Маритха тяжело улеглась на здоровую руку. Боль и горе навалились на неё. И сонливость. Да и голод тоже. А рядом поднос, полный снеди.

— Так, значит, ты привязал мою Нить? — упрямо повторила она. — Может, ты и Ведатель, может, и сильный, только это моя Нить! Верни все, как было!

— А зачем? Зачем тебе это, женщина? Что плохого в том, что ты сейчас здесь и лежишь на мягких шкурах, а не валяешься в той самой пещере мёртвая?

Маритха вздрогнула. Ведатель, уличённый в недобром деянии, даже и не подумал смутиться. Продолжал насмешничать, едва поглядывая в её сторону. Нарочно припоминал её спасение, в чёрной неблагодарности уличал. Вот ведь, посмотрите на неё, дважды от смерти избавил, а она все про какие-то мелочи толкует… Но Маритха не успела и рта раскрыть.

— Оставь себе пустые слова, — оборвал он ещё не начатую покаянную речь. — Мне они не нужны. Ты позабыла осыпать меня своими благодарностями, потому что знаешь — мне они ни к чему. И ещё знаешь — уж Раванга постарался, — что просто так я бы и пальцем не двинул, чтобы тебе помочь. И каждый миг твой разум занят бесполезным гаданием: что же мне нужно от бедной несчастной Маритхи!

Его насмешливая едкость становилась невыносимой, и Маритха завозилась на месте, пытаясь справиться с рукою и с желанием бессильно запустить в него чем-то с подноса, торчавшего так близко. Только руку протяни.

— И ещё ты стонешь от боли и надеешься, что я тебе помогу. Так же, как недавно облегчил твои страдания, чтобы ты смогла дойти сюда. И злишься оттого, что сейчас я не замечаю твоих мучений и не предлагаю помощь, чтобы ты, слегка поупиравшись, могла благосклонно её принять, — чеканил он. Ухмылки как не бывало. Голос отливал металлом. — А ещё ты готова запустить в меня вот тем кувшином. — Он кивком указал на тот самый узкогорлый кувшин, с тончайшей вязью у горлышка, что девушка в мыслях уже послала ему прямо в голову. — Но не решаешься — не знаешь, что тогда случится. Давай, попробуй! Давай же!

Девушка облизала губы. Ещё чего. Как это она… Этого он только и ждёт, чтобы броситься на неё. И будет потом говорить, что сама виновата. Нет уж, пускай он первый…

— Боишься меня, — уже спокойно, возвращаясь к своей обычной ухмылке, продолжал Ведатель. — Страх, опять страх, бездна страха! Это он лишает твою голову мыслей, которые сделали бы ей честь. А то, что в ней остаётся, бездарно вращается по кругу. Ничего ты не слышишь, Маритха! И с тупым упорством земляного червя обвиваешься вокруг одного ма-аленького узелка на своей Нити, который, кстати, только что спас тебе жизнь. И требуешь от него избавления. Изволь… если ты на самом деле этого хочешь.

Кое-что Маритха все-таки услышала, что бы он там ни говорил.

— Как это, жизнь… спас? — пробормотала она.

Ведатель пожал плечами.

— Тебе даже в голову не пришло, что один лишь я услышал твои стоны о помощи, когда на тебе пребывала пара, наложенная Такхуром. И умело наложенная, должен я сказать. Ты так молила своего Великого, но он не пришёл! Ни один из Ведателей не увидит твоей Нити, когда на ней такая сильная пара. Даже он. Можешь не держать на него зла. Адика, чьи секреты пода хватил этот хранитель, — маленький, но древний народец. Говорят, они существуют ещё с тех самых времён, когда по земле ходили Бессмертные. У наших Ведателей нет средства против их штучек. Потому они до сих пор свободны от рук Покровителей Великой Аданты, потому вольны в своей судьбе.

— Так Такхур взаправду меня от Великого спрятал? Не врал он?

Ведатель притворно вздохнул.

— Опять вернулись к началу, — усмехнулся он. — Как же не хочется верить бедной маленькой Маритхе, что даже Великий не так уж велик в своём могуществе!

— Такхур… он же не Ведатель даже, — перебила его девушка. — Он такой же, как я! Как все! Не мог он там просто! Помог ему кто-то!

— И на кого же ты думаешь? — усмехнулся он её глупой мысли, слегка покачал головой. — Такхур… И простой человек может Ведателя надуть, если кое-какие штучки знает да собой хорошо владеет. Не о тебе, конечно, речь, — ввернул он по обыкновению. — А Такхур далеко не прост оказался. Во всяком случае, не так, как представиться хочет. Простой Ведатель, конечно, не заметит, но я различил печать…

— Какую? — не выдержала Маритха, когда поняла, что продолжать он не будет.

— Тайных знаний. Всего лишь Первый круг, но и то удивительно. Он был при Храме. Очень давно, — пояснил, видя изумление девушки, — но был. И не простым прислужником. Из него Ведателя взращивали. Значит, есть у него… — он не закончил.

— Что есть? — подстегнула Маритха.

— И глаз… и ухо… И Нить он слышит. Не помнит о том ничего, но знание не уходит, какие печати ни накладывай… Дремлет…

— Как это, не помнит?

— Печать накладывают редко, и лучшие Ведатели над тем суетятся, — небрежно бросил он. — Выгнали твоего Такхура вон из Храма. За что, это скрыто теперь навсегда. А тайные знания Первого посвящения запечатали. Так поступают, когда будущий Ведатель уходит из Храма.

— А Ведатели уходят?

— Почти никогда. Однако знание запечатать можно, а дар остаётся… Наверняка Такхур за свою жизнь много чего натворил. И Ведателей обводил. И за сокровищами Бессмертных успел поохотиться. — Он коротко усмехнулся. — И с адика ухитрился побрататься. Это мало кому удаётся. Они свои тайны от людей охраняют. И пару у них выучился накладывать. Да здорово так. Он мне нравится… определённо…

Ведатель сплёл свои тонкие пальцы, задумчиво глядя мимо Маритхи.

— А что с ним случилось? С ними со всеми? — Девушка вспомнила, как в страхе метались её похитители.

— Ничего. Очнулись уже. Крепкие у них головы.

— Как ничего? — Она сжала кулаки. — Я думала… Думала, ты их… Они же злодеи проклятые! Они меня чуть…

— Вот ты и разбирайся. Если хочешь. А мне дела нет. И настроения сводить с ними твои счёты тоже не было. Я за тобой пришёл, раз звала.

Маритха, наконец, сообразила, к чему клонит Ведатель.

— А ты один из всех меня услышал, потому что… Нить мою привязал?

— А ты упрямая. — Он засмеялся хорошим смехом, что так понравился девушке ещё в пустоши. — Не преминула напомнить, что я кое-что подправил без твоего соизволения. Но, — подмигнул он, — ведь к твоей же пользе! Согласись же, наконец, женщина! И стоит ли рисковать, оставляя тебя без глаза, когда защита — чувствую я — тебе ещё понадобится? И не раз… Кто тогда придёт? Великий? Его верный Первый хранитель? А видела ли ты от них хоть что-то, кроме пустых обещаний и пустых речей, ласковых и не очень? Припомни! Давай, Маритха!

Она уже открыла рот, когда поняла, что возразить ей нечего. До сих пор… да, до сих пор добро она видела только от Ведателя, сидящего перед нею. Пускай он сам говорит, что не просто так, не даром. А вот от других, что сулили ей без всякой выгоды помочь, ничего не досталось, только одни беспокойства… а ещё по всей Табале странная охота за ней развернулась. Маритха непонимающе крутила головой: и как она раньше этого не сообразила? Великий, Великий… Такой добрый, такой хороший с виду… А что он ей такого хорошего сделал?

— Повторю ещё, раз ты теперь готова слушать: это всего лишь маленький узелок, это не больно и не опасно. Ты никогда бы не заметила, если б не Раванга. Это не проклятье, не сглаз, не наговор. Всего лишь ещё одно новое слово в песне твоей Нити. И не самое худшее, можешь мне поверить!

Девушка невольно перевела взгляд на муштары, увешавшие все стены. Одно слово в песне… Надо же, как сказал.

— А ты что, песенник?

Вряд ли Ведатель будет торговать муштарами. Песенники же, перебиравшие кучу этих блестящих струн, толстых и тонких, всегда приводили Маритху в величайшее восхищение. Хотя, правду сказать, встречались они ей не часто. Редко кто отвалит столько золотого песка да ещё к тому полжизни потратит, чтобы овладеть муштаром.

— И это тоже, — протянул знакомый Маритхи, вглядываясь куда-то вдаль.

— А что тебе нужно от меня?

Неизвестно, отчего она сдалась. То ли слова его запутали, то ли боль стала наконец нестерпимой.