Впереди медленно вырисовывалось, проступая, проявляясь в сером тумане, словно на фотопленке, угловатое здание, зияя подернутыми покрывалами паутины, темными провалами. Колючий ветер швырял в лицо противную морось, словно отталкивая, гоня прочь от этого мрачного, забытого Богом и людьми места. Где-то в подлеске хрипло, с надрывом прокричала какая-то птаха и медленно бредущий Аргус, мокрый от холодной росы, облепленный колючими семенами замер, и в головы прыгнул образ длинных черных коридоров. Остро пахнуло опасностью, автоматы взлетели в руки, хотя стрелять было некуда. Отточенный годами ночных караулов и вылазками северной стороной рефлекс брал свое. Хотя далеко не каждую опасность можно увидеть глазами и скосить свинцовой очередью. Бывают вещи куда более опасные, нежели голодная шкилябра или химерник, могущие выпить ум или душу, оставляя тело пустой оболочкой. Лесники рухнули в мокрую траву и, извиваясь змеями, поползли в сторону серого куба. С возникновением Зоны быстрота разворачивания ириниевых приисков велось с размахом. Широта славянской души не разменивалась пустяками: и если велась стройка, так непременно всесоюзная, если строился коммунизм, то только всемирный и на века. Никто не знал, что произошло, военные уходили среди ночи, бросая технику, грузя людей в товарняки и гоня на ту сторону Периметра, слушая, как лопаются вдогонку подпорки и обрушиваются прорубленные в болотистых землях тоннели. Ходили слухи, будто они пытались вернуться и взять Шахты под контроль. Ириний, практически неистощимый, экологически безопасный источник энергии был слишком ценен. Ценнее, нежели жизнь отдельно взятого человеческого индивида.

Кеноиды не таясь шли впереди, оставляя в заиндевевшей траве проторенные мощными телами темные дорожки, хотя жаркий знойный июнь подходил к средине. Шахты жили иной жизнью, стоя над привычными законами. И если где-то и была преисподняя, то она выглядела именно так – серо, угрюмо и стыло. Несомненно, где-то здесь должен быть свой цербер, охраняющий проход на ту сторону, не его ли мертвое прикосновение чуяли насторожившиеся кеноиды? Нигде не видно часовых, и это очень подозрительно. Конечно, дисциплина у бандитов никакая, но в таком гиблом месте даже у них ушки должны быть на макушке. Они хоть и обдолбаные пыльцой, но далеко ведь не дураки.

Внезапно из ушей словно выбило пробки и, вырвавшись из вязкой пелены, они покатились по траве. Их оглушило густым запахом омытого дождем леса и сребристой росы. Они не мешкая прильнули к бетонным стенам, судорожно хватая горячий воздух. От кеноидов во все стороны валил пар, но они, словно не замечая перемены, замерли неподвижными лохматыми глыбами, уставившись в темные проемы.

– Ирис, что это было? – прошептал Кипарис, водя кончиком ствола по молчаливым провалам стен.

– Пока не знаю, позже разберемся. Нам внутрь.

– Тебе виднее, не зря вас собирал Доктор перед походом. Видать, сказал что-то важное. Отдышались?

Кеноиды, уловив движение мысли ведущего, прыгнули в проемы, и лесники устремились за ними. Не зря их звали лесниками, они перемещались подобно теням, беззвучно и молниеносно даже в переполненном аномальном лабиринте. Меж раскиданных строительных козел и груд стройматериала темнели следы от кострищ, валялись растоптанные окурки, пахло чем-то приторным. Лесники пронеслись по этажам, перепрыгивая через груды разбитой в щепы сколоченной из ящиков нехитрой мебели, ухитряясь при этом не наступать на усевавшие пол гильзы. Горицвет присев подобрал несколько медных кругляшей, и вертя в пальцах посмотрел на покрытые кровью стены.

– Что? – повел за его взглядом влетевший в комнату Кипарис.

– Не совпадает – коротко обронил Горицвет, водя васильково-синими глазами по испещренным очередями стенам – следы от выстрелов не совпадают с брызгами крови.

– Не понял – Кипарис осторожно уселся на грубый ящик из-под раствора, стараясь не притрагиваться к разводам.

– Кровь человеческая, стреляли тоже люди. Из калаша – но не друг в друга. Прошло полчаса или меньше.

