— У нее три сына на фронте, — с упреком отозвалась мама.

— Не думаю, что это оправдывает всю ее невоспитанность, — возразила я.

Но мне стало стыдно… так как это правда: все ее сыновья ушли на войну, и она проводила их очень мужественно и продолжает держаться самоотверженно; и она надежная опора гленского Красного Креста. Довольно трудно упомнить всех наших героинь. И все же это было ее второе новое шелковое платье за год… сейчас, когда все стараются, или, во всяком случае, должны стараться «экономить и помогать фронту».

Недавно мне пришлось снова достать зеленую бархатную шляпу и опять начать носить ее. Я все не сдавалась и носила голубую соломенную с плоскими полями до самых холодов. До чего я ненавижу эту зеленую бархатную шляпу! Она такая замысловатая и так бросается в глаза. Не понимаю, как она могла мне нравиться. Но я торжественно обещала носить ее и слово свое сдержу.

Сегодня утром мы с Ширли ходили на станцию: отнесли маленькому Понедельнику отличный рождественский обед. Понедельник по-прежнему ждет и несет свою вахту все с той же надеждой и уверенностью, что и раньше. Иногда он бродит вокруг здания станции, а остальное время сидит возле своей маленькой будки и смотрит, не мигая, на железнодорожный путь. Мы теперь даже не пытаемся уговорить его вернуться домой: знаем, что это бесполезно. Когда Джем вернется, Понедельник придет домой вместе с ним; а если Джем… никогда не вернется… Понедельник будет ждать его там столько, сколько будет биться его верное собачье сердце.

Вчера к нам заходил Фред Арнольд. В ноябре ему исполнилось восемнадцать, и он собирается записаться добровольцем, как только его мать оправится от операции, которую недавно перенесла. Он последнее время заходит очень часто, и, хотя мне он нравится, чувствую я себя от этого неловко, так как, боюсь, он надеется, что я могла бы его полюбить. Я не могу рассказать ему о Кене… потому что, в конце концов, о чем тут рассказывать? Но все же мне не хочется держаться с Фредом холодно и отчужденно, когда ему так скоро предстоит уйти на фронт. Все это ужасно сложно. Помню, я раньше думала, как будет весело иметь десятки поклонников… а теперь я до смерти встревожена, потому что два — слишком много.

Я учусь готовить. Уроки мне дает Сюзан. Я пыталась научиться когда-то, давным-давно… нет, надо сказать честно, Сюзан пыталась научить меня, а это совсем другое дело. У меня тогда ничего не выходило, и я была обескуражена. Но с тех пор, как мальчики ушли на фронт, мне захотелось научиться самой печь для них пироги и печенье, так что я начала снова и на этот раз добиваюсь удивительных успехов. Сюзан говорит, что все дело в том, как я решительно сжимаю при этом губы, а папа уверяет, будто мое подсознание теперь настроено на учебу. Смею думать, что правы оба. Во всяком случае, я могу испечь отличное песочное печенье и кекс с цукатами. На прошлой неделе я зазналась и решила испечь пирожные со взбитыми сливками, но потерпела полную неудачу. Они вышли из печи убитые, как подметка. Я думала, что, может быть, если наполнить их кремом еще раз, они станут пухлыми, но ничего не вышло. Я думаю, Сюзан втайне была довольна. Она настоящая мастерица печь такие пирожные и была бы страшно расстроена, если бы кто-нибудь еще в доме научился печь их так же хорошо. Интересно, не подстроила ли Сюзан… но нет, я не хочу подозревать ее в таком неблаговидном поступке.

