дня не ел.

— Что же так? — спросил бородач.

— По следу иду. За преступником.

Охотники многозначительно переглянулись.

— Что ж милиция не ловит? — спросил один из сидевших у костра. — Ты даже не из внутренних войск, вроде…

— Я из кизимовского гарнизона. Там совершено нападение на пост.

— Эва, куда умотал! — удивился бородатый. — Тут без малого двадцать километров до твоего гарнизона. Только мимо нас, браток, никто не пробегал.

— Естественно. Я же не враг, потому и иду открыто. А он вас заметил и обошел стороной… Подхарчиться у вас не найдется? Не пожметесь?

— Садись, — предложили бородачи. — Чаю попьешь? Он горячий. И хлеба дадим.

— Бандита догонять надо, — сказал Рудик озабоченно. — Я хлебца возьму и на ходу пожую.

— Ты, сынок, ешь, — остановил его охотник. — А твоего преступника пусть ловят, кому за то деньги платят. Ты лучше о себе подумай. У матери-то небось других сынов нет?

— Сестренка…

— Вот видишь, сын ты один. И побереги себя для семьи.

— А вы! Не поможете?

— Мы, солдат, — сказал бородач, — по другому делу. В этом краю медведь объявился. В Шабанихе двух коров заел. В Кулигине пастуха задрал. Его и окоротим. Остальное прости, не наша забота. Может, поймаем, а он госбезопасности господина Бакатина личный друг. Нам же и вольют за самовольство…

Охотники рассмеялись.

Чаплински держал направление по компасу. Впереди за рядами деревьев, обещая выход на простор или хотя бы опушку, светилось небо. По его предположениям, до магистрального шоссе оставалось километров пятнадцать.

Духота в лесу сгустилась. Сильно захотелось пить. Чаплински спустился к небольшому ключу, журчавшему среди камней в тени сосен. Опустившись на колени, надолго припал к холодной воде. Напившись, плеснул несколько полных горстей на лицо и грудь. Ободренный, двинулся дальше.

Лес становился все гуще. Непролазной стеной стоял орешник. У сырого ложка, поросшего можжевельником, перегораживая путь, лежала огромная сосна, вывороченная бурей. Чаплински решил обойти ее с комля. Он не сделал и трех шагов, как из-за переплетения корней навстречу ему рванулось огромное рыжеволосое тело. Оно сразу заслонило свет. Яростный рев оглушил Чаплински. Он задохнулся от гнилостного смрада, вырвавшегося из пасти животного.

Мелькнула рожденная ужасом мысль: «Вот он, знаменитый русский медведь!» Судорожным движением Чаплински попытался вскинуть автомат, но не успел. Тяжелый удар резко выброшенных вперед лап пришелся в лицо и грудь. Последнее, что успел увидеть Чаплински с полной ясностью, были зеленоватые глаза зверя, проницательные, полные дикой злобы. Кровь, хлынувшая из головы, рассеченной острыми когтями, окрасила мир в красноватый цвет. Потом сознание померкло, и Чаплински уже не чувствовал, как зверь вгрызся в его распоротую брюшину…

База «Буран»

Генерал-полковник Рытов, седовласый, властный, сидел в кабинете начальника базы за его же столом. Кто-кто, а Рытов лучше других представлял последствия происшедшего. Предстоял доклад министру. Вполне возможно, что в Верховном Совете потребуют депутатского расследования. Шуму будет много. Записные ораторы и газеты выволокут всю грязь, и кто пострадает в первую очередь, Рытов тоже представлял прекрасно. И все же смягчать удар генерал-полковник не собирался. В таких обстоятельствах единственно правильной была позиция принципиальная, диктуемая законом.

Еще молодой, но уже совершенно лысый полковник заместитель начальника управления военной контрразведки — докладывал Рытову результаты предварительного расследования.

— В хранилище взрывчатых веществ, — говорил он, — обнаружен чемоданчик с зарядом особой мощности. Снабжен радиовзрывателем…

— Что навело вас на мысль искать заряд.

— Дистанционный радиопривод, который нашел на том берегу и обезвредил лейтенант Рогов.

— Чье производство?

— «Комбат электроникэл системз». Штаты.

— Чем грозил взрыв?

— В силу динамических характеристик породы мог произойти огромный оползень. В движение пришло бы примерно семьсот пятьдесят тысяч кубометров скальной породы. Это по самым скромным оценкам специалистов…

— Кто, по-вашему мнению, мог пронести этот чемоданчик.

— Все замкнулось на прапорщике Лыткине. Предают всегда только свои. Им же вынесены из хранилища и оставлены вне его детали нового оптического стабилизатора.

— Это не тот ли прапорщик, что вчера повесился?

Полковник удрученно вздохнул.

— Да, он…

— Что дальше будем делать? — спросил Рытов задумчиво.

— Дальше все в обычном порядке. Как говорят, назначим виновных, накажем невиновных, поощрим непричастных. Или у вас другие соображения?

В одну из штабных комнат вошел солдат. Вытянулся, приложил руку к фуражке.

— Товарищ майор, по вашему приказанию рядовой Борцов прибыл.

— Садитесь, Борцов, — сказал майор дружески. — Я офицер управления военной контрразведки. Грушин Тимофей Петрович…

Борцов сел на краешек стула, робко, неудобно, как птица на жердочку.

— Во всей этой истории, Борцов, вы оказались ключевой фигурой. Ваши действия мы оцениваем крайне высоко. Возникло мнение представить вас к государственной награде. Как вы на это смотрите?

— Хотите честно, товарищ майор, или мне лучше крикнуть «ура!»?

Майор удивленно вскинул брови.

— Зачем «ура»? Давайте честно.

— Так вот, если хотите наградить, отпустите меня отсюда к чертовой матери на месяц пораньше. Что до награды, то проку в ней никакого. Призовой пес с медалью дороже, чем солдат с орденом. Это уже доказано. Вы-то сами кому-то со своими наградами дороги?

Майор помрачнел.

— Вы не патриот?

— А наш президент? — спросил солдат. — Господин Горбачев, он-то как? Я могу идти?

1991