— Была. И пещера, и тишина. И сейчас есть. Все, кроме смерти.

— Ты меня держишь? Так же, как их?

— Ты сама себя держишь.

— Уходи.

Он опять кивнул. На этот раз Маритхе почудилась тень непривычной мягкости, она легла на непривычное, чужое лицо и тут же истаяла.

— Уйду, если просишь.

Она сглотнула. Ну уходи же, прошу тебя… Навсегда.

— Ты просишь другого.

— Другого…. — пролепетала она. — Чего другого?

— Ты спрашиваешь «зачем». А ещё ты хочешь знать, есть ли другой исход из заточения, кроме моей смерти. Я слышу твою Нить лучше тебя самой. Я привык их слушать.

Маритха не ответила. Она ждала, затаив дыхание.

— Что до исхода, он прост, — услышала она тут же, — моя смерть или моя добрая воля. Не я их держу — их слово, их долг. Я могу освободить их от этого долга, когда пожелаю.

Аркаис замолк, она нетерпеливо дожидалась продолжения:

— «Зачем» — это гораздо сложнее. Для тебя. Я использую их силу себе во благо и тем самым сохраняю Нити целыми. Это ты уже поняла.

Маритха едва заметно кивнула.

— Я делаю то, чего они сами никогда не делали. Никто не думает о Нити, всех заботит иное. Не буду утомлять тебя, перечисляя эти мелочи. Они тратят силу своих Нитей без счета, ничего не умножая ни для себя, ни для них. Для чего людям даются Нити? Для чего эти люди вообще существуют?

Тёмный Ведатель презрительно усмехнулся, скрестил руки на груди. Маритха ждала. Наверно, ноги у неё давно б уже ослабели, но она почти не чувствовала тела. К лучшему.

— Для чего, Маритха? Да чтобы питать тех, кому есть дело до этого мира!

Маритха нахмурилась. Ничего не поняла, да и понимать уже расхотелось. Однако останавливать его она не смела.

— Ты же видела все, ты слышала свою Нить, одна из немногих! Нить неостановима, она живёт тем, что тычет, выплёскивается, даря свою силу — когда каплями, а когда и широким потоком… Потоком — это если её движение спутать, задержать да умело направить. Хвалёные человеческие страсти — вот ключ к беспрестанному пожиранию силы твоей Нити, Маритха. Это не больше и не меньше, чем стены на её пути. Поставил — и ждёшь, когда накопится столько, что пелена прорвётся. Кто-то где-то хочет твоего света — и ты бьёшься в глупых рыданиях, вспоминая любимого, что бросил тебя давным-давно и успел хорошенько забыться. Кому-то понадобилось сияние твоей Нити — и ты неистово алчешь смерти соседа лишь потому, что он богаче и удачливее. Но потребности их слишком велики, одна бедная несчастная Маритха, — он скривился, — не может их удовлетворить. И потому уже целая толпа побивает камнями случайного вора, вопя от восторга по поводу столь справедливого деяния… или бурно восславляет нового Покровителя. Или жаждет припасть к одеянию кого-нибудь из Великих. А чистые Нити… им чужды глупые страсти. Они отдают все и без остатка, каждый миг. Это гораздо больше, чем можно выманить у десятков человек. И без всяких уловок.

Маритха внимала, зло, ожесточённо, но внимала.

— Раванга говорил: они стали топливом. — Он обвёл широким жестом фигурки. — Они всегда были топливом и всего лишь сменили форму. Теперь питают не Бессмертных, а меня.

Фигурки, как и все вокруг, казались немного смазанными, но девушка помнила их слишком хорошо.

— Бессмертные милосерднее, — с трудом выдавила Маритха.

Это новое знание легло на плечи ещё тяжелее первого. Стоит только начать всматриваться в мир, что кажется привычным и понятным… Вернее, не стоит. Не стоило даже начинать, но её заставили.

— Да, так кажется, — холодно ответствовал он. — Но они бессмертны, и им всегда нужна пища. Потому они никогда не выпустят нас из плена. Я же умру. Не скоро, но когда-нибудь это случится. Вот тогда эти люди и обретут свободу. Как ты думаешь, смогут ли они себя тратить так же глупо, как до того? Такая память не стирается, она не может стереться. Она будет жить в них всегда, до самого конца их Нитей, неслышимая, невидимая… она будет направлять их, отводя от края. Они получат очень ценную возможность…

— Что за возможность? — потребовала она, не утерпев.

