— Стоять! — едва успел крикнуть им в спину выбравшийся из автомобиля Мельхиор. На время операции всеми марионетками управлял он.
— Своевременно, — произнёс, как всегда, незаметно появившийся Юримару. Он стоял, опираясь локтем на крышу авто. — Хотя и интересно было бы поглядеть на противостояние ваших марионеток моим мертвецам.
— Это и есть ваш таинственный друг, — совершенно невозмутимо поинтересовался у старшего фон Неймана Исаак, — что так помогал вам здесь?
— Именно он, — кивнул Мельхиор, стирая мокроту с очков и водружая их на законное место. — Юримару, если я правильно запомнил имя.
— Всё верно, — учтиво кивнул седовласый самурай. — И у меня тоже есть некоторые дела в театре. Надеюсь, мы не станем мешать друг другу.
— Только если наши дела не пойдут вразрез с вашими, — усмехнулся Исаак. Улыбка вышла несколько жутковатая из-за подсыхающих кровавых разводов на зубах.
— Думаю, что и в этом случае мы сумеем найти общий язык, — кивнул Юримару.
Он оттолкнулся от автомобиля и решительно зашагал к театру. Взмахом руки подозвал мертвецов, оставивших в покое стол и направившихся вслед за ним.
— Опередить их, — приказал Мельхиор марионеткам — и эсэсовцы сорвались с места.
Они больше не обращали внимания на Юримару и его покойников, пробежали мимо, даже оружием в их сторону не поведя. Пассажиры чёрного авто зашагали следом за ними, особенно никуда не торопясь. И только Гудериан, бросая взгляды на Юримару, едва заметно ощеривался, как волк, глядящий на врага.
Юримару с шутливым поклоном всё же пропустил немцев вперёд, и те вошли в театр вслед за своими солдатами.
Эсэсовцы ворвались в фойе театра, стволы их автоматов тут же начали обшаривать достаточно большое помещение. Наткнувшись на едва держащихся на ногах Акамицу и Дороши, они тут же выполнили приказ, что был отдан им ещё перед посадкой в грузовик. «Стрелять во всех». Исключением были только Юримару и его покойники, ибо таково было новое распоряжение. Выражалось оно, правда, всего одним словом, но марионетки были на той стадии подчинения, что в словах необходимости не было.
Короткая очередь ударила по женщинам, но Дороши успела оттолкнуть Акамицу с линии огня и сама рухнула следом. Пули прошли выше, прошив стену театра. Эсэсовцы не стали останавливаться, чтобы добить двух женщин. Бывалые солдаты, они не считали их достойными целями, а уж, тем более, противниками. Эсэсовцы пробежали через фойе, двое нырнули в столовую, остальные бросились к лестнице на второй этаж и к лифту.
Они не стали разделяться на группы, не так много их было, и все вместе устремились на второй этаж. Они совершенно не ожидали сопротивления со стороны театральных обитателей, и потому выстрелы оказались для них полной неожиданностью. Стреляли по ним как раз со второго этажа, укрываясь за дверным косяком. Вели довольно грамотный огонь из револьвера.
Первый выстрел пробил каску на голове бегущего первым эсэсовца. Но в авангарде шли наименее уязвимые марионетки Мельхиора. Пуля не особенно повредила голове эсэсовца, и, хоть по лицу его и потекла густая чёрная жидкость, он не обратил на это никакого внимания. Вскинул автомат и дал короткую очередь. Пули выбили щепу из дверного косяка. Однако почти следом оттуда донёсся новый выстрел — столь же меткий, как первый. Снова дёрнулась пробитая уже каска эсэсовца — в этот раз чёрной жидкости было намного больше. Солдат покачнулся, но всё же устоял. И на сей раз, ответный огонь открыли сразу трое. Очереди изрешетили стену и косяк, заставив стрелка замолчать под угрозой смерти.
Воспользовавшись этим, эсэсовцы бегом кинулись по коридору к двери, из-за которой по ним стреляли.
Стрелять по ворвавшимся в театр солдатам могла только Марина. Лишь она всегда носила при себе револьвер, готовая в любой момент пустить его в ход. Что и сделала в тот момент.
Услышав выстрелы, я мгновенно позабыл о странном поведении Бокия, и ринулся к фойе, откуда доносились короткие очереди. У меня не было при себе оружия, но в тот момент я как-то не задумывался над этим. Я выскочил на лестницу как раз когда враги стали подниматься по противоположной и были остановлены Мариной. Солдаты в зимних плащах и стальных касках открыли ответный огонь, и авангард их устремился к двери, за которой пряталась Марина.
