Он может решить, что она жестока, — не поблагодарила, не ответила на множество вопросов, которые, как она видела, у него возникли: о ее состоянии, о доме, о своей роли в этом доме. Но она ему не компаньон. Он подал прошение, желая ей принадлежать. Настало время посмотреть, понимает ли он, что это означает. Только тогда она сможет решить, позволить ли ему служить ей с одной меткой. Или двумя. Она знала, что он ему захочется сразу три, но ему придется принять то, что ему предложат.

* * *

Это была совсем не та женщина, которую он подсаживал в лимузин. В салоне она была искусительницей. Здесь же она была королевой. Он чувствовал это по ее взгляду, властному тону и безудержной похоти, которая блуждала в ее глазах и возбуждала его помимо воли, даже когда разум сопротивлялся из-за того, что с ним обращаются как с невольником.

Она собралась уйти, оставив его выбирать. Если бы он последовал за ней, значит, он согласен на все. Желание остаться самим собой боролось в нем с образом женщины, которая нуждается в нем и которая завладела его мыслями и фантазиями.

Она остановилась у лестницы, положив ладонь на перила. Тонкие изящные пальцы, на среднем — серебряное кольцо с огромным сапфиром. Джейкоб подумал, не муж ли его подарил, и неожиданно при этой мысли ощутил неприязнь. Подняв руку, Лисса сняла заколку, которая придерживала волосы. Пряди упали, она провела рукой по этой шелковистой тяжести, черному водопаду, притянувшему его взгляд к бедрам, до которых доходили длинные волосы. Черный атласный халат так облегал ее тело, что было ясно: под ним ничего нет.

— Джейкоб.

Ее голос был нежен, а глаза темны, как тени в лестничном колодце.

— Каждый миг колебания сделает наказание более суровым.

— Я не боюсь боли, моя леди.

Она усмехнулась.

— Значит, ты не испытывал достаточно сильной боли. Но есть наказания гораздо хуже боли.

— Хуже, чем потерять чувство себя?

Она вздернула подбородок.

— Иногда это самая приятная часть боли. Пойдем. Я бы сказала, что я не кусаюсь, — уголок ее губы слегка приподнялся, — но мы оба знаем, что это неправда.

Когда она стала подниматься по ступеням, он обнаружил, что следует за ней, причем через ступеньку. Он нагнал ее, и некий инстинкт, противоречащий его природе, придержал его в шаге позади.

Она привела его в свою спальню, куда он принес ее меньше двух часов назад, надеясь, что поступает правильно, ничего не пропустив для ее удобства. Он не хотел оставлять ее одну, но когда ее лицо приняло спокойное выражение, вернулся к мистеру Ингрему, чтобы составить ему компанию. Шофер отказался уехать, пока она не предъявит ему себя в полном рассудке и не уверит, что Джейкоб принят в ее доме. Если Джейкоб слишком долго будет с ней возиться, он, Ингрем, применит свою «беретту», а это ситуация, которая может нарушить покой леди, столь ей необходимый.

Когда Джейкоб последовал указаниям Томаса, как миновать собак, даже Бран не дал ему безусловного зеленого света. Он неподвижно стоял у входной двери, его стойка и бдительные глаза говорили: «Ну что, приятель? Есть порох в пороховницах?»

Теперь, когда Лисса глянула на него через плечо, он ощутил, что вызов снова брошен.

Ну что, приятель?

Когда он ступил за порог, она двигалась вдоль стен, включая маленькие точечные светильники, подсвечивающие картины.

— Встань в центре комнаты. Руки опусти.

Матисс. Тициан. Ван Гог. Сильные движения души в многоцветье красок. У него было к ней много вопросов, и он понимал, что не любопытство подбивает его задать их прямо сейчас. Он чувствовал внутреннее сопротивление тому, что Лисса приказывает ему молчать. То, что клубилось в нем сейчас, когда он выполнял ее команду, было ему незнакомо. Его чресла напрягались с каждым тихим звуком, который он слышал. Ее ступни, погружающиеся в ковер. Мягкий шелест халата. Она мерцала на границе его поля зрения, потом пропала.

Прежде чем он успел обернуться и поискать ее, его спину тронула рука.

— Удачный трюк, — сказал он.

