Повязка дрогнула. Он что, смеется?

- Я… не вижу… и двух…

Ветер ждал, уже зная ответ.

- Ты уходишь… Но обещай… не рассказывать… И пусть… твой друг… молчит…

- Не могу обещать, - с сожалением ответил Ветер. - Жемчужина не даст утаить. Могу обещать лишь одно: никто не узнает в этой истории ни меня, ни тебя. Да и если рассказывать все, как есть, никто не поверит, - он улыбнулся, не понимая, отчего вдруг стало так легко. - А Илче… ты ведь готов отпустить его тоже? Ведь так? - Серый не возражал. - Ему я скажу, и думаю, он послушает.

- Послушает… Еще скажи… ему… пусть скроется… первое время… Мое слово… против закона… и я… не в силе… сейчас… Не надо… на виду быть… - хрипло перевел он дух после такой длинной речи.

- Хорошо, я скажу, - Ветер кивнул, признавая справедливость предупреждения. - Но почему все так? Ты отказался от задуманного?

Серый опустил единственное веко.

- И… - Ветер запнулся.

Было бы глупо спрашивать, не держит ли Серый зла на него. Но почему не хочет отомстить?

- Нет… я даже… - Серый тоже запнулся, помолчал. - Даже… благодарен… Дракон… Стоит… все отдать… за это…

- Даже жизнь?

- А сам… как думаешь?

Серый шептал все тише, и Ветру пришлось наклониться еще ниже.

- Мне кажется, ты даже не жалеешь, что все так… обернулось, - невольно тоже зашептал он.

- Нельзя… быть Драконом… и оставаться… прежним…

Это правда… Но неужели, слушая болтовню стихотворца, он ощутил то же, что и Ветер, прижавшись к Дракону ладонями?

- И ты… тоже чувствовал Дракона?

- Ты… до сих… пор… не понял… своей силы…

Они помолчали. Серому передышка была кстати, Ветру тоже.

- Ты до сих пор господин всех этих слуг Дракона, - наконец напомнил Ветер.

- Кто-то… должен быть… господином… Почему… не я… Стоит… сохранить власть… над ними…

- Ну, - Ветер пожал плечами. - Может, что-то и выйдет.

- Обещай… - начал Серый и опять замолчал.

- Что же? - так и не дождался Ветер.

- Я… все еще… хозяин… здесь… Если с тобой… обещай… что придешь… за помощью…

Ветер внезапно понял, что изменилось. Голубая Жемчужина больше не тянула во все стороны щупальца, словно двар, и пламя в единственном глазу плескалась ровно, с прежней силой, но без прежней страсти и отчаянного блеска.

- Обещаю, - с благодарностью принял он подарок. - Хотя, быть может, помощь понадобится тебе. Но я могу лишь стихи творить, ничего больше.

- Пока… с меня достаточно… стихов… Прощай.

Серый снова умолк.

- Прощай, - Ветер хотел встать, но непослушные пальцы Серого слабо сжали кисть, удерживая. - Что? - склонился он опять.

- Как… назовешь… свою новую… историю?

Ветер задумался.

- Не ожидал… Пока ничего на ум не приходит… Хотя постой! Как же иначе? "Ученик чародея"!

Повязка снова задергалась, Серый смеялся.

- Ловко… Только… она не принесет… успеха… Это не… "Жемчужина"…

- Может быть, - согласился Ветер, - посмотрим.

Внезапно он вспомнил о том, что привело его в Вальвир.

- И раз уж… ты сам предложил помощь… Что можно сделать для бывшей школы Олтрома Тринна? Вернуть былое невозможно, я понимаю, и все же?

- Я подумаю…

- И еще… Ильес, мой бывший попутчик, нельзя ли и для него что-то сделать? Тоже ведь из-за меня пострадал?

Серый только веко опустил, в очередной раз знаменуя согласие.

- Тогда… - Ветер помедлил, словно что-то не отпускало его от ложа Серого. - Прощай!

Еще раз опустилось веко.

Ветер ушел сегодня же, несмотря на то, что день клонился к вечеру, но направился не в Вальвир, так неласково его принявший, а в Дале - недалекую деревушку, где переждал ночь и поутру распростился с Илчей.