Несколько дней назад к нам приходила Миранда Прайор, чтобы помочь мне кроить рубашки для Красного Креста, известные всем как «антипаразитные». Сюзан сказала, что считает это название не совсем приличным, и тогда я предложила ей называть их «безбекасное исподнее», вслед за старым Горцем Сэнди. Но она в ответ лишь покачала головой, а потом я слышала, как она говорила маме, что, по ее мнению, «бекасы» и «исподнее» неподходящая тема разговоров для молодых девушек. Она была особенно шокирована, когда Джем написал маме в своем последнем письме: «Скажи Сюзан, что я сегодня славно поохотился на бекасов — поймал пятьдесят три штуки!» Сюзан сделалась желто-зеленой и сказала: «Миссис докторша, дорогая, в годы моей молодости, если у приличных людей, к несчастью, появлялись… те насекомые… они, по возможности, старались держать это в секрете. Я не хочу показаться особой с предрассудками, миссис докторша, дорогая, но я по-прежнему считаю, что лучше о таких вещах не упоминать». Миранда разоткровенничалась, пока мы занимались этими рубашками, и рассказала мне обо всех своих неприятностях. Она отчаянно несчастна. Они с Джо Милгрейвом помолвлены, а Джо в октябре записался добровольцем и с тех пор проходит военную подготовку в Шарлоттауне. Ее отец пришел в ярость, когда узнал об этом. Бедный Джо ожидает, что скоро его отправят в Европу, и хочет, чтобы Миранда вышла за него до его отъезда. Миранда хочет выйти за него, но не может и уверяет, что, если они не поженятся, сердце ее будет разбито.

— Почему бы тебе не убежать из дома и не выйти за него? — спросила я.

Давая ей этот совет, я ни в чем не шла против своей совести. Джо Милгрейв — отличный парень, и мистер Прайор явно благоволил к нему, пока не началась война, и я знаю, что мистер Прайор простил бы Миранду очень быстро, так как все равно дело было бы сделано и ему захотелось бы, чтобы она снова вела его хозяйство. Но Миранда горестно покачала своей серебристой головкой.

— Джо хочет, чтобы я так и поступила, но я не могу. Когда мама умирала, последнее, что она мне сказала: «Никогда, никогда не убегай ни с кем из дома, Миранда», и я обещала.

Мать Миранды умерла два года назад, а в молодости сама она — так, во всяком случае, уверяет Миранда — убежала из дома, чтобы выйти замуж за отца Миранды. Вообразить Луну с Бакенбардами героем любовной истории и тайного побега мне не по силам. Но так было, и миссис Прайор всю жизнь раскаивалась в своем поступке. Ей невесело жилось с мистером Прайором, и она считала это наказанием за то, что убежала из дома. Так что она заставила Миранду пообещать, что та никогда, ни по каким соображениям не убежит из дома.

Безусловно, нельзя требовать от девушки, чтобы она нарушила обещание, данное умирающей матери, так что я ни видела другого выхода для Миранды, кроме как позвать Джо к себе, когда отца не будет дома, и пожениться. Но Миранда сказала, что это неосуществимо. Ее отец, кажется, подозревает, что она может решиться на что-нибудь в таком роде, и потому никогда не отлучается из дома надолго, а Джо конечно же не сможет получить отпуск в тот же момент, как она ему позвонит.

— Нет, мне придется отпустить Джо без всякой свадьбы, и он погибнет на фронте… я чувствую, что он погибнет… и мое сердце разорвется от горя, — сказала Миранда; слезы текли у нее по щекам ручьями и обильно орошали антипаразитные рубашки!

Я пишу так не потому, что не испытываю искреннего сострадания к бедной Миранде. Просто у меня появилась привычка придавать всему, о чем я рассказываю, комическое звучание — особенно тогда, когда я пишу Джему, Уолтеру или Кену, — чтобы вызвать у них смех. Мне действительно жаль Миранду, которая влюблена в Джо, насколько куколка из голубого фарфора может быть в кого-либо влюблена, и которая ужасно стыдится прогерманских настроений своего отца. Думаю, она догадалась о моем сочувствии, так как говорит, что захотела рассказать мне все о своих бедах, так как я проявляла все большее и большее участие к ней в прошедшем году. Сама я не уверена, что его проявляла. Я знаю, что была эгоистичным, невнимательным существом… настолько эгоистичным и невнимательным, что мне стыдно теперь об этом вспоминать, и этот стыд свидетельствует, что я изменилась.

Я бы очень хотела помочь Миранде. Это было бы очень романтично ухитриться устроить солдату свадьбу перед отправкой на фронт, и я получила бы огромное удовольствие, если бы удалось оставить в дураках Луну с Бакенбардами. Но решающее слово в этой истории еще не сказано.

— Я прямо скажу вам, доктор, дорогой, — заявила Сюзан, бледная от гнева, — эта Германия ведет себя поистине возмутительно!