– Судя по гари, тут такая перепалка стояла, что мы бы должны были услышать. Но не услышали.

Аргус скользнул в комнату и нервничающая Грета виновато вильнула хвостом. Хрустя крошевом кирпича уже не таясь, не скрываясь в проемах разбитых окон, вошел хмурый Ирис, закидывая за спину  ««грозу»»:

– Внизу тоже все в кровище, стены словно из пультивизатора кто красил, ровненько так. Настоящая бойня, но тел нет.

– Упыри? – предположил Кипарис и кеноиды при его упоминании тут же оскалили клыки.

– Они трясутся над каждой каплей – отрицательно покивал ментал – а тут прямо этюд в багровых тонах с полутонами.

– Смотрите, как идут очереди – потрогал пальцем выбоины Горицвет – будто кого-то догоняя. Стрелявшие пытались во что-то попасть, но оно перемещалось очень быстро. В Зоне так могут только упырь или шкилябра. Но оба этих варианта отпадают. Упыри не стали бы так полосовать и проливать драгоценную кровь, шкилябра могла, но следов не оставила.

Горицвет хотел добавить что-то еще, но в головы прыгнул образ помещения, заставленного грубыми ящиками, между которыми беззвучно перемещались лесники. Топаз остался с бойцами прочесывать подвал, держа незримую связь, и Хмель поднял глаза, смотря через него на хмурого ментала:

– Ирис, кажется, у нас выживший. Давайте сюда.

Лесники молча поднялись. Ментальная связь, особенно в условиях боя, это вещь: ее не экранируют никакие помехи, перехватить и прослушать невозможно, она ограничивается лишь мощностью передающего сознания. Будь сейчас на Арсенале один из кеноидов, или ментал-лесник, то дома, на Глуши, видели бы каждый их шаг. Эмпатическим менталом, могущим вступать в диалог, в принципе был каждый, но напарников выбирали сами кеноиды, руководствуясь своими, лишь им известными принципами. Ирис на цыпочках вошел в подвал, рассматривая тяжелые ящики и стоящих кружком лесников, заинтересованно к чему-то прислушивающихся. Аргус, ставший неожиданно ведущим прайда, враз посерьезнел и отбросив в сторону былую дурашливость и игривость, сразу перешел на ночное зрение. Могло казаться, что на враз просветлевшую комнату смотрел сам Ирис, только фокус наблюдения был немного ниже, но к этому он давно привык за время ночных караулов. Изображение, сдвинувшись в другой диапазон, окрасилось в контрастные синие и ярко-красные тона, стала видна скрючившияся в ящике человеческая фигура. Ментал осторожно постучал:

– Опасности нет, можно вылезать.

При звуке слов фигура дернулась и замерла, чей-то хриплый голос, прозвучавший совсем рядом, сухо констатировал:

– Страх. Он испуган до смерти.

Ментал перевел изумленный взгляд на Аргуса и уважительно трепанул его по мощной холке:

– Вот это номер, ты перестроил гортань?

– Положение обязывает. Это крайне тяжело, но необходимо. Он сам не вылезет. Поднимать?

– А куда нам деваться, поднимай. Так мы его до облачного моста ждать будем.

Менталы почувствовали как кеноид взял человека под контроль, сняли крышку и удивленно присвистнули:

– Хрена се. Смотрите, ребята, это же ириний!

И верно, ящик до самого верха был набит серебристыми крупинками. Несведущий человек мог запросто спутать его со строительной мучкой, немного странной и блестящей, которая стоила немало миллионов в самой твердой валюте, в рублях. На одном кубическом сантиметре ириния, заключенном в топливный элемент, работяга «Пегас» или гоночный «Орион» могли работать около пяти лет. Гигант вроде «Руслана» или «Мрии» летал больше года, а советская космическая отрасль уже давно перешла на двигатели академика Шумана. Старый пройдоха хоть и сидел бирюком на Экс-один, но мечту о звездах не предал, давно рассчитал, спроектировал маршевые установки и передал особистам.

Крупинки побежали в стороны, из них показалась человеческая рука, схватилась за стенку и медленно подняла тело. Увидев лесников урка пытался закричать, но Аргус заблаговременно заклеил рот и ему только и оставалось, что выпучив глаза медленно выбираться из ящика. Хмель заинтересованно зачерпнул горсть сребристого бисера: