— Какая разница, — продолжал настаивать Фил, — все равно Лиза должны была чувствовать. Старые клетки — будто чужие. Это ведь больно?

— Если Мартынова ничего не ощущала, значит, болей не было, — резонно заметил Канович.

— А кожа? — спросил Фил. — Вы сказали, что старение началось с подкожного слоя…

— С эпителия, да. Кожная ткань нормальна. Процесс развивался вглубь организма, а не наружу.

— Вас это не удивило?

— Меня здесь все удивляет! Уникальный случай, я уже вам сказал, просто уникальный.

Похоже, он был рад этому.

— Лев Бенционович, — сказал Филипп. — Вы постоянно имеете дело с… ну, с криминалом. Если бы в человека стреляли и пуля попала в сердце, то… Извините, мне трудно сформулировать, я не специалист… Скажем так: пулевой канал был бы похож по форме на эти пораженные клетки у Лизы?

— Не вижу связи, — недовольно произнес Канович. — При чем здесь пулевой канал? Вы уже спрашивали о том, могла ли болезнь быть вызвана искусственно, и я вам определенно ответил.

— Похоже или нет? — должно быть, он был слишком настойчив, но ответ ему требовался немедленно.

Канович помолчал и сказал недовольно:

— Похоже. И что? В огороде бузина, а в Киеве дядька. Объясните мне толком, молодой человек, что вы хотите знать?

— Спасибо, Лев Бенционович, — сказал Филипп. — Извините за беспокойство.

Положив трубку, он подумал, что Канович, конечно, ничего не понял. Не должен понять. Никто пока не должен понять того, что ясно Филу.

Лиза умерла, потому что ее убили. И сделать это, кроме самого Фила, могли еще только четыре человека на всем белом свете.

Встретиться они должны были в семь, но это не означало, что у Фила был в запасе целый день для размышлений. Утро уже закончилось, о прошедших вчера похоронах вспоминать не хотелось, хотя все равно вспоминалось, как он стоял у гроба и смотрел в спокойное лицо Лизы, она лежала с закрытыми глазами и делала вид, что не замечает его присутствия, хотя оба знали, что это не так. Кто это был? — спросил он Лизу. — Ты могла его видеть. Он пришел убить тебя, почему ты ему это позволила?

Лиза лежала с закрытыми глазами и смотрела удивленно: она никого не видела, когда умирала, о чем ты говоришь, Фил?..

Он включил компьютер и вышел в Интернет — до вечера нужно было хотя бы самому себе ответить на несколько вопросов, сформулированных во время разговора с Кановичем. Поиск повел издалека, по периметру проблемы. Искал упоминания о болезнях, связанных с быстрым старением клеток в организме человека или животного. Найдя около трехсот ссылок, выбрал публикации в серьезных медицинских изданиях, таких оказалось всего три. Прочитав статьи, имевшие мудреные медицинские названия, Фил понял только, что сам в проблеме не разберется. На первый вопрос — почему возникает спонтанное взрывное старение? — ответа он не получил, и, похоже, ответа не было вообще, хотя на самом деле это могло оказаться и заблуждением.

Второй вопрос, который его интересовал, был таким: с какой максимальной скоростью способны стареть клеточные ткани человеческого организма? В одной из статей (это был научный доклад, прочитанный неким Алексом Блеквудом на медицинском симпозиуме в городе Тампа, Флорида, 22 сентября прошлого года) Филипп нашел таблицу, из которой следовало, что максимальная известная науке скорость изменения клеток — два года в неделю. Пациентка О., поступившая в муниципальный госпиталь Хьюстона, имела метрический возраст 8 лет, 3 месяца и 11 дней, в то время, как медицинское обследование показало, что биологически это пожилая женщина лет шестидесяти-шестидесяти пяти. О первой стадии болезни можно было судить только со слов домочадцев, не понимавших происходившего и не обращавшихся к врачам-клиницистам пока процесс не приобрел характер мчавшейся с гор лавины. Девочка жаловалась на усталость и неспособность сосредоточиться, потом — недели через две — появилась слабость в ногах, а в волосах прорезалась седина. О., конечно, показывали домашнему врачу, и он прописал множество витаминов, а также укрепляющие уколы (в статье содержались, конечно, названия препаратов, но Филу они ничего не говорили). Через месяц у больной начали выпадать зубы — те, что только пару лет назад выросли на месте молочных, — и появились морщины. Только после этого родители повезли ребенка в госпиталь, где за ней начался постоянный мониторинг. За десять недель больная постарела еще лет на двадцать, ощущая все признаки возрастных недомоганий — у девочки возникла стенокардия, отказали ноги, пораженные подагрой, и умерла она, не дожив до девяти лет, будучи полной развалиной, в том числе умственной — за неделю до смерти она утратила речь и лопотала что-то непонятное, явно ничего не соображая и не понимая ничего из происходившего вокруг нее.

