Ю. И. Мухин в указанном выше сочинении доказывает, что едва ли не единственным другом и последователем Сталина был Л. П. Берия, а потому он был убит после того, как расправились с Иосифом Виссарионовичем. Идея оригинальная, но не очень убедительная и не единственно возможная. Скажем, В. В. Карпов назвал организатором данного преступления именно Л. П. Берию.

«Убийцей Сталина был Н. С. Хрущев, причем он убил Сталина лично». Такова версия Ю. И. Мухина. Он доказывает ее, приводя более или менее убедительные аргументы.

Зная, как высоко взлетел Никита Сергеевич после смещения Маленкова, можно согласиться, что у него были основания желать скорой смерти Иосифа Виссарионовича. Но большая ли польза ему от этого была в то конкретное время? В начале 1953 года он был всего лишь одним из секретарей ЦК КПСС, членом Политбюро и, вероятно, куратором органов безопасности. Претендентом на высшую власть в стране после Сталина оставался Маленков. По личной инициативе «убрав» Сталина, Хрущев рисковал тут же лишиться всех своих постов, а то и жизни. У Маленкова и Берии были для этого все возможности.

Можно возразить: на стороне очень хитрого и коварного Хрущева могли стоять Жуков и некоторые крупные военачальники. Но ведь и у Берии хватало ума, хитрости и коварства, не говоря уже об осведомленности, а Маленков неплохо ладил с прославленными полководцами.

Самое главное, пожалуй, другое. Фактически только Берия имел реальные возможности скрытно уничтожить врага или даже «друга и учителя», которому он постоянно клялся в верности. Без его помощи никто, пожалуй, даже и не помыслил бы организовать убийство Сталина.

Хрущев почти наверняка втайне люто ненавидел вождя. Однако в этом он не рискнул бы признаться даже ближайшим друзьям и родным. Для него была наиболее целесообразной стратегия выжидания. Он имел возможность приглядывать за более крупными фигурами, участвовать в их беседах в роли мужиковатого простака, режущего «правду-матку», угождать каждому из них, не гнушаться доносами, вести двойную и тройную игру, выбирая, к какой группе выгодно примкнуть, и ждать удобного момента для выхода на первый план.

Из близкого окружения Сталина лишь Берия мог — теоретически — осуществить без сообщника его «ликвидацию». Но что бы это ему дало? Могли он в таком случае стать вождем, возглавить государство и партию? Такая возможность исключена. Для этого потребовалось бы осуществить государственный переворот. Его больше боялись, чем уважали. Почти наверняка маршалы при первых же его претензиях на верховную власть ввели бы в столицу свои войска и арестовали самозванца при полной поддержке населения.

Единственно, на что мог бы рассчитывать Берия в результате своей опаснейшей авантюры — сохранить за собой имеющиеся у него на данный момент должности при каком-то другом вожде. Надо ли ради этого рисковать собственной жизнью? Ведь даже если Сталин задумал от него избавиться (что проблематично), ему грозила максимум отставка. Правда, два его предшественника — Ягода и Ежов — были расстреляны. Но из этого лишь следовало, что надо проявлять максимальную осторожность, не портить отношения с влиятельными людьми, избегать подписывать сомнительные смертные приговоры.

Выходит, Лаврентий Павлович вряд ли мог единолично решиться на ликвидацию Сталина. Для такой акции у него должны были быть очень серьезные основания. Хотя могла сказаться его почти маниакальная любовь к власти, наслаждение своим господством над людьми. Этим, в частности, объясняется его склонность к сексуальным победам над самыми разными женщинами. Ему требовалось ощущение своей почти неограниченной власти, но «почти» ему было мало.

Мог ли Хрущев стать инициатором покушения на Сталина? Вряд ли. Ведь ему вождь доверил доклад на съезде по изменениям устава партии. Правда, предполагалась очередная чистка государственного и партийного аппарата при ослаблении роли КПСС. Тогда ведомство Берии вновь, как в конце 1930-х годов, обретало большую власть. Но конечно же для Лаврентия Павловича это имело значение лишь в одном случае: если бы он оставался во главе его. А это произошло сразу же после смерти вождя (даже на несколько часов раньше).

