– Милый, поднимись – я отведу тебя на нашу постель. Здесь не место…

– Я ждал тебя. Знал – ты придешь сюда. Видишь – я не выдержал.

В комнате, отведенной для них, она раздела Арама, уложила на кровать, укрыла одеялом.

– А ты? – плаксивым, пьяным голосом спросил он.

– Сейчас день, я трезвая, зачем мне спать.

– Верно! Верно! – Арам сел, хлопнул ладонями по одеялу. – Зачем тебе ложиться с мужем, если он пропил все. Силу, любовь, уважение! Он закрыл ладонями лицо и снова, как там, в пещере, зарыдал.

– Зачем плакать, родной мой. Ну, хорошо, я сейчас лягу с тобой. Я думала, тебе сначала надо протрезветь.

Арам, увидев, что она начала раздеваться, резко повернулся, спустил ноги с кровати и неожиданно спросил плаксиво:

– А где мой сын?! Куда ты дела моего мальчика?

Мелета сначала не поняла, о каком мальчике идет речь. Но сразу догадалась – когда она ждала суда Фермоскиры, им разрешили свидание и она призналась мужу, что ждет ребенка, уверила, что будет мальчик.

– Я не сохранила его, Арам.

– Расскажи, – он перестал плакать, только крепко сжал руку Мелеты в своей руке.

– Когда нас с бабушкой отвели на корабль, она сказала, что надо скрыть мою беременность. «Для чего?» – спросила я. «А вдруг будет мальчик. Эта сволочь Атосса, перетопившая за свою жизнь тысячи мальчишек, непременно утопит и нашего. А если родится девочка – мы откроемся». Бабушка, наверно, не подумала, что нас посадят на весла. Только боги знают, сколько я перенесла…

– Бедненькая моя! – Арам всхлипнул и замолчал.

– Последние дни я не гребла, меня заменяли подруги. Потом начались схватки. Как я рожала, не помню. Сознание, слава богам, покинуло меня. Говорят, я орала, а подруги пели, чтобы заглушить мои крики… Когда очнулась, увидела, что бабушка держит в руках тряпичный сверток. Я спросила: «Кто?» А она ответила: «Назовем его Арам». И вдруг триеру качнуло волной, неловкая соседка ударила бабушку рукояткой весла, и та выронила сверток из рук. Если бы бабушка не была слепой, она успела бы поднять мальчика, но она шарила руками по дну трюма…

– А ты? Что делала ты?

– Я, мой милый, была прикована к веслу цепью. А на дне трюма была вода, и наш Арамчик сразу захлебнулся. Бабушка сказала: «Ему на роду написано умереть в воде, ведь он сын амазонки».

– Где похоронили его? – Арама опять начали душить рыдания.

– Он похоронен, мой родной, в самом большом, в самом почетном саркофаге земли – в понте Эвксинском.

Арам упал на подушки и закричал:

– Дай мне вина, чертова ойропата, я помяну его душу!

Мелета принесла со стола кувшин с вином. Арам выпил его и скоро уснул, продолжая всхлипывать во сне.

А вскоре раздались тяжелые гулкие шаги по винтовой лестнице, и Мелета догадалась, что это поднимается отец. Она выскочила на площадку и увидела его. Ликоп предстал перед нею таким, каким она его воображала: высокий, широкоплечий, улыбчивый. Он столь смущенный и не знал, что предпринять. Не решался даже раскинуть руки. И Мелета сама бросилась на его грудь, обняла за шею и поцеловала прямо в губы.

Заметив спящего, отец спросил:

– Арам? Не привыкай к нему. Он человек конченый.

Потом пришли Лота и служанка. Ужинали жареной свежей рыбой. После ужина Лота любила устраивать беседы при ясной луне. Чаще всего это делалось при гостях. Лота и Ликоп садились друг против друга, гости рассаживались вокруг стола, гасились светильники, в окна глядела луна – беседы шли плавно и тихо. Это началось еще при жизни на хуторе, но Мелета таких бесед не знала. Эта ночь, как раз, выдалась лунной, Лота потушила факел, укрепленный в стене, и спросила:

– Поговорим при луне? Скажи мне, Мелета, вот ты вчера говорила, что Атосса, судя по всему, думает возвращаться в Фермоскиру. Почему, судя…

– Признаюсь вам – я сюда приехала обманным путем.

– Как это?! – воскликнул Ликоп.

– Ты, мама, понимаешь, что Атосса взяла нас с бабушкой, как заложниц.

– Это мы давно знаем, – согласилась Лота. – И тебя сюда не отпускали.

