В ходе следствия Григоренко был обследован психиатрами, и те сделали вывод о его психической неполноценности. Когда ко мне пришел с этим заключением мой заместитель Банников, я распорядился, чтобы были собраны медицинские светила в области психиатрии. Но и они вынесли такое же заключение о состоянии здоровья Григоренко. Всевозможные спекуляции в этом вопросе, раздутые западной прессой и нашими средствами массовой информации относительно давления КГБ на врачей, категорически отвергаю.

Незадолго до моего ухода из органов КГБ я еще раз столкнулся с именем генерала Григоренко. Речь шла о лишении его генеральского звания. Уже будучи на Украине, я узнал, что он оказался на Западе и там закончил свой жизненный путь…

Занимались мы и потомками Якира, Свердлова. Помню, что даже сын бывшего редактора «Правды» Румянцева, внук дипломата Литвинова, тоже участвовал в разных похождениях.

Это было время, когда на площади Маяковского у памятника поэту проходили всякие сборища. Место было бойкое, горячее. Потом сборища переместились к памятнику Пушкина. Участников, конечно, контролировали. Но их не хватали, не сажали, не судили, не давали статью.

Профилактические и воспитательные беседы с ними проводил начальник Московского управления КГБ Светличный. Я рекомендовал ему быть пожестче: тут или ты убедишь, или убедят тебя.

Одного мы «выслали». Был такой «писатель» Тарсис. Он исписывал целые тома-книжищи и посылал их Суслову. Тот пересылал их мне.

Тарсис жил на Беговой и каждый день или через день собирал пресс-конференции, давал интервью. А он такие антисоветские вещи в своих книгах писал, такую антисоветчину нес на пресс-конференциях!.. Тогда для иностранцев это было редкостью, вот они и слетались к нему, как мухи на мед.

Это теперь, к сожалению, никого не удивишь, когда свою Родину грязью поливают все кому не лень!

Когда Тарсиса пригласили в Голландию, мы ему открыли границу, но закрыли въезд обратно. Так он там и остался. Жил потом в Афинах. Как-то показывали его по телевидению, как он сидел и вязал не то носки, не то чулки.

Здесь его признали душевнобольным, и он действительно был таким. Потом и на Западе в этом убедились…

Перечень тех, к кому позже стали применять понятия «диссиденты» или «внутренняя эмиграция», был бы не полным без упоминания двух, не слишком в то время известных писателей — Синявского и Даниэля.

В сентябре 1965 года я и генеральный прокурор СССР Руденко докладывали ЦК КПСС о ходе предварительного следствия по делу Синявского и Даниэля. В своей записке мы сообщали, что в период 1956–1963 годов один под псевдонимом Абрам Терц, другой — Николай Аржак написали и по нелегальному каналу передали за границу ряд произведений антисоветского, клеветнического содержания, порочащих советский государственный и общественный строй. К ним относятся, в частности, повесть Аржака «Говорит Москва», сборник рассказов и повестей Терца «Фантастические повести» («Суд идет», «Гололедица», «Любимов»). Произведения эти нелегально были пересланы ими за границу через Замойскую-Пельтье (дочь бывшего французского военно-морского атташе в Москве) и широко публиковались в США, Англии, Франции, Италии и ФРГ.

«Труды» Синявского и Даниэля щедро оплачивались иностранными издательствами и широко распространялись авторами среди своего окружения в Москве. В то же время они не предпринимали никаких попыток опубликовать их в Советском Союзе.

Авторство Синявского и Даниэля было подтверждено экспертизой, проведенной Главным управлением по охране военных и государственных тайн Комитета по печати при Совете Министров СССР, и свидетелями.

В ходе следствия был установлен еще один автор антисоветских произведений — Ремизов, который проходил как свидетель.

С согласия Секретариата ЦК КПСС КГБ и отдел культуры ЦК информировали писательскую общественность Москвы и Ленинграда, партийные организации Института мировой литературы им. Горького и Отделения литературы и языка АН СССР о существе дела Синявского и Даниэля.

