– Неожиданностей не будет. Только бы нас выпустили отсюда, а за все остальное можно не переживать – фирма-производитель дает десятилетнюю гарантию, тем более, что все застраховано…

– Не волнуйся, Дик, с документами все в порядке. Даже если все пойдет не по плану, они нас просто не имеют права не выпустить.

– Ну тогда все нормально.

Траустер повернулся и обратился к детям с серьезным лицом:

– Ребята, нам предстоит долгий перелет. Место где вас ждут, находится так далеко в пространстве, что без специальных технологий добраться туда просто невозможно, так что нужно будет немного потерпеть. Вы согласны это сделать? Кто не согласен, говорите сразу, чтобы потом не возникало никаких вопросов. Все остальные будут помещены в такие камеры, – он указал на ближайший бокс, – до тех пор, пока мы не доберемся до первой из наших остановок.

Он обращался к ним, как к взрослым и дети оценили подобное серьезное обращение. Надо сказать, что вопреки широко распространенному мнению, к пяти годам человек, как правило, уже становится вполне вполне сформировавшейся личностью, и все присутствующие на борту прекрасно это знали. Дети закивали головами в знак согласия, один из мальчиков, слегка картавя, даже сказал:

– Лучше мы полетим с вами, чем оставаться в интернате.

Ричи то же кивнул головой в знак согласия.

– Я ожидал такого ответа, – признался Траустер.

– Сейчас я пришлю кого-то из персонала и они подготовят вас к перелету.

Нужно заметить, что капитан Траустер никогда ничего не делал против чужой воли. Это было одним из его принципов, и как ни удивительно, но этот, неплохо работал на его репутацию. В своих кругах он слыл честным, справедливым человеком, если, конечно, можно остаться честным человеком, занимаясь подобной деятельностью… Он всегда спрашивал передаваемых под его опеку ребят, хотят ли они делать то, чего от них требуют, или нет. Как ни странно, то ли подбор претендентов осуществлялся очень тщательно, то ли капитану везло, но за все годы, что он занимался этим делом, он ни разу не услышал слова «нет». Конечно, это была обыкновенная, ничего не решающая формальность, но для сохранившихся остатков капитанской совести, положительный ответ имел очень важное значение.

Он вышел. Дети сбились стайкой возле входного люка и стали спокойно наблюдать за тем, что делал техник. Через несколько минут в отсек вошли парень с девушкой, одетые в синие, врачебные комбинезоны. Окинув оценивающим взглядом группу детей, парень спросил:

– Никто не боится?

Хотя это было и неправдой, но все пятеро отрицательно замотали головами.

– Тогда выбирайте свободный ячейки, – показал он на ряд узких шкафчиков, смонтированных вдоль одной из переборок, – раздевайтесь и складывайте туда свои вещи.

Дети стали делать то, что сказал безымянный врач, а он подошел к технику и в пол голоса о чем-то с ним переговорил. Тот оторвался от своего шкафа с экранами и индикаторами, и пройдясь по отсеку, открыл пять, идущих подряд, свободных боксов. Внутри каждого устройства оказалась белоснежная, хотя и синтетическая, постель, к которой с разных сторон тянулись провода крошечных датчиков и прозрачные трубки систем жизнеобеспечения.

К моменту, когда каждый из пяти боксов заливисто пропищал, сигнализируя, что все его системы в полном порядке и проведенный тест не обнаружил никаких ошибок, все пятеро мальчиков уже успели переодется в сетчатые, безразмерные комбинезоны поддевки, каждый из которых был снабжен герметическим разъемом герметичного типа. Двое врачей только после окончания теста последнего бокса, отвлеклись от своей адской техники и обратили на них внимание.

– Я вижу вы уже готовы? – спросил врач, но ему никто не ответил. – Тогда занимайте места, – указал он на открытые боксы, – кому какое нравится.

Дети нерешительно двинулись в указанном направлении. Проходя возле уже занятых боксов, они с опаской глядели на то, что происходит там внутри, но вид спящих сверстников никого из них не испугал, разве что насторожил, вот и все. Когда все улеглись, с опаской посматривая что же будет дальше. Медсестра достала из принесенного с собой металлического чемоданчика блестящий инъектор и вставив в него пять капсул какого-то, розоватого препарата, передала прибор врачу. Тот подошел к первому боксу, в котором оказался Ричи, прижал инъектор к области сонной артерии и нажал на спуск. Глаза ребенка закатились через несколько секунд после хлопка и он ровно засопел. Проверив состояние давления и пульса и убедившись, что все в порядке, врач перешел к следующему боксу. На эту операцию потребовалось не больше минуты.

То, что с ними делали дальше, с трудом поддается описанию. С внутренней стороны локтевого сустава правой руки, как раз к области, где вены и артерии проходят под кожей, были установлены «вентили стационарной инъекции» – похожие на полированные металлические шайбы устройства, намертво пристегивающиеся двумя пластиковыми ремешками, охватывающими руку выше и ниже сустава. Еще одно, подобное, дублирующее устройство, было установлено в области паха, то же в районе выхода под кожу артерий. В горло каждому ребенку была введена прозрачная, тонкая трубка жидкостного питания. Когда к шайбам инъекторов были подключены соответствующие устройства боксов и системами питания было покончено, на мочеполовые органы каждого мальчика было присоединено устройство выведения продуктов распада. Хотя аппаратурой бокса и производился забор крови, ее фильтрация и последующее возвращение в организм, конструкцией было предусмотрено не исключать почки из цепочки жизнедеятельности, ибо как показал опыт, после длительного простоя эти органы плохо плохо запускались, никак не поспевая за работающим вразнос организмом. Завершались манипуляции, над ничего не подозревающими о подобном издевательстве детьми тем, что на области висков и теменной части черепа, при помощи специального крепления, накладывались квадратные коробочки кодировочных излучателей, очень похожих на те, какими пользуется армия, для «заливки» специальных знаний и воспитания в бойцах непреодолимой воли к победе. От излучателей к аппаратуре бокса тянулись тоненькие волоконные проводники, отличающиеся потрясающей воображение скоростью и достоверностью переброски данных. Это не все, что делали с детьми, но я думаю и схематического описания будет вполне достаточно.

Манипуляции выполнял врач. Медсестра ему только ассистировала. Надо сказать, что используемые устройства были выполнены в крайне функциональном виде, так что их мог установить на человека даже санитар-практикант, в условиях бомбежки. Закончив с одним ребенком, врач переходил к другому, сестра задерживалась на несколько минут, чтобы стереть пролитую на пластик постелей кровь и закрыть крышку бокса. На всех пятерых им потребовалось часа два.

– Позовете, когда привезут остальных, – сказал врач снимая перчатки, – мы пойдем немного передохнем, а то уже вторые сутки работаем, как на конвейере. Повнимательней следи за этим, – он ткнул на один из экранчиков, – что-то не нравится мне его давление. Может плохо переносит введенные препараты?

Техник только кивнул.

Хотя капсулы и походили внешне на камеры для анабиоза, но эти устройства имели прямо противоположную функцию и были сконструированы не для замедления процессов жизнедеятельности, а наоборот, для их ускорения. Подобное устройство, благодаря применению специальных стимулирующих препаратов и специфической, обогащенной кислородом газовой среды, ускоряло все процессы обмена веществ в десять раз. Конечно, технология позволяла гораздо выше поднять этот показатель, но во-первых, этого не требовалось, а во-вторых, тогда значительно возрастал процент отбраковки… Устройство было полностью автономным и не требовало никакого постороннего контроля, а тем более вмешательства человека, на весь очередной цикл работы.

Дик оторвался от своих мониторов и оценивающе посмотрел на ровные ряды капсул. В отсеке их было ровно тридцать штук. Больше всего это сверкающее исключительной стерильностью помещение напоминало декорации из фильмов ужасов, но ему, лично участвовавшему в установке и отладке всего этого оборудования, отсек казался воплощением торжества разума над, казалось, безапелляционными законами природы. Он гордился своим работой, она ему нравилась, к тому же, больше он ничего не делать умел.