– Я не смела и подумать об этом. Священная сюда решила послать свою дочь. Но Агнесса противилась. Она влюбилась в боспорского царевича, и он хочет сделать ее царицей Боспора. Им не до этого. Потом архонт Боспора снарядил корабль, чтобы по делам торговли идти по всему побережью понта Эвксинского и мимо Фермодонта… Сначала Атосса посылала дочь добираться до этих мест пешком, Агнесса не соглашалась. А когда появился корабль, царевич и Агнесса решили обмануть Священную. Они предложили Агнессе место на корабле, та согласилась, и Атосса, дав ей много наставлений, отпустила дочь с моряками. Агнесса предложила мне заменить ее, и вот я здесь. Мне уж очень хотелось вас увидеть, побывать в Фермоскире, и я решилась на обман.

– Теперь эта хитрая змея, наверняка, тебя ищет, – заметила Лота.

– Думаю, не ищет. Царевич попросил Атоссу дать ему меня, для утех, и я теперь, вроде, живу в его имении. Но меня там заменяет Агнесса.

– Да, не очень честно, – сказал Ликоп, – но сделанного не воротишь.

– Тебе этого обмана Атосса не простит, – сказала Лота.

– Она не узнает! Я вернусь, все расскажу про Фермоскиру Агнессе, а та передаст это матери.

– Все передашь?

– Н-н-ет… то, что ты, отец, велишь.

– С этим я, пожалуй, согласен. Сейчас я тебе расскажу, что творится в Фермоскире, пусть об этом Атосса узнает. Слушай. Когда корабли коринфского царя ушли, здесь остались три силы. Без малого две тысячи олухов… Ты знаешь, что такое олухи? Это моряки – эллины. Вторая сила – амазонки. Их много, ведь корабли увезли столько, сколько здесь осталось олухов. И третья сила – рабыни. Их примерно столько же, сколько и амазонок.

– Было же больше намного.

– Разбрелись по домам. Диомед с Чокеей сразу забрались во дворец Атоссы, она сама, вроде, ввела и сказала: «Царствуйте». А над кем царствовать? Чем такую ораву людей кормить? Надо работать. Но кому? Амазонки не хотят и не умеют…

– Они умеют только воевать…

– Грабить, ты хотела сказать.

– Ну, грабить.

– Олухи – тем более не работники. Они дети морей. Диомед сказал им: «Женитесь на амазонках, заставляйте их работать». Олухи хоть и олухи, но не дураки. Они знают – скорее амазонка их заставит работать, чем…

– Они переженились на рабынях, им Диомед отдал сады, виноградники, бахчи. Рабыни растят виноград, олухи делают вино и пьют.

– Твоего Арама они научили пьянствовать. Да и сами редко «трезвыми бывают. Наездницы в городе живут мало, они со своими табунами кочуют по степям, пасут лошадей. Уж доить кобылиц начали – какие там набеги. Чем кормятся, как живут – не понять. Мы с мужиками хоть рыбу ловим, ну, подкармливаем кой-кого….

– Храм Ипполиты забросили? – спросила Мелета. – Богиню забыли.

– Какая богиня? Они умываются в неделю раз – до богов ли. Все в грехах. Ловят молодого олуха, тащат в закуток, вынимают ножи и командуют: «Снимай штаны – работа есть».

– Диомед позвал нас с Ликопом. Говорит: «Берите власть. Ты – царь, а Лота – царица». А мы говорим: «На хутор поедем, какие из нас цари».

– Статуя цела. Я закрыл наос на замок, выставил охрану, ключ отдал Диомеду, а он его потерял. Теперь туда никто не войдет. Дверь надо ломать.

– Атосса в первом наказе дочке велела узнать, охраняется ли храм и цел ли золотой кумир богини. Непременно просила самой осмотреть наос.

– Мне мать сказала, что Диомед звал нас всех на деловой разговор. Знаю, лошадей будет просить. Олухи давно бы разбежались, но не на чем. Среди рыбаков шел разговор, хотят, де, олухи взять по лошади и ехать в Трапезонд, там коней продать, купить три-четыре корабля и морем – в Элладу.

– В Коринф?

– Что ты! Царь с них шкуру спустит.

– Не думаю, – сказала Лота. – Они все наемные, срок договоров вышел, а сам Диомед царю и нос не кажет. Чокею, думаю, не возьмет с собой.

– Все они своих рабынь оставят, да это к лучшему. Ты вот только это расскажи, а что не надо говорить, я тебе потом посоветую.