Ингрид выпрямилась, посмотрела на него. Желтые глаза волка бестрепетно смотрели в холодные, мертвые глаза вампира.
— Ты не убьешь моих родичей, — сказала волчица.
— Твоих родичей? — Смех его ничего не имел общего с веселым старым эльфом народных легенд. — Так вот оно что! Вот почему ты их так защищаешь. Эх вы, чудища теплокровные. Учились бы у тех, кому нечего терять.
— Кроме…
— …собственной жизни? — Он снова засмеялся. — Ты думаешь, мне было бы жаль ее утратить?
— Нет. — Она кольнула оленя в шею, чтобы пустить кровь, но кровь не вытекла. От укола животное обернулось огромной головой, сверкнув зубами острее рапиры. И тут, увидев эти зубы и отсутствие крови из раны, Ингрид поняла, почему так много значит этот олень. — Не твоей жизни.
— Нет! — взревел Николай. — Рудольфа не тронь!
— Улетай, — пригрозила Ингрид. — Иначе я его убью.
— Я на этого оленя истратил целое состояние! — Тут его глаза хитро заблестели, он гордо стукнул себя в красно-белую грудь. — Да ты его не убьешь. У тебя ни святой воды, ни деревянного кола, ни серебряной пули, — ничего нет.
Ингрид соскользнула с противоположного бока Рудольфа и оказалась под его массивной грудью. Свободной от ножа рукой она ощупала гладкую шкуру, примеряясь, где у мертвого оленя может быть сердце. И глянула из-под туши на Николая:
— Зато у меня есть кинжал, сделанный из серебряных пуль.
— Нет! — с мукой в голосе выкрикнул старый вампир, но тут же глаза его снова хитро прищурились. — И все равно тебе от этого не будет толку. Я без Рудольфа не улечу, он направляет сегодня мои сани.
— У тебя хватит тягловой силы и без него.
Она приблизила кинжал к груди оленя.
— Ладно, ладно! Но ты мне его верни!
— Отпущу, когда буду знать, что ты достаточно далеко.
— А как ты это будешь знать, волчонок?
Ингрид насмешливо посмотрела ему в глаза:
— Бубенчики скажут. «Джингл беллз, джингл беллз…».
— Он нас бросил! — ахнул пораженный Паша, глядя вслед улетающим саням. Несколько секунд — и вся упряжка, кроме вожака-оленя, мелькнула тенью на фоне полной луны и скрылась в Млечном Пути.
— Бросил нас в Африке! — вскрикнул Сергей, затопал ногами, как северный олень перед взлетом. — И что нам делать в этой Африке?
— Можете пригодиться, — сказала им Ингрид.
Она соскочила с Рудольфа, мощно хлопнула его по крупу. Огромный зверь пустился бежать по дороге и почти сразу же взлетел в воздух.
— Пригодиться? — спросил Паша таким голосом, будто раскусил что-то горькое.
— Пошли, пошли, ребята! — позвала она их, натягивая на себя одежду. — Когда-нибудь сами мне спасибо скажете.
Но перед тем, как наставить их на праведный путь, она присела — поздороваться и попрощаться со своей родней. Они скулили, она и псы, они лизали друг друга и тыкались носами, обнюхивали и трогали друг друга лапами, но никто из них не задержался — ни Ингрид, ни собаки. Для нее было слишком мучительно второй раз расставаться с ними.
А их ждала охота — чем-то возместить тот роскошный пир, который не состоялся.
Поднявшись, Ингрид отряхнула с себя пыль.
Она не стала оборачиваться, но слышала, как они убегают, как дрожит земля под их лапами. А если обернуться у нее снова может сердце разорваться.
— Давайте за мной. — Она пошла вперед, остановилась. — Нет. Идите-ка вы лучше впереди. Вот сюда.
Вернувшись туда, где закопала винтовку, Ингрид позвонила своему ассистенту:
— Дамиан? Да. Да, все в порядке. Нет, их я не нашла. А что там с браконьерами? — Она послушала несколько секунд. — Да, приезжай за мной.
При свете полной луны она показала вампирам на юг:
— Вон туда, идите и идите. Примерно двадцать пять миль в эту сторону, и там они. Бандиты, полувоенные отряды. Страшные люди. Силой вербуют к себе мальчишек, женщин насилуют, отрезают пальцы, убивают всех на своем пути. В прошлом месяце зверски убили долинную гориллу. Делайте с ними что хотите, мальчики.
