— Исчез? Куда исчез?
Робот ответил пожатием плеч. Движение вышло заученным и сильно преувеличенным.
Бун вернулся к двери и вышел. И что же? Волк сбросил Шляпу со стула и принялся играть с ним, как щенок с тряпичной куклой. Таскал его туда-сюда, подбрасывал высоко вверх, но не давал упасть, а ловил на лету и яростно встряхивал. А ведь волк прав, подумал Бун, Шляпа — просто кукла, грубая тряпичная кукла. Марионетка, наделенная свойством мотаться по пространству-времени и служащая рупором для неведомого чревовещателя.
Не представляя себе, что предпринять, Бун вернулся к столу и продолжал следить за волком, увлеченно играющим с куклой, которая десять минут назад была Шляпой. И вдруг содрогнулся от озноба, возникшего глубоко в душе, и понял, что, если откровенно, испуган до смерти.
Когда он впервые попал в этот мир, то недоуменно спросил себя, в какие же диковинные дали его зашвырнуло. Теперь недоумение вернулось с удесятеренной силой — мертвящее, дистиллированное недоумение. Эта земля, это место, это состояние — неважно, какое определение точнее, — были стылыми и абсолютно чуждыми. Непонятно, как он не ощутил с первой же минуты, что он здесь гол и беззащитен против угрозы, суть которой не передашь словами. Не догадаешься, что это за угроза, пока она не проявится открыто, — и как же хорошо, что он не один, что с ним волк…
А тот прекратил валандаться со Шляпой и, глядя поверх поверженной куклы, улыбнулся Буну, подтверждая, что рад-радешенек игрушке, а еще более — общению с другом. Бун потрепал зверя по ляжке, и волк воспринял это как приглашение подойти на мягких лапах вплотную и усесться у ноги. Бун погладил компаньона по голове — волк не отстранился. И охвативший душу холод, к удивлению самого Буна, стал таять. Серый ландшафт вновь сделался серой равниной и ничем более.
И вдруг волк завыл и прижался к ноге так тесно, что Бун ощутил охватившую зверя сильную дрожь.
— Что с тобой, приятель? Что тебе не нравится?.. — Волк перешел с воя на скулеж, и тогда Бун обратил внимание, что голова зверя запрокинута вверх, к небу, которое и не небо вовсе, а серость, наваливающаяся на равнину и смыкающаяся с серостью земли. — Но там же ничего нет, ровным счетом ничего…
И еще не договорив, Бун понял, что ошибается: в серости наверху возникло что-то постороннее, медленно обретающее форму. Какой-то нечеткий и неустойчивый образ, более всего напоминающий плохо сотканный, неровно спускающийся ковер. Ковер падал, раздвигая серость, и в конце концов Бун разглядел, что это и не ковер даже, а очень крупная, разреженная сеть — и на ней две скрюченные фигурки.
Сеть приземлилась, покачнулась, и в тот же миг с нее соскочила женщина и, протягивая руки, бросилась к Буну. И он кинулся ей навстречу с криком:
— Инид!..
Они раскрыли друг другу объятия, она прижалась к нему и зарылась лицом ему в грудь, бормоча что-то беспрерывно и невнятно. Он не сразу сумел разделить ее лепет на отдельные слова, но наконец разобрал:
— …как я рада, что нашла тебя. Я же не хотела улетать без тебя, а ты заорал, чтоб я спасала времялет. Я собиралась вернуться за тобой и совсем уже было собралась, но вмешались непредвиденные обстоятельства.
— Все хорошо, — произнес он в ответ. — Теперь ты здесь, а все остальное неважно…
— Я увидела тебя, — продолжала она, поднимая к нему глаза, — увидела среди серости, и ты сам был серый, а рядом серый волк…
— А волк и сейчас здесь, — ответил Бун. — Он мой друг.
Она отступила на шаг и осмотрела его внимательно с ног до головы.
— С тобой все в порядке?
— Лучше быть не может.
— А что это за место?
— Мы на Магистрали Вечности.
— На какой планете?
— Не знаю. Я так толком и не понял.
— Какое-то странное место. И это не Земля.
— Вероятно, не Земля. Но что это и где это, не знаю.
— Ты опять ступил за угол?
— По-видимому, да. Бог свидетель, на этот раз я стремился попасть за угол изо всех сил.
