Во многих отношениях Микоян был ближе всех к Хрущеву, однако, твердый характер, особенно в поворотных моментах, он никогда не проявлял.

Одна из острот, ходившая в свое время среди партийцев, была посвящена именно ему. Это о Микояне неизвестный рифмоплет сложил строки: «От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича».

В общем, иными словами, спокойная и бесконфликтная жизнь с времен Ленина и до брежневских дней — такой идеал приписывался этому человеку.

То, что за слухами действительно стоит правда, Микоян, исполняя поручение Хрущева, вскоре же узнал. Тут, однако, и от него потребовали, чтобы дал понять, на чью сторону он встанет.

Когда Анастас Иванович снова появился перед жаждавшим узнать истину первым секретарем, он опроверг все дошедшие до Хрущева предостережения и сделал это самым убедительным образом.

Хрущев, предупрежденный сыном, не был ни наивным, ни глупым. За его плечами стоял столь богатый опыт, что изменение в настроениях вокруг него он мог очень быстро почувствовать и сам, без всякой посторонней помощи. Что он тогда думал? Что решил для себя?..

Для нас с Шелепиным один вопрос сменялся другим.

Что предпримет Хрущев, если к нему просочится новая информация и снимет все его сомнения?

Придет ли ему на помощь Малиновский (которому никто до сих пор еще ничего не сказал!) — так, как семь лет назад Никите Сергеевичу помог Жуков?

Как тогда Хрущев поведет себя по отношению ко мне и Шелепину?

О чем придется говорить с Брежневым и Подгорным?

Мы превратимся в заговорщиков? Станем врагами?

Нерешительность Брежнева становилась опасной.

Поэтому при следующей встрече с ним я уже давил на него:

— Неопределенность решения грозит мне и всем вам большой опасностью.

И я произнес слова, которые наконец-то подтолкнули Брежнева к решительным действиям.

— Помните, — сказал я, — если Хрущев узнает правду, то прежде всего он отдаст приказ мне, чтобы я, в соответствии со своими служебными обязанностями, арестовал вас как члена «антипартийной группы». И я, Леонид Ильич, буду вынужден это сделать.

Через 29 лет после «малой октябрьской революции 1964 года», как окрестили события, связанные с октябрьским пленумом московские либералы, вышел фильм Гостева «Серые волки». Соавтором сценария фильма был Сергей Хрущев.

Несмотря на обилие мемуарной литературы и живых свидетелей смещения Хрущева, кинокартина получилась карикатурной. Претензии на фильм «исторический и политический» оказались несостоятельными. Недаром Сергей Хрущев категорически возражал против использования в титрах его имени.

В фильме до предела упрощена проблема человеческих отношений. Все сведено только к стремлению захватить власть. Но это совсем не так! В народе нарастала тревога по поводу все новых и новых необоснованных волюнтаристских решений Хрущева в области экономики, партийного строительства, внешней политики. Хрущеву об этом говорили, но он игнорировал замечания товарищей. Именно это заставило пойти на крайнюю меру — на снятие его со всех постов, исходя из государственных интересов страны!

В фильме тенденциозно показана роль Шелепина и Семичастного. Мы ведь не были в составе Президиума ЦК КПСС, а только начинали свою государственную карьеру. Поэтому не могли здесь быть главными фигурами.

В фильме фигурирует Галюков, бывший охранник бывшего члена Политбюро Игнатова. По ходу действия в фильме Галюкова убивают. Это абсолютный вымысел. После известных событий 1964 года он, живой и здоровый, работал у Мураховского, бывшего первого заместителя Предсовмина.

Ложью являются и показанная в фильме попытка Хрущева дозвониться из Пицунды в Киевский военный округ Кошевому, и разговор Хрущева с Малиновским.

С целью обострения сюжета в фильме постоянно кого-то убивают, организуют слежку. На деле ни один человек тогда не погиб.

