Хлесткий ветер кружил над стылой промозглой равниной, вздымая облака пыли к едва проблескивающей кромке неба. Сквозь сумрачную твердь нехотя пробивалось солнце: тусклое, угрюмо-багровое, застывшее на линии слившейся воедино ночи и дня. Резкие всполохи озаряли пространство, пробивая сумрачное небо, в бессильном отчаянии ударяя о землю плетью разрядов, словно пытаясь запустить остановившееся сердце. Безуспешно, безысходно – тусклый мир мертв. Лишь ветер завывал жалобным всхлипом среди выщербленных скал, неся пыль над безжизненной равниной под холодным, едва брезжащим светилом, ломая высохшие травы, рассыпающиеся стеклянным звоном в истлевший пепел. Пройдет время утихнет ветер, высохнут океаны, обрушатся горы, меняя облик планеты, стирая последние следы человечества, нарушившего незыблемые Космические законы и отключенного от Кольца Вселенского Разума.

Агарти. Вдовье плато

Доктор рухнул наземь, крепко сжимая выворотника в объятьях, словно опасаясь, что в самый последний момент тот выскользнет. Налетевший ветер бросил в лицо горсть пыли и когда он продрал слезящиеся глаза, выворотник исчез, рассыпавшись в руках невесомым пеплом.

– Ишь ты, упырь – прошептал пораженно Доктор, увидев раскинувшийся перед ним сумрачный пейзаж – таки ушел.

Он затаив дыхание рассматривал однообразную черно-серую пустошь, успокаивая трепля кеноидов по мощным загривкам. Бесстрашные кеноиды дрожали словно щенята, скуля, жались к ногам, со страхом косясь на низкое солнце, ощущая разлитую в пространстве смерть. Беспощадную, равнодушную, давнюю, но от этого не менее бессмысленную, давно поглотившую сумрачный мир и жадно присматривающуюся к биению жизней.

– Здесь все пропитано смертью, каждый миллиметр убит неоднократно и бесповоротно. Понятно, почему вы шарахнулись на Периметре от грузовика, как черти от ладана. Но будет вам, будет… ну мир, ну сумрачный, ну мертвый… ясное дело мертвый, иначе, зачем им лезть к нам.

– Мертвое, везде мертвое. Голодное: смотрит, ждет, ожидает! – хором подытожили кеноиды.

– Где мертвое?

– Везде – отрезал Аметист, отряхивая с шерсти пепел – везде смотрит. Слушай!

Доктор прислушался и в тот же миг в голову ворвался хор шепчущих голосов, наползающих и перекрикивающих друг друга, словно радиостанции в переполненном эфире. Разобрать слова было невозможно: голоса шелестели, захлестывая монотонным многоголосьем, сковывая движение и наполняя чарующе томным прикосновением жути. Оно расползлось по жилам, замораживая кровь, заставляя деревенеть тело, торжествующе взметнулось погребальным саваном, но внезапно опало, съежилось, как под порывом сильного ветра. Грей презрительно чихнул:

– Мертвое остается мертвым, даже притворяясь живым. Тут мертвое – там нет. Люди. Близко. Ищут.

Доктор вздохнул, выходя из странного оцепенения и прогоняя из сознания едва осязаемый шелест. Не будь рядом кеноидов, обладающих врожденной невосприимчивостью к внушению, даже он, не смотря на всю свою ментальную мощь, остался бы здесь навсегда. Под этим багровым солнцем, под этим ветром… под… Он встряхнул головой, отсекая звучащую на самой грани слышимости шуршащую волну и посмотрел в указанном направлении. Через несколько минут увидел смутную точку у горизонта, которая двигалась в их сторону.

– Это хорошо, если ищут. Значит, попали по назначению. Пойдем-ка навстречу, если стоять, то можно замерзнуть.

Доктор запахнул плотнее дырявый плащ и потирая озябшие руки спешно направился в сторону разгорающейся полосы. Прикосновение голосов не отпускало ни на миг, давило на голову словно бездонная толща воды на обшивку подводной лодки. Если приложить изнутри к обшивке руку, то можно почувствовать, как поскрипывает корпус и едва слышно звенят от напряжения переборки. Но как противостоять давлению на сознание?