Второй пассажир сети тоже слез довольно неуклюже на почву и направился к ним. У него были две ноги и две руки, и вообще он казался в общем и целом гуманоидом. Но лицо его напоминало лошадиную морду, к тому же худую и чрезвычайно унылую. По бокам удлиненной морды раструбами торчали уши. Лоб был усыпан глазами, разделенными на две кучки. Шея поражала длиной и худобой, а ноги были искривлены настолько, что гуманоид при ходьбе переваливался, как утка. На руках не было локтей, и они походили на резиновые шланги. По бокам шеи пульсировали жабры, а бочкообразное тело было сплошь усыпано бородавками.
— Познакомься, — объявила Инид, обращаясь к Буну, — это Конепес. Я не знаю его настоящего имени, вот и дала ему такую кличку, а он как будто не возражает. Конепес, познакомься, это Бун. Тот самый, о котором я рассказывала. Тот, кого мы и хотели найти.
— Рад и счастлив, что мы тебя нашли, — высказался Конепес.
— А я, со своей стороны, рад видеть здесь вас обоих, — ответил Бун. Из дома вывалился робот, балансируя подносом на голове. — Вы голодны? Видите, нам предлагают поесть…
— Я умираю от голода, — призналась Инид.
Они расположились за столом, и Бун осведомился у гуманоида:
— Это земная еда. Может статься, она тебе не по вкусу?
— В своих скитаниях, — ответствовал Конепес, — я приспособился поглощать любую еду, лишь бы она содержала питательные вещества.
— Вам я ничего не принес, — сообщил робот Буну, — поскольку вы недавно насытились. А вот волку я нарезал еще тарелку мяса. У него такой вид, словно его опять корчит от голода.
Робот опустил миску наземь, и волк немедля зарылся в нее.
— Вот обжора! — воскликнул Бун. — Волк способен слопать разом полбизона.
— Это один из тех, что слонялись подле нашего лагеря? — спросила Инид. — Один из тех, что донимали бедного старого быка?
— Ни то ни другое. Этот привязался ко мне после того, как ты улетела. Нет, даже до того — в самую первую ночь я задремал и очнулся, а он тут как тут, уселся напротив, буквально нос к носу. Я тогда не стал тебе ничего говорить, потому что думал, что мне пригрезилось.
— Расскажи мне все-все. Что случилось с монстром-убийцей и с отважным старым быком?
— Тебе самой есть что рассказать, и я хотел бы послушать.
— Сначала ты. Я еще слишком голодна, чтобы много говорить. — Тем временем волк, расправившись со своей миской, вспомнил про Шляпу и с новым азартом взялся трепать его. Инид заметила это и спросила: — Слушай, что там затеял твой волк? Забавляется с чем-то вроде самодельной куклы…
— Это Шляпа. Про него я тоже тебе расскажу. Он сыграл в моей истории немаловажную роль.
— Ну так рассказывай, не мешкай.
— Сию минуту. Ты упомянула, что видела меня. Видела среди серости меня и волка рядом со мной. Не можешь ли пояснить, каким же образом ты ухитрилась меня увидеть? Как сумела узнать, где я?
— Очень просто. Я нашла телевизор. Потом объясню подробнее. Этот телевизор показывает то, что тебе хочется увидеть. Он воспринимает твои мысли. Я подумала о тебе и увидела тебя на экране.
— Допустим, он показал меня среди серости. Но он не мог сообщить тебе, где именно я нахожусь и как меня отыскать.
— Это совершил невод, — вмешался Конепес. — Невод при всей своей внешней хрупкости есть механизм поистине чудотворный. Нет, отнюдь не механизм. Отнюдь не столь грубое и неуклюжее творение, как механизм.
— Невод соорудил Конепес, — пояснила Инид. — Сначала он создал его мысленно, а потом…
— Только и исключительно с твоей помощью, — опять перебил Конепес. — Не будь тебя, не было бы и невода. Ты держала палец на перекрестье, с тем чтоб я мог завязать последний, решающий узел.
— Звучит очень загадочно, — откликнулся Бун. — Умоляю, Инид, расскажи мне все, ничего не опуская.
— Повремени, — сказала Инид. — Сперва покончим с едой. А ты пока расскажи нам, что случилось с тобой после того, как ты скомандовал мне улетать, а на нас стремглав неслось страшилище…
Бун приступил к повествованию, стараясь излагать события как можно короче. Когда он подходил к концу, Конепес отодвинул тарелку и отер губы тыльной стороной руки. А волк, пресытившись игрой, придумал Шляпе новое применение, скомкал его и использовал как подушку, но желтых глаз не закрыл, а смотрел на сидящих за столом, изредка помаргивая.