— На настоящую жизнь. Они могут стать большим, нежели топливо в жаровнике Бессмертных.

Его черты вдруг изогнулись, страдальчески изломались и снова застыли. Всего на миг, даже меньше. Только тень мелькнула. Та глупая Маритха, которая замёрзла в пещере, никогда бы не догадалась. Но эта была гораздо ближе к своей Нити. И к его.

— Ты тоже из тех? Которые получили…

Он только тихо рассмеялся.

Как же ему больно до сих пор… Должно быть, прошла уже целая вечность…

— Не больно, — небрежно бросил Ведатель. — Страшно. Малые обломки былого страха — это все, что осталось от Саиса. Все, что до сих пор питает Бессмертных.

— Страшно? — она не понимала. — Кого тебе бояться?

— Страшно не успеть.

— Чего не успеть?

— Закончить трансформацию.

— Какую?

Он только ухмыльнулся.

— Твоё любопытство не имеет предела. А моя добрая воля — имеет.

Сегодня он явил подозрительно много доброй воли.

— Ты сама пришла, Маритха.

— Неправда!

Её Нить не услышала обмана.

— Хорошо, если желаешь, скажем так: мы оба пришли друг к другу. Ведь у нас несделанное дело. Несведённые счёты. Лишний узел на Нити.

На этот раз Маритха не рискнула противоречить. Хорошо, пускай оба.

— Я не могу открыть твою дверь.

— Великий Раванга не велел? — коротко рассмеялся он.

— Не велел, — согласилась Маритха. — Да и сама я в ваши дела встревать не хочу. Пускай между вами будут. Раз говоришь, что сама пришла, то ладно… верю тебе, но не по доброй это воле! Жалко их, — прошептала она, глядя на несчастные фигурки. — Только слышишь… — девушка принялась упрашивать, — не встревай ты в мои дела! А я в твои не буду. Нечем нам больше считаться. Все твои обещания заманчивые — все мелочь, песок в пустыне, рядом с твоими делами. Не будет между нами никакого договора. Никогда! Великий говорил, заставить меня ты все равно не можешь! Правда это? — неожиданно для себя выпалила она.

Он кивнул.

— Правда. Скажу больше: если не захочешь мне помочь, от сердца не захочешь — все равно ничего не выйдет.

Маритха опешила. И на что же он тогда надеется? По доброй воле помогать её не затащишь, а уж от сердца…

— Это потому, что ты не знаешь ни сердца своего, ни Нити, Маритха. — Почему его слова отдались такой болью? — На то и рассчитываю. А Нить у тебя необычная, очень необычная. Очень сильная у тебя Нить. Повезло Раванге. Но это ненадолго.

Она удивилась. С чего это повезло, если с ней одни неудачи случаются?

— А ты думаешь, Раванга свою силу лишь отдаёт безмерно во все стороны? Что ему тогда останется? Бессмертные свой свет берегут, не оделяют им бесконечно.

Если бы Маритха чувствовала своё тело, то волосы у неё, несомненно, встали бы дыбом. Или в пот бы бросило.

— А он…

— Он — тебе, ты — ему. Кто он такой, чтобы нарушать законы Бессмертных? А Нить у тебя поудивительнее многих будет. Мне можешь верить, я знаю в этом толк, — так поглядел, что Маритху передёрнуло. — Очень быстро меняется. И с каждым днём набирает силу.

— Ничего себе сильная, — пробормотала она, чтобы хоть как-то привести свои чувства в порядок. — Я твою видала…

Аркаис опять рассмеялся.

— Над моею очень много трудов содеяно.

— Что весёлого-то?.. — Её вдруг разом повело вперёд. — А ты бы отпустил их, а? Хоть парочку, хоть одного! Волю бы свою явил, добрую. Показал бы…

— А зачем?

— Просто… Если хоть чуточку доброты…

— Сын Тархи издевательски расхохотался, и Маритха осеклась. Обличье его начало расплываться.

— Я не для того их собирал, тратя свои силы, женщина, — повеяло холодом от его слов. — А доброта не для этого мира. Все та же лазейка, куда утекает свет твоей Нити. Только слабая, тщедушная. Вот если бы кто-нибудь обменял у меня «хоть парочку»… — Он ухмылялся, глядя на Маритху. — На что-нибудь стоящее, ценное для меня. Явил бы свою доброту. Но что-то до сих пор охотников не находится.