Еще одна неправда: Сергей Хрущев несколько раз выступал с обвинениями, утверждая, что пограничники из КГБ усиленно следили за его отцом во время его пребывания в Пицунде. И мне лично ставятся им в упрек многие вещи. Я не согласен с ним. Ничто из названного не происходило так, как он это описывает. Я сам неизменно настаивал на соблюдении законов, ибо только таким образом мы могли содействовать развитию советской системы, не навредив ей.

За все время, предшествовавшее октябрьскому пленуму 1964 года, в ходе его и сразу же после него — нигде не было-объявлено чрезвычайного положения, не был приведен в движение ни один танк, ни один самолет.

Никаких дополнительных военных кораблей в Черное море не вводили. Не было никакой обстановки чрезвычайности. Даже Кремль не был закрыт для посетителей. В том-то и заслуга Хрущева, что он создал обстановку, при которой его смещение происходило гласно, на пленуме ЦК, без применения силы.

Конечно, Брежнев и Подгорный предварительно беседовали с каждым членом Президиума, а Рудаков и Поляков — с каждым секретарем ЦК. Они же вели беседы и с секретарями ЦК союзных республик и крайкомов. То есть готовили пленум так, как всегда готовят — пусть необычное — партийное собрание!

Алексей Николаевич Косыгин, например, когда перед ним поставили этот вопрос, первым делом спросил: «С кем КГБ?» И только узнав, что КГБ согласен на этот шаг, ответил: «Я буду поддерживать».

Брежнев опасался разговора с министром обороны и долго его оттягивал. Если бы Р.Я.Малиновский не поддержал замысла, все чрезвычайно осложнилось бы. Однако, наконец, все утряслось.

Кстати, накануне этого разговора Л.И.Брежнев уехал в ГДР и вернулся лишь после того, как 10 октября свое согласие дал Малиновский.

На смещение Хрущева был согласен и член Военного Совета Белобородов. Подготовлен к этому решению был и основной костяк членов ЦК.

Таким образом, все были готовы снять Хрущева. Поэтому я утверждаю, что не было никакого заговора!

В связи с фильмом «Серые волки» я и Николай Месяцев обо всем этом хотели поведать журналистам, пригласив на встречу с нами работников КГБ, членов семей Хрущева и Микояна, но у пресс-службы Комитета безопасности России не хватило смелости организовать такую конференцию.

Заседание Президиума ЦК КПСС с обсуждением вопроса о Н.С.Хрущеве и его дальнейшей судьбе было решено провести 13 октября. Хрущев в это время был в отпуске в Пицунде, что несколько упрощало Для оппозиционной группы в Политбюро положение и сводило опасность неожиданного развития событий к оптимальным границам.

11 октября в Москву возвратился Брежнев, 12 октября приехал Подгорный.

Перед КГБ стояла задача обеспечить спокойный и гладкий ход событий. О том, что должно произойти, я информировал своих заместителей и начальников разведки и контрразведки, начальника Девятого управления. Кроме них на Лубянке об этом знали еще несколько высокопоставленных сотрудников.

«Проблематичных» в этом плане чекистов оставалось примерно пять или шесть десятков. Именно столько их было в команде, обеспечивающей личную охрану Хрущева, которая находилась в это время вместе с ним на Черном море. Формально они неизменно были в моем подчинении, однако в случае если бы высший представитель отдал им другую команду, они не могли его ослушаться.

Разработали мы также план обеспечения порядка в столице и особенно в Кремле, где и должна была развернуться дискуссия на Президиуме ЦК, а затем и работа пленума. Здесь помогло и московское управление. Все работали с пониманием и добросовестно.

В это время наша военная контрразведка и контрразведывательные подразделения Московского округа получили приказ строго следить за любым, даже самым малейшим движением войск в округе и при передвижении их в сторону Москвы немедленно сообщить в КГБ.

Пришло время действовать!

12 октября все собрались на квартире у Леонида Ильича Брежнева.

Ему предстояло позвонить Никите Сергеевичу в Пицунду и вызвать последнего в Москву для участия в заседании Президиума.