— Интересно бы узнать, что случилось с самими Гопкинсами, — произнес Коркоран. — Вернулись они из своей поездки, а дома как не бывало! И все, что по соседству, исчезло за одну ночь: поля и фермы, усадьба со всей челядью. Что могли подумать в округе?

Понятия не имею, ответил Генри. Никто из нас этого не знает, никто не интересовался. Это не наша забота. Мы взяли ровно столько, сколько нам было нужно. Собственность вовсе не священна, как вы полагаете.

Внезапно сзади послышался голос Дэвида:

— Я высмотрел вас здесь и пришел сообщить, что похороны решено провести на закате.

— Можем мы чем-либо помочь вам? — осведомился Бун. — Например, выкопать могилу?

Дэвид отрицательно покачал головой:

— Помощи не требуется. Хорас — мужик здоровый и может один перевернуть горы земли. Да и Тимоти не повредит немного поработать физически, хоть он этого и не любит. Нажить парочку мозолей на нежных ненатруженных ручках для нашего братца Тимоти будет очень поучительно. Да и Эмма подсобит, если нужно.

Поднявшись к двум друзьям, Дэвид уселся на оградку рядом с ними.

— С нами Генри, — сообщил Коркоран. — Мы тут с ним беседовали. Приятная и весьма познавательная беседа.

— Я так и думал, — сказал Дэвид. — У меня возникло ощущение, что он здесь. Генри, я рад твоему появлению. Значит, на похоронах вся семья будет в сборе. Все, за исключением Колючки. Кстати, ты часом не знаешь, где он шляется? Может, пойдешь поищешь его?

Не имею понятия, где он. Никто не в состоянии за ним уследить. Он может забрести куда угодно. В конце концов, это не столь важно. Он же не член семьи в полном смысле слова.

— Пожалуй, уже стал им, — ответил Дэвид.

— Один вопрос не дает мне покоя, — снова заговорил Коркоран. — Вы установили, отчего умер Гэхен?

— Хорас осмотрел тело. Грудь распахана словно ударом гигантской когтистой лапы. Диву даешься, как он ухитрился прожить достаточно, чтобы успеть предупредить нас. Он был почти мертв уже к моменту приземления времялета.

— А сколько времени занимает перелет из Афин?

— Перемещение должно было произойти практически мгновенно.

— Звучит логично. Когда мы летели из Нью-Йорка, на миг наступила тьма, и сразу же толчок при посадке.

— По-моему, из всех нас, — сказал Дэвид, — Хорас единственный, кто мог догадаться осмотреть Гэхена. Хорас готов вывернуть себе мозги, добираясь до сути вещей, рассчитывая все наперед. Но на долгий срок его предвидения не хватает. Сейчас он поставил все три времялета рядышком на лужайке. Тот, на котором прибыл Гэхен, в полном порядке. Аварийная посадка на клумбу ему нисколько не повредила. Хорас под завязку набил времялеты продуктами питания и оружием из коллекции Тимоти.

— Из чего я делаю вывод, что вы все-таки решили перебазироваться.

— Ну что ж, наверное, хоть и неизвестно в точности когда и куда. Зато Хорас прикрепил каждого к определенному времялету.

— И когда вы отправитесь, мы должны лететь с вами?

— Вне всякого сомнения. Нас совсем немного. Вполне возможно, что вы нам понадобитесь.

— Видимо, вы полагаете, что мы должны быть вам благодарны?

— Добровольно или нет, но вы отправитесь с нами. Оба.

— Не думаю, — сказал Коркоран, — что мне хотелось бы остаться здесь, на пространстве нескольких акров в пределах замкнутого сегмента времени.

— Удивительно, как все обернулось, — произнес Дэвид задумчиво, будто беседуя сам с собой. — Я имею в виду состав нашей семейки. Хорас, твердолобый, практичный хам, организатор и интриган. Эмма, наша плакальщица, наша совесть. Тимоти, книжный червь. Инид, мыслитель. И я, бездельник, паршивая овца, в сравнении с которой все прочие могут считать себя образцом добродетели…

— Постойте, постойте, — сказал Бун. Инид — мыслитель?! Мне даже почудилось, что вы как бы подчеркнули это слово, придавая ему особое значение…

— В эпоху, откуда мы родом, — ответил Дэвид, — у людей наконец-то появился досуг, чтобы думать. Исчезла нужда надрываться ради хлеба насущного или продвижения по службе. Человечество добилось такого прогресса, что перестало его ценить. И многие, располагая временем в избытке, обратились к размышлению.