— Двадцать пять миль? — жалобно взвыл Паша.
— Зато какой шведский стол, — улыбнулась ему Ингрид.
Когда вампиры были уже еле видны вдали, с сердитым визгом тормозов подъехал ее ассистент. Ингрид открыла дверцу, влезла внутрь. На ее лице еще были видны остатки той улыбки, с которой она провожала вампиров. Ассистент, увидев это при полной луне, едва не ахнул. Такой вид бывал у торжествующих волков после удачной охоты.
Дамиан собирался выложить ей все свои обиды на ее поведение, но почувствовал, что у него волосы становятся дыбом, передумал и молча поехал домой.
— Так будем помощниками Санты, — ядовито заметил Сергей, топая по темной дороге. — Поможем старому доброму Санта-Клаусу и обеспечим себе запас крови на всю жизнь.
— Ладно, не совсем удался мой план.
— Не совсем! Скажи лучше «совсем не». Чуть не убили нас дикие псы и вервольф. Это уже не говоря о самом старом вампире мира.
Но тут впереди замелькал лагерный костер.
— Я думаю, — примирительно сказал Паша, — что еще не утро.
— Хорошо бы. А то я оголодал.
И двоюродные братья пустились в бег, одним своим шагом перекрывая десять нормальных человеческих. Сергей обернулся красивым и голодным лицом к Паше и заорал в африканскую ночь:
— А про пасхального зайчика даже и не заикайся никогда!
Люди у костра, услышав странные звуки, потянулись за оружием, заряженным не серебряными пулями.
Карен Ченс
Отщепенцы[25]
Карен Ченс выросла в Орландо, штат Флорида, на родине воображаемого, и это многое объясняет. С тех пор она жила во Франции, Великобритании, Гонконге и Новом Орлеане, в основном отлынивая от работы, но иногда преподавая историю. Сейчас она, милостью «Катрины», снова во Флориде, где занимается писанием книжек — когда не уклоняется от ураганов (иногда не успевая уклониться от коктейля с тем же названием). Ею написана серия книг о Кассандре Палмер, ставшая бестселлером по версии «Ю-Эс-Эй Тудей» и «Нью-Йорк Таймс». От этой серии есть ответвление «Дочь полуночи», где описываются приключения дампирши Дорины Басараб.
— Не бывает вервольфов наполовину, — сказала я, стараясь не рычать.
От этого разговора я шарахалась полгода. И мой начальник не нашел ничего лучшего, как начать его сейчас. Испортить мне Рождество.
Джил глядел на меня нетерпеливо, и в лысине его отражались флуоресцентные лампы офиса. Тот же самый сияющий купол и недостаток чувства юмора были видны на лежащем перед ним портрете: Реджинальд Сондерс, недавно избранный руководитель Серебряного Круга пользователей светлой магии. Он в сообществе магов нечто вроде президента, только без дурацких ограничений на срок. Джил — его старший брат и глава лас-вегасского отделения Корпуса Военных Магов — который в Круге исполняет нечто вроде полицейских функций. Это уж такое мое везение — получить перевод из тихого, ничем не примечательного отдела в Джерси в такой, где любая ошибка будет очевидна сразу.
— Твоя мать была вервольфом, Лиа. Дом Лобизон.
— Клан Лобизон. И моя мать была человеком, пораженным болезнью. — Господи, как я устала впихивать одну и ту же мысль в толстые людские черепа. — Ликантропия — не генетическое свойство, вроде цвета глаз. Она не передается детям…
— Кроме тех случаев, когда передается.
Джил посмотрел на меня, сузив глаза. Будто ждал, что у меня вдруг когти вырастут.
Обычная реакция. Отец мой был из клана де Круазет — старинной магической семьи, где служба в Корпусе была традицией. Вопреки моей человеческой фамилии мать назвала меня Аккалиа, что означает по-латыни «волчица». Одной этой комбинации было достаточно для недоуменных взглядов в любой компании магов.
— Джил, я военный маг, — сказала я, помолчав. Мой психотерапевт мне рекомендовал от припадков гнева дышать глубоко и размеренно. Пока что особых улучшений я не видела, но дело тут в том, быть может, что я работаю с Джилом. — Много вам известно вервольфов с магическими способностями?