Итак, в сфере сугубо личных интересов смерть вождя была наиболее выгодна Берии, отчасти Хрущеву и в меньшей степени Маленкову. А наиболее выгодна, буквально жизненно необходима она была для набиравших силу партийных функционеров на всех уровнях власти.

Сталин был поистине народный вождь. Он являлся гарантом народной демократии. Точно так же, как при капиталистической системе, президент — гарант буржуазной демократии, власти олигархов.

Что происходило в последние часы жизни и после смерти Сталина на высшей ступени власти? Об этом приходится судить по воспоминаниям не отличавшегося честностью Н. С. Хрущева:

«Сейчас же, как только умер Сталин, Берия сел в машину и уехал в Москву. А были мы на ближней даче за городом. Мы решили немедленно вызвать всех членов Бюро или даже членов Президиума. Не помню сейчас. Пока они не приехали, Маленков расхаживал по комнате, видно, тоже волновался.

…Я подошел к Маленкову и говорю:

— Егор, надо мне с тобой поговорить.

— О чем? — отвечает он так холодно.

— Вот Сталин умер. Есть о чем поговорить. Как мы дальше будем?

— А что говорить? Вот съедутся все и будем говорить. Для этого и собираемся.

Казалось, очень демократичный ответ. Но я-то по-другому понял. Я понял так, как было на самом деле, что уже давно все вопросы оговорены с Берией и все уже давно обсуждено».

Никита Сергеевич таким образом дал прозрачный намек: Маленков и Берия давно сговорились разделить власть между собой. Стало быть, они были заинтересованы в смерти Сталина и, возможно, организовали заговор. Хотя из слов Маленкова ничего подобного не следует. То ли Хрущев от кого-то знал о сговоре, то ли сам в нем участвовал. Второе, мне кажется, вероятнее.

Далее Хрущев сообщает, что, когда приехала Светлана, дочь Сталина, он «очень разволновался и заплакал». Он даже повторил: «Искренне мне было жалко Сталина, искренне я оплакивал его смерть. Я оплакивал не только Сталина, а я волновался за будущее партии, за будущее страны, потому что я уже чувствовал, что сейчас Берия будет заправлять всем, что это начало конца. Я не верил, я не считал уже Берию коммунистом к этому времени. Я считал его вероломным человеком, готовым на все…

Началось распределение портфелей. Сейчас же Берия предложил Маленкова назначить Председателем Совета Министров с освобождением от обязанностей секретаря ЦК. Маленков тут же предложил своим первым заместителем утвердить Берию и слить два министерства — госбезопасности и внутренних дел — водно Министерство внутренних дел и назначить Берию министром…

Я молчал потому, что видел настроение всех остальных. Если бы мы с Булганиным сказали, что мы против, нас бы обвинили, что мы склочники, что мы дезорганизаторы, что мы еще при неостывшем трупе начинаем драку в партии».

Он не удивлен, что при «неостывшем трупе» (точнее, когда Сталин еще был жив; туг Хрущев слукавил) начался дележ портфелей. Как видим, особого потрясения кое-кто из присутствовавших там не испытывал. Хрущев упорно повторяет, что оплакивал смерть вождя. (Как известно, люди могут плакать и от радости, и от снятого напряжения, и от проявлений артистических способностей.)

«Меня — продолжал Хрущев, — Берия предложил освободить от обязанностей секретаря Московского комитета с тем, чтобы я сосредоточил свою деятельность на работе в Центральном Комитете. Провели и другие назначения. Приняли порядок похорон…»

Между прочим, Хрущев был единственным, кто вошел сразу в два высших партийных органа: Президиум и Секретариат ЦК КПСС. По существу, это было равноценно посту Генерального секретаря. Об этом он предпочел скромно умолчать.

Сошлюсь на В. В. Карпова:

«Сталин был еще жив, когда произошел своеобразный захват власти. Фактический заговор трех высших партийных функционеров — Берии, Маленкова и Хрущева…