Мелета поднялась по лестнице, толкнула дверь. Она со скрипом открылась, и Мелета увидела мать. Лота сидела в кресле царицы, на коленях ее стояла корзина. Полемарха лущила не то горох, не то чечевицу. Мелета одела по совету Арама свой мужской костюм, и мать ее не узнала. Вскинув руку в приветственном жесте амазонок, Мелета громко произнесла:

– Хайре, великая царица Фермоскиры! Сотенная приветствует тебя!

Лота медленно сняла с колен корзину, поставила ее в сторону и встала.

Она, казалось, сильно постарела, похудела, и старая амазонская одежда висела на ней мешковато и непривычно. Она долго смотрела на Мелету, потом резко бросилась к ней и застыла в рыдании на ее груди.

– Великая царица амазонок плачет? – с упреком сказала Мелета, усаживая мать снова в кресло.

– Не брежу ли я? – сказала тихо Лота, утирая концом косынки слезы. – Это ты, Мелета, ты?

– Я, мама, я. Вернулась вот.

– А где бабушка?

– Она осталась в Синдике. Далеко. Жива, здорова. Она благословляет тебя.

– О, боги! Что же я стою! – и снова принялась обнимать дочь, покрывая ее лицо поцелуями, – Садись, дочка, сюда. Сейчас я прикажу подать вина.

Лота хлопнула дважды в ладони, в дверях появилась молодая служанка.

– Тикета! Дочь моя вернулась! Неси сюда все, что у нас есть.

Тикета, видимо, раньше заметила гостей и мгновенно внесла поднос с угощениями. На столе появились сосуд с вином, фрукты, холодное мясо и овощи. На лице служанки были написаны восторг и радость.

– Я все еще не верю в твой приход, моя родная, – Лота снова принялась ощупывать дочку, как бы желая убедиться, что это не сон, – Что ты стоишь, Тикета, беги, позови скорее Чокею!

Служанка исчезла, Лота принялась дрожащими руками разливать в кружки вино. Налив, она тут же забыла про них, сунула в руки дочери яблоко, спросила:

– Где эта… Сидника, скажи мне? Она в Элладе? Или еще где?

– Не Сидника, а Синдика, мама. И давай выпьем за нашу встречу. Я испытываю ужасную жажду.

– Ой, что это я! Совсем растерялась. Давай выпьем! – и она одним большим глотком выпила вино. Мелета тоже, не спеша, опорожнила кружку. И снова поставила се под сосуд. Наливая вино, Лота не утерпела и спросила:

– Где Годейра, где Атосса? Живы ли все?

– Все, почти все, живы. А Синдика – на Меотийском море.

– Меотида? Она же где-то на севере, за понтом.

– Да, да, мама.

– А где царь Тифис, где эллины?

– Мы их побросали в море и отправились на Меотиду. Сами чуть не утонули. А где отец, где Хети? Арам сказал, что они здесь.

– Они оба ушли с рыбаками. Они работают. Тут все работают.

– Я думала, он царь, а ты – царица…

– Фермоскиры более не существует, дочка. И царей тоже.

– Но кто-то правит городом?

– Диомед и Чокея. Они поженились.

– Вот как! А кто за Священную?

– Какая Священная! В храм никто не ходит. Ипполита для них чужая.

– Но тут же осталось много наездниц, гоплиток.

– Они чуть ли не все повыходили замуж за моряков. А Великую наездницу не чтут за то, что она предала Фермоскиру. Диомед все еще ждет Тифиса, да и все ждут. Я не знаю, что теперь будет.

Заскрипела дверь, вошла Чскея, а за нею Диомед. Чокея располнела, Диомед помолодел.

– Мы приветствуем тебя, полемарха, и тебя, Мелета, – сказал Диомед. Не привезла ли вестей от Тифиса?

– Тифис утонул, и все, кто с ним… в море…

– А корабли и амазонки? – спросила Чокея.

– Они ушли в скифские степи, за Танаис. Триеры, наверное, достанутся боспорскому архонту Спартокоиду.

– Годейра не думает возвращаться сюда? – спросила Чокея.

– Про царицу я ничего не знаю, а Атосса думает, судя по всему. Меня для этого и послали, чтобы разузнать.

В дверь постучали, вошел Арам.

– Это мой муж Арам, – сказала Мелета.

– Да уж знаем, знаем, – Чокея глянула на Арама. – Впервые вижу тебя трезвым.

– Хочешь выпить? – предложила Лота.

– Не хочу. Теперь у меня есть Мелета. Мы будем жить на хуторе. Пора бы нам и возвращаться домой, дорогая женушка.

– Не отпущу! – воскликнула Лота. – Через недельку мы все поедем на хутор.