Она прожила жизнь менее чем за год. Почти стократное ускорение — максимальное среди известных значение в случае синдрома Вернера.

Филипп записал файлы, вышел из Интернета, и сразу зазвонил телефон. Поднимать трубку не хотелось, ему нужно было подумать, перечитать записанное, но телефон звонил, и пришлось ответить хотя бы для того, чтобы заставить аппарат замолчать.

— Ну ты горазд трепаться! — Господи, только Раисы сейчас не хватало. — Я к тебе второй час прорываюсь.

— Извини, — прервал Фил. — У меня совершенно нет времени.

— У тебя никогда нет времени, утром ты работаешь, днем на лекциях, вечером тебя невозможно застать.

— Рая, ты могла бы короче…

— Короче некуда! Я абсолютно не представляю, что делать, ну просто абсолютно! Антипов сказал, что Максим интроверт и ему нужно особое воспитание, у него талант, который необходимо срочно развивать. А Талызин утверждает, что Максимку нужно непременно отправить в детский санаторий, потому что мальчик на грани срыва…

Кто такой Антипов и какой еще Талызин? Когда Рая научится выражаться определенно? И почему она вообще спрашивает об этом бывшего мужа, если не разрешает общаться с сыном даже по телефону под предлогом того, что Фил оказывает на Максимку вредное влияние? Почему сейчас, наконец? Фил не готов был думать на эту тему.

— Я не готов думать об этом, — сказал он и вызвал ответный шквальный удар, пришлось положить трубку на стол, но все равно было слышно, как Рая на том конце провода излагала свои соображения по поводу бывшего мужа и его гнусного характера, и что все проблемы воспитания лежат на ней, слабой женщине…

— Извини, — сказал Фил, поднеся трубку к уху после того, как Рая замолчала, удивленная, видимо, отсутствием реакции, — я подумаю и перезвоню тебе.

— Когда? — не умея связно излагать мысли, она требовала, однако, полной ясности от других.

— Завтра в девять, — сказал Фил.

После разговоров с Раей Фил обычно на некоторое время утрачивал способность что бы то ни было соображать. Сейчас он не мог себе этого позволить, но и переключиться на мысли о Лизе тоже не смог сразу. Допустим, Канович прав (конечно, прав, в отличие от Фила он — специалист), и сердце Лизы постарело на десятки лет… за какое время? Если принять, как в случае, описанном в докладе Блеквуда, стократное ускорение биологических процессов, то хотя бы в течение двух-трех месяцев Лиза непременно должна была испытывать неудобства и даже боль в груди. Лиза не жаловалась на недомогания. И еще. Фил вспомнил. Полтора месяца назад Лиза проходила полный курс амбулаторного обследования — ей прислали бумагу из поликлиники, напомнили о том, что хотя бы раз в году каждый здоровый человек должен… И Лиза пошла — она об этом не рассказывала в подробностях, Фил не спрашивал, в конце концов, это интимное дело, но если бы что-то оказалось не в порядке, она не сумела бы это скрыть. Разве что по женской части. Значит, полтора месяца назад все было нормально.

Сколько же времени продолжался процесс? Это было важно, это было сейчас самое важное, что нужно знать. Месяц? Неделю?

А может быть — всего час?

— Опять вы? — удивился Канович, увидев Филиппа у дверей восьмого корпуса.