В ходе обмена мнениями в среде партийного и писательского актива было единодушно поддержано решение КГБ о привлечении Синявского и Даниэля к уголовной ответственности. Многие высказались за проведение судебного процесса и публикацию материалов процесса в печати.

Мы учли эти пожелания. КГБ предложил рассмотреть дело Синявского и Даниэля в открытом судебном заседании Верховного суда РСФСР и приступил к подготовке соответствующих публикаций совместно с отделом культуры ЦК и Союзом писателей СССР.

Судебный процесс мы предлагали провести с участием общественного обвинителя из числа литераторов. Кандидатуру должен был назвать Союз писателей.

На нашу записку одобрительно ответили завотделом культуры ЦК КПСС В.Шауро, заместитель завотделом пропаганды и агитации ЦК КПСС А.Н.Яковлев и заместитель завотделом административных органов ЦК КПСС Н.Савушкин. Они создали специальную пресс-группу (Мелентьев, Ситников, Беляев, Кузнецов, Волков и от КГБ — Бобков) для подготовки официальных сообщений и просмотра корреспонденции о ходе судебного процесса.

Порядок приглашения на судебный процесс представителей трудящихся, партийно-советского актива, писателей и журналистов обеспечивал МГК КПСС. Репортажи своих корреспондентов из зала суда и официальные сообщения ТАСС о ходе судебного процесса ежедневно публиковались в газетах «Известия» и «Литературная газета». АПН совместно с КГБ была поручена подготовка соответствующих статей о процессе для опубликования за рубежом.

Иностранные корреспонденты на процесс не допускались.

Синявский и Даниэль были осуждены на пять и семь лет тюремного заключения соответственно.

Этот процесс является единственным спорным случаем жестких действий против инакомыслящих, когда КГБ под моим руководством отказался от профилактики с помощью убеждения и разъяснения, воздав им должное по закону.

В январе 1967 года я и Руденко направили в ЦК КПСС еще одну записку. В ней отмечалось, в частности, что, начиная с декабря 1965 года, в Москве состоялись выступления в защиту Синявского и Даниэля и памяти жертв сталинизма. Участники требовали пересмотра законов, отдельных статей Уголовного кодекса, освобождения из-под стражи задержанных органами КГБ распространителей антисоветских документов.

Действия участников сборищ не носили случайного характера. Они инспирировались и готовились людьми, которые задались целью опорочить советский строй. В их числе были Вольпин, Якир, Гинзбург и другие. Неблаговидную роль в этом деле играли Снегов, Генри, Петровский, Балтер, Костерин, Некрич, Чуковская, а также некоторые ученые и деятели культуры, подписавшие ряд сомнительных документов.

Эта группа в количестве 35–40 человек изготовляла и распространяла антисоветскую литературу и проводила манифестации. Она была связана с зарубежной антисоветской организацией НТС, лидеры которой направляли прямые инструкции отдельным членам этой группы.

КГБ и Прокуратура применяли к этим лицам меры предупредительно-профилактического характера, проводили с ними беседы, воздействовали на них по месту работы и через общественные организации. Но они своей деятельности не прекращали.

В связи с этим Прокуратурой СССР и КГБ были привлечены к уголовной ответственности: Гинзбург, Галансков, Добровольский, Лашкова, Радзиевский, Кушев, Хаустов, Буковский, Делоне и Габай.

Считая, что привлечение к уголовной ответственности указанных лиц вызовет определенную реакцию внутри страны и за рубежом, мы предложили поручить отделам пропаганды ЦК и МГК КПСС провести разъяснительную работу, особенно среди студенческой молодежи. Со своей стороны КГБ также принимал в этом участие.

ЦК ответил на эту записку поручением М.Суслову, А.Пельше и В.Семичастному продумать связанные с этим вопросы, в частности вопрос об ответственности авторов за передачу рукописей для издания за границу. Я уже не успел этим заняться…