— Джейкоб… — прошептал ее голос, вызвав дрожь вдоль позвоночника. — Я знаю, что ты нервничаешь. Я слышу твой пульс. Ты никогда раньше не покорялся. Когда ты занимался любовью, то властвовал над женщиной. Ты давал ей чувствовать твою силу, твое желание. Если кто и сдавался, то она — тебе. Ты позволял себе уйти лишь тогда, когда был уверен, что она потеряла из-за тебя голову. В страсти, которую ты ей дал.

Неужели он заметил что-то в ее интонации, что-то такое, позволяющее думать, будто ее возмущает, что у него было много женщин? Это же глупо! Почти так же глупо, как облегчение, которое он испытал, когда не увидел следов присутствия Рекса в этой комнате. Ничего такого, что напоминало бы ему, что она прожила достаточно долго, чтобы до нее дотрагивался не только муж, но и много других мужчин.

Она огладила его бедра, поднялась на цыпочки и прижалась губами к его шее.

— Если хочешь быть моим слугой, ты должен узнать, что значит сдаваться на самом деле.

Ее руки скользнули ему под мышки и начали играть с пуговицей на рубашке. Лак на ее ногтях слабо отсвечивал в мягком свете.

— Ты будешь молчать с этого момента, пока я не велю тебе заговорить. И не вздумай двигаться.

Он было начал поднимать руки, чтобы сомкнуть их поверх ее ладоней у себя на животе, но при этих словах остановился.

— Хорошо. Очень хорошо.

Расстегивая ему рубаху, она придвинулась ближе, слегка задевая телом его спину и ягодицы. Ее дыхание сквозь тонкую ткань рубахи щекотало спину.

Джейкобу сложно было стоять, сохраняя неподвижность, и он старался отвлечь себя самыми случайными мыслями. Макс говорил, что она предпочитает, чтобы в фойе «Эльдара» кипела турка, однако ни разу не попросила ни чашки. Может, дело в запахе? Надо ли готовить ей завтрак? Не случалось ли с ее мужчинами самовозгораний со смертельным исходом из-за огня, который она в них воспламеняет?

Приложив ладони к теперь уже голому животу Джейкоба, она оставила одну на месте, авторую сдвинула вверх, до соска. Джейкоб покачнулся, прислонившись к Лиссе спиной, когда ощущение прострелило его. Ее руки напряглись, удерживая его. Он почувствовал ее удовольствие от его реакции по тому, как она тронула губами его шею. Он никогда не думал, что его горло — эрогенная зона, однако теперь это было так, и его член становился все тверже каждый раз, когда Лисса добиралась до его глотки.

— Возможно, ты думаешь, что это будет, как в тех случаях, когда ты позволял женщине контролировать. Позволял ей скакать на своем члене до оргазма, когда ты держался за прутья кровати, делая вид, что связан. Игры для удовольствия, без настоящего риска, не затронувшие твои темные стороны, твои уязвимые места.

Лисса обошла его и встала к нему лицом, ее ногти оцарапали ему кожу, когда она провела пальцами вдоль пояса его джинсов.

— Отличная мускулатура. Зрелая, без жира. Не то что тело нетренированного мальчика. Вот тут шрамы. Ты сражался в битвах.

— Я…

— Я не разрешала тебе говорить.

На этот раз команда прозвучала таким тоном, что его пронзило негодование. Лисса начала тихонько бормотать про себя, словно это была беседа с самой собой, как у потенциального покупателя, изучающего чистокровного скакуна. Джейкоб заподозрил, что она делает это нарочно, чтобы позлить его.

Но ее лицо было сосредоточенным, завороженным, будто в момент ознакомления с произведением искусства, которым она хотела бы обладать. Взгляда ее глаз было довольно, чтобы он захотел притянуть ее к себе, прижать к своему болезненно вздувшемуся члену.

Тем временем Лисса расстегнула его джинсы, ухватила его за член, а затем, придвинувшись, она запустила руки поглубже, чтобы потрогать его ягодицы. И пока она мяла их, спереди, из ширинки торчал оголенный эрегированный член, о который она терлась атласом халата.

Разгоряченная плоть чувствовала щипки расстегнутой молнии, но это не могло подавить адского желания, бушевавшего в крови Джейкоба, как лава в дымящемся вулкане. Когда Лисса откинула голову, ее губы оказались так близко, что он больше не мог сопротивляться.