– Тогда я пока выйду. Иначе не стерплю! – и Арам выскочил за дверь.

– Пойдем и мы, Диомед, – сказала Чокея, вставая. – Им надо побыть наедине.

– Когда вернется Ликоп? – спросил Диомед.

– Завтра.

– Приходите всей семьей к нам в гости, – пригласила Чокея.

– Ликоп не пойдет. Сами знаете, как он не любит Диомеда.

– Скажи ему – есть важное дело. Очень важное.

– Хорошо, мы придем. До свидания. Если увидите Арама – пошлите его домой.

– Зачем, мама? Тогда убери вино.

– В городе у него полно дружков. А здесь он будет на глазах.

Дворец Атоссы стоял рядом с храмом, но не примыкал к нему вплотную. В проходе уже успели вырасти полынь, лебеда и какие-то другие кусты.

Около входа в храм маячили две амазонки (по одежде Мелета поняла, что это гоплитки) с алебардами. В прежнее время им положено было стоять неподвижно, но теперь они ходили около дверей, топтались на месте и переговаривались…

– Хайре, Мелета! – крикнула одна из стражниц и вскинула над мечом руку, – Подойди сюда, поговорим.

Мелета сделала несколько шагов к храму, но очень близко не подошла.

– Ближе, ближе!

– А секиру в ход не пустишь? Вдруг я в наос вскочу.

– Дверь на замке – не вскочишь. Да и что там делать? Уже полгода туда никто не входил. Мы не знаем, для чего нас тут держат.

– Священная теперь кто? – Мелета подошла ближе.

– Никто. Есть какая-то храмовая жрица, но у нее нет ключей. Если даже мы уйдем, никто не заметит.

– Стало быть, царицы у вас нет, Священной тоже. Кто главный на Фермоскире? Диомед, Чокея?

– Ха! Оки грабители, они…

– Хозяин Фермоскиры твой отец! – перебила первую вторая стражница.

– Ликоп?

– Его слушаются все, даже мечницы. Ну, а ты-то как? Говорят, наши девы перетопили всех олухов в море? Это правда?

– Правда.

– А сами?

– Сами пошли в скифские степи. Добывать лошадей.

– А тебя послали сюда?

– У меня же здесь отец, мать, муж.

– Эй! Смотрите, сюда идет храмовая кляча. Пока Мелета, приходи завтра.

– Чего вы испугались, дурочки? – спросила, подойдя, храмовая. – Я бы хотела поговорить с Мелетой.

Но Мелета сбежала по ступеням алтарей на агору и пошла смотреть город.

Фермоскира ей не понравилась. Во время долгого пути сюда Мелета, конечно же, предполагала, что прежней блистательной чистоты в городе ей не увидеть, но такого равнодушия к захламленности со стороны амазонок она не ожидала. Женщины, хотя и ходили по улицам в прежней форме, одеты были неряшливо, хитоны не стираны и обтрепаны, юбочки по-прежнему носили короткие, но обнаженные ноги чаще всего были грязными, сандалии у многих держались на веревочных обрывках. Мелета заметила про себя, о чем бы она ни думала, все мысли в конце концов возвращались к отцу Ликопу. Она вспомнила, с каким равнодушием приняла его появление в прошлом, и сравнила это с теперешним чувством. Сейчас ей очень хотелось увидеть Ликопа, она представляла, как встретит его и обнимет, о чем раньше не могла и помыслить. «Почему такая внезапная перемена? – спрашивала она себя и поняла – отец неотвратимо вошел в пустоту, которая образовалась в ее сердце. Все прошедшее время, и особенно на корабле, она была переполнена чувствами к Араму, в ее памяти постоянно стоял образ матери, молодой, властной и красивой. А сейчас? Пьяный, опустившийся Арам потускнел в сознании, образ царицы ушел из памяти – Лота не была похожа не только на царицу, но и на амазонку. А вот отец… Он ей рисовался богатырского сложения, человеком красивым и благородным. Каким он был в те далекие дни на хуторе, она забыла. Ей неудержимо захотелось пойти домой, сердце чувствовало, что отец возвратится рано, а не вечером, как сказала мать. «Он ведь тоже должен чувствовать, что я приехала к нему», – подумала она.

Матери в башенной комнате не было. В полумраке, царившем там постоянно, Мелета увидела Арама. Муж спал на полу, подложив под голову свернутый коврик. Она поняла, что муж пьян. Ей не хотелось его будить, но мысль о возвращении отца по-прежнему волновала ее – встреча с пьяным Арамом могла привести их к ссоре. Она ногой пошевелила его и, когда он проснулся, сказала: