— Зачем же им тогда нужно было нас останавливать, вызывать подозрение, а потом отпускать? Не вижу логики.
— Я останусь при своем мнении. Отпустите меня, Эблинг, или я толкну вас!
Магнифико, скрючившийся в кресле, наклонился вперёд. Кончик его громадного носа дрожал от возбуждения.
— Прошу милостиво извинить меня, что я вмешиваюсь в вашу беседу, но в мой скудный разум вдруг пришла странная мысль.
Торан отмахнулся от него, как от назойливой мухи, но Байта, не обратив на это внимания, перемигнулась с Эблингом Мисом.
— Говори, Магнифико. Мы внимательно слушаем тебя.
Магнифико заерзал в кресле и сказал:
— Пока я был на том корабле, я держал ушки на макушке и прислушивался ко всему, что вокруг меня говорили. Старался ни единого словечка не пропустить. Судя по разговорам, они все там чего-то боятся. Много людей смотрели на меня и говорили о чём-то, чего я не понимал. И наконец — как будто луч света пробился сквозь грозовую тучу — я увидел знакомое лицо! Я видел этого человека мельком, но теперь он ожил в моей памяти.
Торан резко спросил:
— Кто это был?
— Тот капитан, который был с нами давным — давно, там, где вы спасли меня из рабства.
Магнифико, видимо, ожидал, что это сообщение произведёт сенсацию, и радостно улыбнулся.
— Капитан… Хэн… Притчер? — с трудом выдавил Мис. — Ты в этом уверен? И сейчас уверен?
— Сэр, я клянусь! — воскликнул паяц, прижав к груди худую руку. — Я не побоялся бы и перед Мулом поклясться в этом!
Байта изумленно проговорила:
— Что же это всё значит?
Паяц с готовностью откликнулся:
— Моя госпожа, у меня есть идея! Она снизошла на меня, ну, правда, снизошла, как будто Галактический Дух милостиво вложил её в мою бедную, глупую голову!
Магнифико так воодушевился, что говорил даже громче Торана, тщетно призывавшего его замолчать.
— Моя госпожа, — продолжал он, апеллируя к Байте. — Что если этот капитан, так же как и мы, убежал на этом корабле? Что если он тоже пустился в путешествие, чтобы провести какие-то собственные расследования, и вдруг наткнулся на нас — тогда он должен подозревать нас в том, что мы преследуем его — так же, как мы теперь подозреваем его. Что же тогда удивительного в том, что он и разыграл эту комедию с остановкой нашего корабля?
— А зачем ему понадобилось тащить нас к себе на корабль? Не клеится, — возразил Торан.
— Почему? Очень даже клеится, сэр! — горячо продолжал Магнифико. — Он подослал подчиненного, который нас не знает, но он описал нас, когда говорил в микрофон. Капитан слушал и был поражён — меня-то он сразу вспомнил! Наверное, вряд ли во всей Галактике найдется несчастный, с которым можно меня спутать! А раз я — это я, то и все остальные — те же самые.
— И потом он нас отпустил?
— А разве мы можем судить о том, какая у него цель? И насколько секретна его миссия? Он ведь за нами следил не как враг, и если это так, разве он счел бы разумным рисковать своими планами, раскрывая их перед остальными?
Байта медленно проговорила:
— Не упрямься, Тори. Это всё-таки какое-никакое, а объяснение.
Торан почувствовал, что сопротивляться общему согласию бесполезно. Однако что-то в гладкости объяснении паяца ему не понравилось. Что-то было не так. Тем не менее спорить он не стал, и гнев его постепенно угас.
— Просто я думал, — прошептал он устало, — что было бы неплохо хоть один корабль Мула пустить а расход. Хоть один!
Он вспомнил о капитуляции Хейвена, и глаза его потемнели от боли.
Остальные поняли его и промолчали…
Глава двадцать вторая
Смерть на Неотренторе
Неотрентор — небольшая планета Деликасс была переименовала в Неотрентор после Великого Побоища и на целое столетие стала резиденцией последней династии правителей Первой Империи. Это был карикатурный мир и карикатурная Империя, и её существование имело чисто фактологическое значение. Под эгидой первых отпрысков Неотренторианской династии…
Галактическая энциклопедия.
Название-то какое — Неотрентор! Новый Трентор! Всякому услыхавшему его, думалось, что это, наверное, не иначе, как точная копия былого оригинала. Всего лишь в двух парсеках отсюда сияло солнце старого Трентора, и бывшая столица Галактической Империи продолжала своё молчаливое кружение по прежней орбите.
На старом Тренторе по-прежнему жили люди. Их было там что-то около ста миллионов. По старым меркам капля в море. Когда-то население Трентора равнялось сорока миллиардам. Не так давно — всего пятьдесят лет назад.
Теперь колоссальные металлические постройки зияли пробоинами и трещинами. Высоченные шпили были сорваны или погнуты. Здания обреченно взирали на свет глазницами пустых, мертвых окон и бойниц и дырами от взрывов — памятью о Великом Побоище, разразившемся сорок лет назад.
Было просто непостижимо, как этот громадный мир бывший центром Галактики в течение двух тысячелетий правивший необъятными просторами космоса, колыбель вершителей законов и правителей, любые прихоти которых были известны на много парсеков отсюда, мог погибнуть всего за месяц. Было непостижимо, что эта колоссальная планета, тысячелетиями остававшаяся неприкосновенной, когда кругом, по всей Галактике бушевали вихри гражданских войн и мятежей, теперь мертва. Разум отказывался верить, что этот вселенский Олимп, Слава Галактики лежит в руинах! Непостижимо — и грандиозно!
Понятно, когда за многие века упорный труд пятидесяти поколений превращается в прах. Но за месяц!
Миллионы людей, оставшихся в живых после гибели миллиардов своих соотечественников, разорвали стальную кору планеты и стали обрабатывать почву, которой не касались лучи солнца уже тысячи лет.
Окруженные механическими шедеврами человеческого разума, замкнутые в кольцо индустриальных монстров, долгие века безжалостно тиранивших природу, эти люди вернулись к земле. На громадных автостоянках росли пшеница и рожь. В тени высоких башен паслись овцы.
Однако существовал Неотрентор — по старым меркам, деревня-деревней, почти незаметная в величественной тени старого Трентора. И быть бы ей деревней, если бы именно туда не рванула дрожавшая от страха императорская семья, спасавшаяся от взрывов и пламени, пожиравшего столицу, и затаилась там, пережидая, пока рокочущий вал мятежа не откатился подальше. Там они из последних сил пытались сохранить некое подобие власти — жалкие призраки, правящие смердящими останками Империи.
Теперь Галактическая Империя представляла собой … двадцать аграрных миров!
Дагобер — IX, правитель двадцати аграрных миров, населённых обедневшими помещиками и угрюмыми нищими крестьянами, был Императором Галактики, повелителем всего сущего…
Дагоберу — IX было двадцать пять лет, когда он вместе с отцом прилетел на Неотрентор. До сих пор он не забыл славу и мощь Империи. Но его сын, который в один прекрасный день должен был стать Дагобером — Х, родился на Неотренторе…
Двадцать миров — вот всё, что он знал.
…Скоростной катер Джорда Коммейсона был самым шикарным из средств передвижения на Неотренторе. И это было понятно. Дело тут было не только и не столько том, что Коммейсон был крупнейшим землевладельцем на Неотренторе. Это — полдела. Главная причина была в том, что в первые дни обитания здесь он был правой рукой и злым гением юного крон-принца, виновником последнего вздоха ещё не старого Императора. Теперь он стал правой рукой и злым гением ещё не старого крон-принца, который ненавидел старого Императора и только об одном и мечтал — как бы скорее занять его место.
Поэтому Джорду Коммейсону, проплывавшему над городом в своем катере, украшенном золотом и перламутром, не было нужды напичкивать своё транспортное средство бластерами — и так было ясно, кто летит. Он пролетал над землями — своими землями, над полями колышущейся на ветру золотой пшеницы — своими полями, над своими молотилками, своими комбайнами, на которых трудились его старательные фермеры и водители, — летел и преспокойно размышлял о своих делах.