Видимо, творящийся в театре кошмар из музыки и знакомого звона ударил и по людям на улице. Глеб Иванович — или кто бы ни был странный второй Бокий — так и вовсе после первого звонка на пол повалился. Я же, видимо, из-за того, что уже раз попадал под подобное воздействие, теперь легче перенёс его. И смог не только устоять, но и что-то делать помимо этого.
Я пробежал по лестнице вниз, готовый с голыми руками броситься на вооружённых врагов, но тут в театр вошли пять человек в чёрной с серебром форме. Двоих из них я уже видел однажды в театре. Лысый верзила с татуировкой на голове и его грубый брат. Теперь же их сопровождали ещё трое столь же, по-своему, примечательных личностей. Но я лишь краем глаза заметил их, меня интересовали солдаты в плащах, опасно приблизившиеся к двери Марины.
Я пробежал вверх по другой лестнице и налетел на успевших обернуться ко мне двоих вражеских солдат. Первого я перехватил прямо за ствол автомата, направленный мне в грудь, дёрнул на себя, ударил по ногам и швырнул врага вниз по лестнице. Второй противник оказался сообразительней первого. Не тратя времени на попытку застрелить меня, он ударил меня деревянным прикладом автомата в плечо, едва не отправив следом за своим товарищем вниз. Я сумел удержать равновесие, а солдат уже наводил на меня ствол автомата. Я схватил его за отвороты плаща и толкнул вперёд всем весом. На каждое движение плечо отдавалось жуткой болью, так что пришлось до хруста сжимать и без того ноющие зубы. Солдат, которого я держал буквально за грудки, переступил, споткнулся о ступеньку. Я с силой оттолкнул его, и он рухнул прямо на своих товарищей, стоявших на пару ступеней выше. Поразительно быстро поднявшийся солдат, которого я броском отправил к подножию лестницы, не решился стрелять в меня, рискуя задеть товарищей. Он бросился на меня, по примеру более сообразительного бойца попытавшись ударить меня прикладом автомата.
Тут снова сверху раздались выстрелы. Дважды рявкнул револьвер Марины, ему почти сразу ответили автоматы солдат. Это отвлекло меня на секунду, но не моего противника. Деревянный приклад врезался мне в рёбра, и без того пострадавшие во время предыдущей потасовки. Удар отбросил меня, впечатав спиной в стену. Грудь взорвалась болью. А враг решил не останавливаться на достигнутом. Теперь приклад целил мне в лицо. Я едва успел нырнуть вниз, уходя от удара. Приклад с такой силой врезался в стену над моей головой, что дерево расщепилось. Ухватив солдата за пояс и мундир на груди, я, используя собственный вес, рванулся вперёд, снова опрокидывая врага. Но на этот раз мне не удалось ничего сделать с ним. Солдат упёрся обеими ногами в пол, не давая мне уронить себя, и обрушил мне на спину автомат. Удар поверг меня на пол, так что я распластался у ног врага. Он вскинул автомат, нацелив его на меня.
Я понял, что уже ничего не успеваю сделать. Враг в любом случае нажмёт на курок раньше. Так и произошло. Но удар о стену оказался фатальным для его оружия. Пострадал не только деревянный приклад, но и механизм. В ответ на нажатие спускового крючка, автомат издал сухой щелчок — и только.
Я не стал дожидаться новых действий со стороны моего врага. Сгруппировавшись, я обеими ногами врезал ему в живот, отбросив на полшага. Нога солдата весьма неудачно соскользнула со ступеньки, и он снова отправился в полёт спиной вперёд.
Не дал ему упасть лысый здоровяк с татуировкой на голове. Он ловко подхватил солдата, придержал, пока тот сам не обрёл равновесие и не смог нормально стоять на ногах.
— Хватит, дорогуша, — отстранил солдата, буквально задвинув его себе за спину, Каспар, — я сам займусь этим грубияном.
На его удар я среагировал на одних рефлексах. Здоровенный кулак вполне мог бы вышибить из моей головы всё, что там имеется, не закройся я в последний миг рукой. Удар оказался столь силён, что я, проломив телом перила, вылетел с лестничного марша и рухнул на пол. И без того пострадавшие рёбра отозвались новым взрывом боли. Однако я вскочил на ноги, стараясь не думать о ней, а только действовать, выбросив всё остальное из головы.