— К философии?

— Нет, к размышлению ради размышления. Ради того, чтоб убить время. Притом такое занятие стало пользоваться высоким уважением. Бывало, что размышление приводило к рождению новых больших идей, и тогда их обсуждали подробнейшим, предельно вежливым образом, но применять идеи на практике — нет, ни под каким видом. Мы устали от отсутствия реализации собственных идей. А размышлять можно бесконечно. Можно провести в размышлениях всю жизнь — так нередко и случалось. Не исключаю, что именно тут и кроется причина, отчего многие склонились к принятию концепции бесконечников и с готовностью согласились на превращение в ячейки бестелесного разума, в мыслящие единицы, не стесненные путами биологических тел…

— Сейчас это у вас прозвучало почти одобрительно, словно вам по душе программа, предложенная бесконечниками.

— Отнюдь нет, — заявил Дэвид. — Я просто пытаюсь обрисовать ситуацию, как она сложилась для большинства.

— Ну а Инид?..

— С ней, пожалуй, дело обстоит иначе. Скажу так. Тимоти — аналитик, изучающий прошлое человечества в поисках изначальных, основополагающих ошибок нашей культуры и в надежде, что будущие остатки биологической расы сумеют с помощью этого анализа создать новую культуру, которая даст им лучшие шансы на выживание. А Инид намерена путем дедукции наметить для этой культуры независимый сценарий развития, дать ей своего рода путеводную нить. Конечно, все это имеет смысл лишь в том случае, если хоть какая-то часть человечества сохранит прежнюю биологическую природу. Оба они, и Тимоти и Инид, выступают в роли первопроходцев, открывающих нам новые пути. Со временем им, быть может, действительно удастся создать новую модель человека и человечества.

А вот и Инид, легка на помине, сообщил Генри.

Трое мужчин слезли с оградки и уже стоя поджидали ее.

— Церемония скоро начнется, — сказала она, подходя.

— Генри тоже здесь, с нами, — сообщил Дэвид.

— Прекрасно, — откликнулась она. — Значит, присутствуют все без исключения. Даже Колючка и тот только что прикатился…

Они зашагали к дому — Коркоран с Дэвидом впереди, Бун рядом с Инид. Взяв его под руку, она заговорила тихо и доверительно:

— У нас не было времени сколотить гроб. Просто завернули тело в тонкую белую ткань, а Тимоти нашел кусок парусины, и мы с Эммой смастерили из нее саван. Больше мы ничего не придумали. Хорас по-прежнему в смятении. Он считает, что надо убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше.

— А как по-вашему?

— Он, наверное, прав. Вероятно, действительно надо. Но как же не хочется покидать этот дом! Он служил нам пристанищем так долго… Да, а похоронить Гэхена решили за домом, у подножия старого дуба.

— Вы, видно, любите деревья?

— Да, люблю. И что тут необычного? Многие разделяют эту мою любовь. Вас удивит, если я скажу вам, что деревья придут нам на смену? Они переживут нас и займут наше место.

Бун рассмеялся:

— Утонченная гипотеза! Самая изысканная из всех, какие мне доводилось слышать…

Инид не ответила, и путь продолжался в молчании. Только у самого дома она показала рукой направо:

— Вот и времялеты. Уже на старте и ждут седоков…

И впрямь на лужайке перед домом выстроились все три аппарата — два малых на ближних позициях, а чуть подальше большой ковчег, служивший жильем пропавшему Мартину.

— Вы, как и ваш друг, отправитесь вместе с нами, — продолжала она. — Интересно, кто-нибудь догадался уведомить вас об этом? Надеюсь, вы не против. Жаль, конечно, что вас угораздило впутаться в наши передряги…

Бун ответил угрюмой шуткой:

— Не отказался бы от таких приключений ни за что на свете…

— Вы это серьезно?

— Сам не знаю. Вернее, знаю одно. Если вы улетаете, то лучше уж я полечу с вами, куда бы вы ни отправились, чем останусь здесь, под куполом, на веки вечные…