Принимая от стихотворца записку на клочке пергамента к одному из многочисленных знакомцев, что, может быть, согласится на первое время припрятать незадачливого слугу Дракона, юноша глядел угрюмо. Можно подумать, что судьба у него такая - расставаться с Ветром. Да еще после того, что за ночь говорено! Как будто не было тех долгих лет!

- Хозяина этого убить мало! - сокрушался он. - Но ты же всем расскажешь нашу историю?

- Да, - сказал Ветер, - обязательно.

- И как назовешь? - спросил Илча, исторгая у стихотворца улыбку.

- "Ученик чародея".

- Вот это да! - Юноша сразу просветлел. - Про меня! А я же ничего и не сделал хорошего, одно только плохое… и глупости всякие… Эх, ничего не смог! Но я еще сделаю! Вот посмотришь!

Ветер не стал разуверять его.

Сам он принял расставание нежданно спокойно, даже безразлично. В последние дни исчезли многие раны, и эта тоже зарубцевалась, а время уж прошло, и не вернешь его никак.

Тут они и разошлись, один на запад, другой на восток. И Ветер опять понесся от деревни к городу, от витамов к дурги, от врагов к друзьям. И снова перед ним ложились бесконечные дороги, проносились мимо годы, доходили разные слухи и творились новые стихи. Серый опять оказался весьма прозорлив: "Ученик чародея" не принес успеха. Его редко провожали криками восторга, не просили повторить или переписать на свиток. О нем не говорили, и даже, верно, предпочитали не думать. Ветер перестал рассказывать эту историю. До одного дня.

Однажды, по истечении второго лета от памятной поездки в Вальвир, в харчевне чопорного вольного города Бельста он заметил странную фигуру, несмотря на изрядную жару с ног до головы закутанную в неприметный дорожный плащ. Под сенью капюшона угадывалось немногое, виднелись лишь уродливые шрамы, укрывшие, наверно, пол-лица, а то и больше. Но разве можно было в тот вечер рассказать другую историю, если из защитной полутени за ним следили знакомые синие глаза?

Нимоа милосерден к тем, кто забредает так далеко на юг: он поселил здесь дэйчья, певца уходящего Линна. Сама птичка невелика и неприметна, но голос ее пронзителен, как сигнал трубы, играющей атаку. И тосклив, как само одиночество.

Илчу передернуло. Даже сквозь каменный завал, нагроможденный им у выхода из пещерки, голос дэйчья показался криком уходящих дваров. Зато времени до рассвета еще предостаточно. Дэйчья заводят свои песни первыми, тотчас после захода ночного светила, задолго до остальных, и если поторопиться, еще удастся разыскать ту самую площадку на плато…

Он принялся лихорадочно расшвыривать камни. Освободив заметную дыру, выполз наружу, сердито рванул заплечный мешок, зацепившийся за что-то невидимое глазу. Мешковина треснула, но выдержала. Илча ругнулся сквозь зубы, освобождая из каменного плена свой нехитрый скарб, досадуя на любую самую малую задержку, потом почти бегом направился в узкую долину, стиснутую двумя невысокими грядами. Настоящее ущелье.

Идти было легко даже в густом предутреннем сумраке. Тропки… не то что натоптаны, но заметно, что здесь уже ходили. Вот тут нещадно рубили кусты на редкость колючей гадости, которую местные, кажется, кличут имандчи. А это что? Илча с опаской подобрался ближе, присмотрелся и тут же попятился. Кто-то угодил под камнепад. Из-под валунов торчали жалкие останки того, что когда-то было человеком. Должно быть, давненько привалило. Он обошел, сторонясь опасного места. Дурной знак. Зря Бешискур так прозвали - Ленивые Скалы. Поговаривают, тут что ни день, то земля дрожит. А еще говорят, что Драконы гневаются. И еще много чего, Илча уж и слушать устал. Некогда всякие небылицы собирать.

Его собственный путь сюда оказался легким и стремительным. Да и на месте пока что жаловаться не приходилось. В первый же день он нашел пещерку, про которую столько раз рассказывал Ветер, и окончательно уверовал в правдивость всей истории, а если червячок сомнения поднимал голову, Илча нещадно давил его, не давая вырасти в змею. Еще одно разочарование… нет, конечно, оно не убьет его, еще не то видали… но отберет последнюю веру. В Ветра, его мудрость, щедрость, доброту. Что будет, если стихотворец перед смертью над ним посмеялся?