Кеноиды какое-то время стояли, боясь шевельнутся и брезгливо кривя губы переминались с лапы на лапу, но потом со вздохом пошли вслед за человеком и уже через несколько минут нельзя было разобрать где Грей, а где Аметист, оба были черны как сажа и их выдавали только глаза, поблескивающие в холодном мраке.

Между тем точка приближалась, время от времени взблескивая, словно обломок хрусталя под рассветными лучами. Доктор с немым удивлением узнавал в яркой точке до боли знакомый обвод БТРа, бесшумно несущийся по черной равнине. Не было слышно взрыкивания мотора, он словно плыл над теменью, беззвучно и стремительно, покачивая диковинными сверкающими парусами. Не доезжая до Доктора каких-то десяти метров, он застыл как вкопанный. Паруса разошлись в стороны и, видя их вблизи стало понятно, что никакие это не паруса, а взметнувшиеся над машиной громадные рефлекторы на гибких штативах, озаряющие рассвет сияющим опахалом. С брони скатилось несколько фигур и кинулось к ним. Кеноиды заинтересовано следили за приближающимися бойцами в черно-сером камуфляже, забавно топорща треугольные уши. Ближайший из бойцов приподнял руки от автомата и насторожено, успокаивающе улыбнулся:

– Все нормально, мы люди, мы свои…

– Эээ… – растеряно протянул Доктор – я определенно свой, из Периметра. Это на Земле, знаете ли.

– Вы один? – боец подскочил доктору, взял его под руку и потянул к БТРу – мы думали, вас будет больше.

– Ну, нас один, не считая сопровождения, а что должны были быть другие?

– Должны, обязательно должны. Северова ушла на Землю за помощью, мы ждали ее возвращения на месте прежнего появления, хотя в форте «Дальнем» тоже все подняты по тревоге.

– Полина была на Земле? – застыл Доктор – Стало быть, это она та самая, исчезнувшая из грузовика…

Доктор шагнул в кольцо бойцов, взирающих на него как грешники на святого, сошедшего в преисподнюю.

– Вы знаете Северову? – удивленно спросил тащивший его боец и зачем-то постучал по броне.

– Ну да знаю, когда-то мы вместе работали на Экс-два. Весьма, весьма способная особа.

– Погодите – пристально посмотрел боец – погодите… собаки… Экс-два… Вы часом не доктор Журбин?

– Честь имею – поклонился Доктор – увы, но в спешке нас не представили.

– Капитан Меренков, Севастопольский гарнизон! – смутившись, отрапортовал боец – Простите бога ради. Мы знаем друг друга в лицо и каждый новый человек для нас целое событие. Какая удача, что именно Вы попали к нам!

Люк распахнулся, оттуда выглянула голова с болтающимися на шее наушниками и увидев Доктора отшатнулась:

– Пятый и семнадцатый, похоже, засекли еще две группы, сигнал слабый – связист облизав пересохшие губы, посмотрел на Доктора и вздрогнув уставился на кеноидов – наши гости излучают так, лишь слепой не увидит. Смотреть больно и мозги едут.

– Ты у нас парень крепкий, связист. Издали увидел, куда бесы клином потянули. Далеко коробочки?

– Далеко, похоже, там сейчас будет жарко. Бесформов немеряно, говорят, все плато накрыли.

– Все на бронь! Доктор за мной, в кабину, собаки, собак…

– Спасибо, мы лучше с Доктором – внезапно фыркнул Аметист и взвившись пружиной прыгнул на броню.

Побледневший связист едва успел спрятать голову, как кеноид исчез внутри, а следом уже летел Грей, провожаемый изумленными глазами бойцов. Меренков кивнул, можно подумать у него был особый выбор, запрыгнув на броню подал руку Доктору, и придерживая помог спуститься в кабину. Внутри было на удивление просторно и светло, вопреки ожиданиям совсем не пахло соляркой, смазкой или промасленной ветошью. БТР мягко тронулся и, судя по показаниям спидометра, набрав невообразимую для своих собратьев скорость понесся над просветлевшей землей.

– Всем проверить магазины, если вдруг истощатся в бою, отходить назад и перезаряжаться.

Бойцы слушая капитана, кивали, не отводя между тем глаз от кеноидов, что растянувшись у ног Доктора прижались спинами к броне, будто сто лет вот так ездили. Меренков и сам посматривал на их лохматые спины наплевательски равнодушные к людскому изумлению, и наконец, спросил: