— Что вас привело? — спросил продавец, становясь за прилавок. — Простите, что отлучился, хотел поглядеть на происшествие.
— Хотел сообщить тебе кое-что, — усмехнулся Накадзо, — чего ты в полицейских протоколах не прочтёшь. — Он поставил кошачью фигурку на прилавок, и рассказал продавцу о вторжении двух странных субъектов. — Скорее всего, именно они устроили эту бойню.
— Итак, фон Кемпфер сделал первый ход, — сказал продавец. — Вопрос только, как он так быстро вышел на театр. Неужели Абвер работает настолько хорошо или… — Второй вариант ему не хотелось даже озвучивать, слишком уж неприятным он был, однако он изложил некоторые свои подозрения на этот счёт: — Как бы то ни было, но Руднев очень уж подозрителен. Пусть его и проверили самым строгим образом, но если он профессиональный разведчик, то вполне мог пройти через все проверки…
— Довольно об этом, — прервал его Накадзо. — Руднев и Марина выкинули ту странную пару из театра, в конце концов.
— Это могло быть хитрым сигналом для Руднева, — не сдавался продавец. Со стороны, наверное, казалось, что они с Накадзо азартно торгуются. — Засветились в театре, показали, что вот они, прибыли, пора налаживать контакт.
— То же можно сказать и об остальной труппе и большей части обслуживающего персонала театра, — отмахнулся Накадзо. — Мне вполне понятны твои подозрения, я и сам не до конца уверен в Рудневе, но подозревать его во всех смертных грехах только потому, что он русский эмигрант, нельзя. Так можно, сосредоточившись на нём одном, как объекте подозрений, пропустить настоящего шпиона.
— Возможно, — признал своё поражение продавец, но явно точки зрение оппонента он не принял, — но и с Руднева я сводить взгляда не стану.
— Правильно, — кивнул Накадзо, покупая очередную фарфоровую кошечку. — Ни с кого взгляда спускать не надо.
Накадзо вернулся в театр.
В самой большой комнате, что занимал отряд фон Кемпфера, собрались все за исключением молодого человека по фамилии Гудериан. Юноша был личным телохранителем командира и всегда отрицал своё родство с генералом Гейнцем Гудерианом, командующим 2-й танковой дивизии. Юноша не слишком любил совещаний и обсуждений, будучи человеком действия, и обычно дремал во время них где-нибудь в соседней комнате. Сейчас же, пока отряд по большей части просиживал штаны в гостинице, он, казалось, и вовсе не просыпался. Выходя из дремотного состояния, только когда надо было сопровождать Исаака на встречи с Риббентропом. Да и те происходили не слишком часто.
— Риббентроп кричал на меня сегодня, — ледяным тоном сообщил он Мельхиору, как самому старшему из братьев. — Секретарь Кэйсуке Окады[14] от лица премьер-министра высказал ему недоумение по поводу поведения твоих братьев, Мельхиор. Из-за этого, как считает Риббентроп, была отложена аудиенция у императора.
— Это прискорбное происшествие произошло, — в том же тоне ответил ему Мельхиор, — исключительно потому, что ты, Исаак, отправил моих братьев одних. Без моего пригляда братья могут натворить таких дел, что Риббентроп кинется на тебя с кулаками.
— Вовремя ты мне это сказал, Мельхиор, — усмехнулся Исаак, закуривая сигарку.
— Я предупреждал тебя об этом, Исаак, — возразил тот, — когда ты отправлял моих братьев одних. Но ты не стал слушать меня.
— Прислушаюсь в следующий раз, — махнул рукой фон Кемпфер, хотя было понятно, что ни к чьим советам он прислушиваться не станет — Сейчас, пусть твои братья, Мельхиор, расскажут, что их так привлекло в этом театре.
— Бальтазар, докладывай, — кивнул среднему брату Мельхиор, — а ты, Каспар, — кивок лысому верзиле, — молчи, даже если тебе очень захочется что-то сказать.
Каспар обиженно фыркнул и замотался в своё любимое бирюзовое боа, с которым не расставался с самого возвращения в гостиницу. Теперь из-под меха только глаза его сверкали.
— Защиту, установленную вокруг театра, — начал доклад Бальтазар, — заметил Каспар. Мы решили выяснить, что это за здание, раз его так защищают от оккультных воздействий. — Он подробно поведал об их стычке с неким Юримару, владеющим языком демонов, о нападении полицейского патруля и том, как они расправились с ними. После рассказал о короткой беседе на повышенных тонах, состоявшейся уже внутри театра. — Эта бесноватая русская девица была готова стрелять в нас, и мне показалось, что убей она нас — это вполне сошло бы ей с рук.
— Странный театр, — протянул Исаак, — и закрыт как-то очень уж долго. Почти месяц не будет ни одного спектакля. Это какой же он должен пользоваться популярностью, чтобы окупать своё существование. Надо будет плотнее заняться им, как можно плотнее. Дитрих, братья фон Нейманы слишком сильно засветились, так что это дело возьмёшь ты. Мельхиор, ты с братьями отрабатывайте остальные варианты поиска кристаллов духа.
— А какие у нас есть варианты? — поинтересовался Мельхиор.
— Вот вы эти варианты и найдите, — затянулся сигаркой Исаак.
— Не подскажешь, где их искать? — усмехнулся Мельхиор. — А то город великоват для нас троих.
— Вас для этого ко мне прикомандировали, — пожал плечами Исаак. — Выполняйте приказ, братья фон Нейманы.
— Sieg Heil! — вскочив, отдал салют Каспар, при этом левой рукой он придерживал боа.
Исаак отвернулся, едва удерживаясь от того, чтобы сплюнуть прямо на пол, не смотря на своё аристократическое происхождение и хорошее воспитание.
Глеба Бокия я встретил на улице, недалеко от театра. Он явно ждал меня, потому что как только я дошёл до остановки трамвая, Глеб Иванович тут же подошёл ко мне. Я не сразу узнал его — загорелое лицо, простенький костюм вместо мундира, круглые очки, скрадывающие разрез глаз. К тому же, говорил он с сильным китайским акцентом, маскирующим акцент русский, широко улыбался, демонстрируя крепкие зубы, и постоянно кивал, не давая собеседнику разглядеть его лицо.
— Простите, Руднев-сан, — говорил он мне, поминутно кивая, как болванчик, — вы ведь, Пантелеймон Руднев-сан, не так ли?
— Да, это я, — ответил я. — А вы кто?
— Можете называть меня Бо, — поднял на меня глаза незнакомец, и я узнал-таки в нём Глеба Ивановича. — Быть может, нам лучше пройтись, пока погода хорошая, ведь уже дзюнигацу на дворе.
— Идёмте, уважаемый Бо, — согласился я. — Нам надо поговорить, а в трамвае сделать этого не получится.
— Вы ведь куда-то направляетесь, Руднев-сан, — сказал Бокий, — пройдёмся вместе.
— Конечно, — кивнул я, указывая дорогу, и мы направились в сторону мастерской реставраторов Тонга. — Что вы здесь делаете, Бо-сан?
— Я искал тебя, Руднев-сан, несколько дней, — вместо ответа произнёс Глеб Иванович. — Мне помогли афиши театра, их так много развешено по городу. Ты сумел хорошо устроиться.
— Да, — усмехнулся я, — мне повезло. Можно сказать, меня на улице перехватили. Но всё же, Бо-сан, что привело вас в Токио?
— Кристаллы духа, — честно ответил он. — Я устал сидеть в кабинете, решил немного размять старые кости.
Тут, конечно же, дело было отнюдь не в желании пожилого человека, но глубже копать я не стал. В конце концов, кто я такой, чтобы лезть в дела начальника Специального отдела НКВД СССР.
— Но ещё я специально искал тебя, Руднев-сан, — добавил Бокий. — Меня всегда интересовало, с какой целью тебя отправили в Японию. Меня ведь в подробности этой операции никто не посвящал, что странно, не находишь?
— А вы не находите, Бо-сан, — усмехнулся я, — что я мог просто дезертировать с КВЖД перед выводом наших войск и учреждений. Я ведь социально чуждый элемент, каким, по нынешним временам, в Красной Армии не место.
Бокий остановился и поглядел мне в глаза холодным взглядом.
— Ты меня за дурака держишь, Руднев-сан? — спросил он. — Тебя полтора года готовили в школе Разведупра, чтобы ты сбежал за границу. Это было смешно, не будь на самом деле настолько глупо.
— Да, — поник я, — врать вы меня научили хорошо, но…
— Там, где ты врать учился, — рассмеялся Бокий, — я уже преподавал. — Это была одна из его любимых присказок. — К тому же, слишком много фактов, которыми тебя легко припереть к стенке. К слову, а куда мы идём?