— Как я и сказал, — кивнул самому себе Мельхиор, — вы нас используете. И это вполне нормально. Но теперь уже не втёмную. Не сказал бы, что это меня устраивает полностью, но лучшего варианта нам никто не предложит. Теперь нам есть с чем возвращаться к руководству. — Он протянул руку Юримару. — Благодарю вас, meine Herr, и жду, когда вы сообщите нам об ответной услуге. Я не люблю быть чьим-либо должником.

— Когда мне от вас что-то понадобится, — пожал протянутую руку Юримару, — я вас найду и сообщу об этом. А пока расскажу вам, meine Herr, информацию, которую обещал.

Глеб Бокий оказался довольно хорошим работником. Мастер Тонг нарадоваться на него не мог. Более того, он поселил толкового работника, быстро выбившегося в невеликие начальники благодаря организаторским способностям и умению управлять людьми, у себя дома и любил проводить с ним вечера за чаем. Во время репетиций Бокий руководил частью бригады декораторов, быстро потеснив предыдущего неформального заместителя Тонга. Опасаясь ненужных конфликтов, я подозвал к себе одного из декораторов, вполне сносно говорящего по-японски, и спросил насчёт бывшего заместителя Тонга.

— Мастера Тонга и господина Ви Мина, — ответил мне китаец, — все уважают, а Ксинга — боятся. Ксинг он был убийца, там, у нас, он был убийца и разбойник. Потому и сбежал сюда. Он и теперь часто ночью уходит, а приходит всегда с деньгами, говорит, выигрывает, говорит, его кости любят. Ему никто не верит, но спорить боятся.

Я поблагодарил его и при первом же случае, оказавшись поближе к Бокию, сообщил ему скверные вести.

— Я видел, как он глядел мне в спину, — кивнул Глеб Иванович. — И уже жду ножа меж лопаток.

Мне оставалось только плечами пожать.

Репетиции же шли своим чередом. Лично у меня времени на отдых почти не оставалось. Я просто разрывался между ними, занятиями в тренировочных доспехах, декораторскими делами и отчётами для Михаила Николаевича. Последние приходилось частенько писать заполночь, ибо только в этому часу у меня выдавалось время на отдых. Бывало, я так и засыпал над ними, пачкая пальцы и исписанные листы чернилами. Поймай меня кто с этими листами, пустили бы пулю в лоб без каких-либо разбирательств. Ничего сверхсекретного я не писал, конечно, но сам факт того, что я пишу кому-то отчёты, был вполне достаточным поводом для моего немедленного расстрела.

В тот день я долго приводил себя в порядок после такой вот ночи, смывая с лица и рук чернила, вспоминая при этом детские стихи поэта Чуковского. В общем, к завтраку я опоздал, к тому же, надо было торопиться к Тонгу. Его бригада прошлым вечером закончила работу над паратовской «Ласточкой» и сегодня её собирались доставить в театр. Я тут же отправился к Накадзо и тот выбил для нас грузовики. Теперь я должен был наблюдать за транспортировкой одной из ключевых декораций спектакля. Случись с ней что, премьеру пришлось бы переносить. Ведь работа над «Ласточкой» заняла довольно много времени, а до спектакля оставались уже, буквально, две с половиной недели. Не то чтобы Дороши не доверяла Тонгу, но ведь моей работой было как раз приглядывать за декораторами.

Я вышел из театра, привычным взглядом отыскал филёров, следующих за мной, и направился к трамвайной остановке. Вычислить всех троих не составило особого труда, казалось, филёры сами чуяли, что рассекречены и не особенно скрывались. А может, меня уже держали за «почти благонадёжного», и приставляли не самых лучших работников. Я едва удержался от того, чтобы сделать им ручкой. Ведь, по идее, я не должен был их обнаружить, в моей «легенде» о школе Разведупра ничего не говорилось.

Те ребята, что поджидали меня на остановке, сразу насторожили меня. Слишком уж походили на военных, одного роста, в серо-зелёных куртках, с коротко остриженными светлыми волосами, и здоровые все, как на подбор. Как минимум, на полголовы выше меня и едва не вдвое шире в плечах. Стояли они плотной группой, как будто собирались не в трамвай садиться, а штурмом его брать. Но, главное, стоило мне подойти к остановке, как они тут же подобрались и направились наперерез. Только что клином не построились, что твои тевтонские рыцари на Чудском озере.

