РОДИНАШАРПА
Англия начала XIX века… Столько всего хочетсярассказать о ней, столько просится на бумагу… В 1801 году перепись населения показала,что в Англии проживало в тот момент 8,3 млн человек, в Шотландии – 1,63 млн, вУэльсе – 587 тысяч, в Ирландии – 5,22 млн человек. Около 30% населениясобственно Британии обитали в крупных городах, плюс ещё 21% - в городах снаселением не менее десяти тысяч жителей. При этом треть всех жителей страныпроживала в Лондоне – 1,1 млн человек. Следом за столицей со значительнымотрывом шли Дублин (165 тыс. человек) и Эдинбург (83 тыс. человек). Большаячасть этих людей стала горожанами не по доброй воле, а вследствие начатой ещё вXV и продолжавшейся по начало XIXвека политики «огораживаний», когда лорды сгоняли крестьян с земли, дабы отдатьеё под пастбища для овец (недаром спикер у них сидит на мешке с шерстью. Англияподнялась на торговле ею. Кстати, по одной из версий, шерстяному буму мыобязаны модой на стриженые лужайки. Джентльмены выпускали пастись овечек переддомом, а потом кто-то решил, что аккуратный газончик с россыпью овечьих какашек–это донельзя эстетично). Оставленных без средств к существованию горемык законгрозно, под страхом виселицы или продажи в рабство в Америку с Австралией,вынуждал найти работу. Так демократическая Британия обеспечила своюпромышленность дешёвыми рабочими руками (порой люди вкалывали подвенадцать-шестнадцать часов в сутки без выходных за еду и статус работающего).В 1774 году Уатт изобрёл паровой двигатель, в 1804 развела пары «Ракета»Стефенсона. А прядильная машина Харгривза, знаменитая «Дженни»? Атокарно-винторезный станок с механизированным приводом Генри Модсли, наконец?Механизмы начали воспроизводить механизмы, Англия в облаках пара вступала вновую машинную эру…
Столько всего хочется рассказать… Хочется, повторив вслед за героямифильма «Тот самый Мюнхгаузен»: «Да что Англия? Привыкли, чуть что, сразу –Англия, Англия…», поведать о том, как всю жизнь искренне полагал, что фрак –детище XIX века; что камзол – это длинный пиджаксовременников Петра Великого, Ломоносова и Потёмкина; что маркиз – мелкийтитул, вроде барона… А выяснилось: и фрак начали носить ещё в серединекуртуазного XVIII; и «камзол» - не верхняя одежда, адлиннополый жилет, носимый под тем, что именовалось «кафтаном» или «немецкимкафтаном»; да и маркиз, оказывается, хоть и ниже герцога, но гораздо вышеграфа…
Хочется поязвить на тему британского консерватизма, припомнив, чтоупразднить синекуру, обладателю коей вменялось в обязанность предупредитьсоотечественников о вторжении Наполеона выстрелом из пушки, опасливые англичанесподобились лишь в 1947 году…
Много чего хочется, но, как говорится, «перехочется». Чтобы описать вполной мере Англию начала XIX века, нужен и талант поболеемоего, и томов эдак …надцать. Потому предлагаю вашему просвещённому вниманиютолько то, что показалось наиболее важным, отсылая самых пытливых из вас… Нет,что вы… Всего лишь к списку использованной литературы.
Закони правопорядок.
Зачто был повешен Обадия Хейксвелл? Одиннадцатилетнего пацана приговорили ксмерти за кражу ягнёнка по устному, не подкреплённому ничьими свидетельскимипоказаниями обвинению викария. Дура закон, но это закон, так сказать.Британское уголовное законодательство той поры предусматривало смертную казньза 215 видов правонарушений, в том числе за блуд с сестрой священника,самовольный перенос дорожных знаков, повреждение чужого коровника, умышленнонеправильное складывание камней при возведении стен, хищение чужойсобственности на сумму более шести пенсов и прочие чудовищные преступленияпротив человечества. Для сравнения: в России при самом жестоком из государейнового времени, Петре Первом, - лишь за 68. Это не говоря о том, что при дщериего, Елизавете, не был казнён ни один человек (!), а при Екатерине Второй дажепресловутая Салтычиха отделалась монастырём (Любопытный фактик приводитВладимир Леонидович Махнач. Зверства помещицы настолько шокировали общество, чтоеё отказались признавать принадлежащей к женскому полу, и в документахследствия она фигурировала как «Дарий Салтыков») Но это в дикой России. Вцивилизованной Англии жестокость законов смягчалась продажностью чиновников иполным отсутствием полиции. Малейшее поползновение правительства создать хотькакое-то подобие органов охраны правопорядка вызывало вой в газетах ипарламенте. Правительство, де, создаёт инструмент подавления личных свободанглийских граждан! (По моему частному мнению, первейшее право гражданина – этоправо оставаться живым, здоровым и неограбленным, а отнюдь не правобеспрепятственно прикончить себе подобного. Впрочем, британцам виднее.)
