- Успеть бы, - Ветер посмотрел в сумеречное небо. - Сырьем я ее лучше дварам отдам.

Присел к костерку, повернулся к Илче лицом. Он мало походил на прежнего Ветра, хорошо знакомого по странствиям. На Дракона много больше, и все же не тот. Обычный человек, ни дать, ни взять. В толпе такого ни за что бы не приметил. А стихотворец, он сразу выделялся. Как глянет… Может, Илча потому его и выбрал на рынке в Фалесте - уж если такой поймает, то почем зря не убьет.

Ветер пристально глянул сквозь Илчу, всмотрелся вглубь пещерки, даже привстал.

- Кто здесь?

Илча вздрогнул.

- Это я, Илча, - откликнулся он, осипнув от неожиданности.

Ветер словно не услышал.

- Померещилось, - присел он обратно. - Дерганный стал совсем, - объяснил он рыбине, - отовсюду что-то чудится. Это потому что пятый срок пошел, а от Дракона никаких вестей. Ни Когтя, ни пещеры. Может, надул таки старый Бран. Как ты думаешь?

Честное слово, если б рыба голос подала в ответ, Илча бы ничуть не удивился. Но она благоразумно промолчала.

- Вот и я так думаю. Непохоже. Разве что сам он в уме повредился, а я и не заметил. Что же дальше, еще подождем, по скалам побродим? - Он вздохнул, неожиданно тяжело. - До какой поры? Ладно… Там видно будет.

Илча наконец сообразил зажмуриться, потрясти головой. Открыл глаза в кромешной темноте и тут же пожалел. Чего испугался? И ведь сон не простой - небось, от Дракона весточка. Или от самого Ветра.

Неужели так и было? Если бы Илча столько дней бродил по Бешискуру без надежды, без пользы для дела, уже давно бы волосы рвал от отчаяния. Проклинал стихотворца и еще много кого. А Ветер, казалось, отряхнется, соберется и отправится в дорогу. Вздохнет тяжеловато, и только. Словно такой увесистый удар судьбы не застрянет в нем, как стрела, а пройдет насквозь. Все-таки удивительный был человек.

Илча хлопнул себя по лбу. Надо же, вот про что ему напомнили! Он же обещал Ветру вернуться и рассказать, что за чудо такое, Фиолетовая Жемчужина. Теперь стало ясно, куда двинуться с самого начала. Сид тоже отправился, куда повела дорога, а там уже нашел и Дар свой, и судьбу, и приключения. И Ветер отсюда ушел один, никому неизвестный, а потом погляди, что вышло.

Только утром, собираясь в путь, он неожиданно вспомнил самое главное, первоначальное устремление. С Серым посчитаться. Прежнее намерение больше не бурлило в крови, не щекотало, словно лезвием у горла. Да и Жемчужина не спешила напомнить о своей запредельной мощи. Пока что нечем мериться с Лассаром Проклятым. Приходилось оставить это на потом, когда Дар вырастет в полную силу, как ему положено.

Долго не раздумывая, он сразу выбрал дорогу. Не ту, по которой добрел до Бешискура, другую. Все время казалось, что недавно тут кто-то прошел, и Илча вот-вот его нагонит. А в этих опасных краях поневоле надо вместе держаться. Много раз ему чудилось, что впереди показался человек: то меж скал мелькнет, то против Канна встанет. Но нет.

Недалеко от одичавшей рощицы, бесполезно ронявшей красные спелые, хоть и мелковатые плоды, Илча заночевал. Тут же сушняка нарубил. Ухмыляясь, глядел на дваров, бессильно корчившихся за стеною пламени. Утром продолжил путь. Рощица, давшая ему и пищу, и защиту, оказалась первой в череде брошенных владений. Дальше сплошняком пошли такие же, запущенные, без толку разросшиеся. А потом он вышел на бывшее пожарище. Очень давнее: много лет назад травы затянули раненую землю, кустики кое-где сильно разрослись. Однако… не по себе стало. Дальше путь пролегал по выжженным землям. Пусть они не вчера выгорели, и все же…

Но незримый след вел Илчу именно туда, и тот пошел, доверяясь то ли проводнику, то ли попутчику, не обращая внимания на тяжесть, стиснувшую грудь. А она все росла, накатывала, душила. Здешняя земля когда-то кричала в огне, кричали люди, звери. Этот крик был слышен и сейчас, потерявший прежнюю остроту и силу, поседевший со временем, но он не давал Илче идти, гнул к земле, пока тот сам не заорал, закрыв уши:

- Хватит! Да хватит же!

Немного полегчало, и он осмелился опуститься на траву, пережидая уходящую дурноту. Незнакомая голубая птичка села невдалеке, поглядывая внимательным блестящим глазом. Она не знала человека, вот и любопытничала. Эти места, должно быть, обходят стороной, и только странный попутчик переваливал через холм. Вон же он, теперь уж точно фигура человеческая на вершине мелькнула!

Илча заспешил, силясь догнать беспечного путника. Туда, за эти холмы, ходить не стоило. Запыхавшись, Илча взобрался на самый верх, намереваясь окликнуть незнакомца, но тут дурнота вновь обняла его клещами.

Когда-то там была деревня. Ее остатки до сих пор виднелись в долине.

Не соображая, зачем его понесло в ту сторону, Илча на слабо гнущихся ногах спустился вниз. Вслед за спутником. Подивился уцелевшей изгороди, неизвестно откуда взявшейся на пути, пошел вдоль нее, для надежности трогая руками. Нет, не наваждение. Сверху не было видно ни ее, ни вон того уютного домика на склоне, спрятавшегося за деревьями. И деревьев тоже не было…

Он беспечно шагал мимо плетеной стены, шел на пение. Чудный голос, и песня чудесная, и вроде знакомая… А вот и женщина на скамье, прекрасная, с дивными светлыми волосами. Очень красивая.

Он привалился к изгороди, оторваться, уйти отсюда не хватало сил. Как же он одинок! И целую вечность не бывал на родине. Словно угадав его тоску, женщина начала старинную колыбельную, родную и в то же время далекую, как потерянное счастье. Захотелось сказать ей хоть что-нибудь хорошее, чтобы у нее на сердце потеплело. И, понимая, что все это глупо и, может быть, даже опасно, он выпрямился в полный рост и бросил с неведомой прежде силой: "Я чувствую, как сильно бьется сердце…"

Илча вздрогнул всем телом. Он опирался на останки какого-то жилища, и руки его были черны, словно обуглены, как и здешние камни, когда-то аккуратно обтесанные и светлые, как скалы Бешискура.

А вокруг стеной стоял огонь. Крики, живые, человеческие надрывали сердце, но он ничего не мог поделать, сам бежал в страхе, прикрывая лицо от обжигающего дыхания пламени. Столкнулся с кем-то, упал, прокатившись по горячей земле, и снова вскочил, понесся прочь.

Он упал, когда ноги подсеклись. Сам не помнил, как выбрался, как вскарабкался на холм. Огонь бушевал далеко за спиной, волна покатилась дальше на юг, к Бешискуру.

Илча отлежался, восстанавливая дыхание, пополз, раздвинул колючую поросль, взглянул на долину. Вид застарелого пожарища немного прояснил разум. Не долго думая, он вылил на голову остатки воды из фляги. Не помогло. Несуществующий огонь продолжал жечь лицо.

О том, что неподалеку вода, он узнал от пролетавшей птицы. Не стал долго думать, как это его сподобило, потащился туда. И правда, за соседним холмом бежал веселый ручеек. Он широко растекался в спокойное гладкое озерцо, а потом переваливал за природную запруду и вновь журчал себе дальше.

Страшная долина осталась позади. И никого окрест. Илча разделся, улегся в воду, окунулся с головой. Холод помог придти в себя, вспомнить кто он такой и как попал в проклятое место, полное наваждений. Наконец, он изрядно замерз, выскочил, для верности взглянул в озерную гладь, чтобы уж совсем убедиться в правдивости происшедшего, и отскочил, вздымая брызги.

Из водной глади на него смотрело собственное лицо. Только вот… Теперь понятно, отчего ему все чудится огонь. Щека обожжена до волдырей, сгорела бровь, и неизвестно когда отросшая клочковатая борода хорошенько припалилась тоже. Илча кинулся за ножом, шипя от боли, кое-как отскреб свое обличье и опять уставился в водное зеркало.

Пещера Дракона стоила ему многого. На лбу и переносье пролегли заметные борозды, глаза запали, скулы заострились, губы истончились и побледнели. Человек из озера был по меньшей мере лет на пять старше Илчи. А то и семь, и даже десять. Ну, это, может, он перехватил слегка…

Да что же вокруг творится?!

Все Драконьи штучки? Как в пещере? Кто еще способен довести до такого?