Я пожалел, что Накадзо не успел пробить для меня права на ношение огнестрельного оружия. Чувствую, сейчас оно бы мне очень пригодилось. Разговаривать они не стали, их предводитель, лицо которого украшал жуткий шрам, уродующий висок и щёку, сразу врезал мне кулаком в лицо. Не будь я готов к такому, лежать мне без сознания. Но и так я успел нырнуть под его руку в последний момент, таким быстрым был удар. Я перехватил его запястье и попытался взять в болевой захват. Но удержать не сумел. Враг с нечеловеческой силой вырвался из захвата и тут же попытался пнуть меня коленом в живот. Я предпочёл отпрыгнуть. И едва не угодил под удар второго здоровяка. Третий быстро обходил меня, заходя со спины.

И что самое неприятное, вся эта чёртова троица не произнесла ни звука. Это действовало на нервы.

Я рванулся назад, не давая врагам взять себя в кольцо, попутно ударив заходившего ко мне в спину локтём в лицо. Тот даже уклоняться не стал, а челюсть у него оказалась будто бы из железа. Он даже не поморщился, а попытался поймать мою руку, и это ему почти удалось. Каким-то чудом я успел проскочить между ним и его товарищем, пытавшимся замкнуть кольцо, Теперь враги практически выстроились в линию и одновременно обрушились на меня. Я снова отпрыгнул, разрывая дистанцию, чтобы не угодить под пудовые кулаки здоровяков.

Их было трое против меня одного, и сколько не прыгай, очень скоро они меня одолеют. До театра тоже не добежать, нагонят и в мясо превратят, мама сказать не успею. Придётся принимать бой тут, в расчёте на полицию, может, продержусь до их подхода. А уж в участке здоровяки мне опасны не будут.

Здоровяки снова начали расходиться. Двигались они вполне профессионально, как настоящие бойцы. Атаковали стремительно. Я едва поспевал за ними. Предводитель, так я называл человека со шрамом, пошёл на меня прямой ногой. Обычно такие удары принимают сложенные руки, но я помнил силу врага и предпочёл уклониться, перехватив его голень и рванув вверх. Тот оказался не готов к такому приёму и, не удержав равновесия, грохнулся на спину. Слева и справа меня почти одновременно атаковали его товарищи. Ловко и умело. Один попытался достать меня подсечкой, второй нанёс могучий удар кулаком, целя в голову. Я нырнул под его кулак, перехватил руку и кинул здоровяка через спину, используя, как учил нас Сан Саныч, инерцию его движения. Предводитель как раз вскочил на ноги и ринулся на меня. Тому же, кто пытался подсечь меня, пришлось хуже. На него рухнул брошенный мной его товарищ, когда он поднимался на ноги. В итоге, оба повалились на мостовую.

Предводитель ринулся на меня. Его кулак устремился к моему лицу. Я не стал ловить его, а нанёс ему встречный удар ногой в живот. Врезавшись в его пресс, стопа мгновенно онемела, а враг снова никак не отреагировал на него. Зато от его удара я отлетел на несколько шагов. Голова как будто взорвалась болью. Я рухнул навзничь, но тут же откатился в сторону. Предводитель попытался растоптать меня.

Я вскочил на ноги, уже сам сделав подсечку предводителю, благо тот стоял на одной ноге. Он снова рухнул. А я отпрыгнул, разрывая дистанцию. И только тут увидел, что мне пришли на помощь. Филёры, которые следили за мной, напали на здоровяков. Руководил ими пожилой человек, чем-то напоминающий Бокия в образе корейского эмигранта, в коричневом костюме и кепке. Филёры смотрелись почти комично на фоне саженных здоровяков. Из одного такого можно было сделать троих японцев. Однако дрались ребята довольно профессионально, вчетвером противостоя паре здоровяков, не смотря на подавляющее преимущество в силе и размерах со стороны последних.

Моим же противником остался предводитель со шрамом через всё лицо. Он сделал выразительный жест, проведя большим пальцем по горлу. Я в ответ послал его по матери. И мы снова сцепились.