Святоместо пусто не бывает. Благословляя свободолюбие сограждан, роль блюстителейпорядка взяли на себя главы преступных шаек. Предшественники мафиозных боссовбудущего пачками отправляли на виселицу тех, кто не желал подчиняться ихвласти. Один из авторитетов, некий Джонатан Уайлд, настолько обнаглел, чтоконтору открыл на центральной улице Лондона, именовал себя не иначе, как«генеральным тайным сыщиком Великобритании и Ирландии» и носил трость с золотымнабалдашником в виде короны. Наглость до добра его не довела. В 1725 годуУайлда всё же повесили. Достал таки, видимо.
Множилисьпрофессиональные доносчики и «ловцы воров». Стукачу «за бдительность»полагалась доля имущества осуждённого, а охотника за головами доставка в судуличного грабителя, взломщика или убийцы обогащала на сорок фунтов стерлингов(по нашим меркам, стоимость «Жигулёнка»). Разумеется, доносчики не гнушалисьоговорами, а у «ловцов воров» в порядке вещей было подбить подростка на кражу,а затем сдать его мировому судье.
Прошибитьлбом стену удалось в 1750 году писателю Генри Филдингу. Занимая пост мировогосудьи Вестминстера, классик английской литературы имел достаточно упорства,чтобы, несмотря на точившую его тяжёлую хворь, склонить на свою сторонуобщественное мнение и добиться от министра внутренних дел выделения средств насодержание дюжины сотрудников. Суд, в котором заседал Филдинг, находился наБоу-стрит, и «помощников» писателя стали звать «боу-стрит-раннерами», «сыщикамис Боу-стрит». Боу-стрит-раннеры носили яркие красные жилеты и получали откороля гинею в день (в гинее 21 шиллинг, в фунте стерлингов – 20). При этомлюбой гражданин, нуждавшийся в защите или желающий узнать обстоятельствапреступления, мог нанять боу-стрит-раннера за ту же гинею в день.
Кправедникам сыщиков не решился бы причислить даже сам Филдинг. Оборотни впогонах… э-э, простите… «боу-стрит-раннеры» усердно крышевали торговцев, нечурались шантажа с вымогательствами (один из них, Питер Таунсенд, успевшийпослужить некоторое время телохранителем «Принни», оставил после себя 20 тыс.фунтов стерлингов. Его коллега Сэйер – 30 тыс. фунтов. Неслабо, да? Простец Шарпсчитал, что под Витторией ему сказочно повезло, он урвал фантастический куш насумму в 18 тыс. фунтов стерлингов), но и дело своё туго знали. Увы, будь онипоголовно Шерлоками Холмсами, двенадцать человек (в лучшем случае, пятнадцать)на миллионную столицу – это вопиюще мало. Население Лондона росло, и с нимросла преступность. В начале XIX века понаиоптимистичнейшим прикидкам 30000 столичных жителей промышляли разбоем икражами. Существовали целые районы, вроде родного Шарпу Сен-Жиля, где средибела дня могли убить или ограбить чужака.
Сынуподполковника Шарпа Патрику исполнилось четырнадцать лет, когда в Англиинашёлся, наконец, господин, у которого хватило духа довершить начатоеФилдингом. Роберт Пиль (в его правительстве, как говорилось в главе «КорольШарпа» получил министерский портфель Веллингтон) выдержал настоящее сражение внижней палате парламента и победил. 7 декабря 1829 года тысяча полицейских вголубых фраках и чёрных цилиндрах (со временем заменённых шлемами) прошагала кновеньким с иголочки полицейским участкам. Под штаб-квартиру правоохранителямотвели комплекс зданий, ранее служивший жильём членам шотландской королевскойсемьи при их посещении Лондона. Резиденция так и звалась: «Шотландский двор»,то бишь, «Скотланд-Ярд». Любовью лондонцев блюстители порядка не пользовались,заслужив презрительные клички: «коперы» («хвататели», у американцевсократившееся до «копа»), а также, в честь Роберта Пиля – «пилеры» или «бобби».
