Запылают особенно в Европе «очистительные» костры, сжигая людей лишь за то, что они вознамерятся знать больше того, о чем говорится в канонических писаниях, захотят познавать мир и даже изменять его к лучшему — именно за то, к чему призывал людей Иисус в своих проповедях. Многое, однако же, Иисус, хотя и был Великим Посвященным, просто не в состоянии был разглядеть сквозь толщу будущих веков. Он свято верил в то, что его учение, основанное на любви, человечество примет в неизменном виде и заживет спокойно и счастливо, с полной свободой мысли и духа.
Иисус продолжал:
— Я прошел возрождение водой и очищение огнем. После того, как с моей помощью вы познаете нужное вам из Священной Истины, возродитесь и вы через воду, очиститесь огнем. Тогда станете апостолами. Вам, апостолам, дано будет право возрождать астральные души людей через крещение водой, как делал это великий пророк Иоанн, прозванный в народе Крестителем. Этим ритуалом мы привлечем к себе всех последователей Иоанна, и тогда число уверовавших в меня возрастет вдвое. На сегодня все. Закончим трапезу в молчании.
На этот раз, однако, окончить вечерю спокойно Иисусу и его ученикам не удалось: один из слуг-жрецов без всякой опаски, что вызовет недовольство господина своего, торопливо шел от общего стана к опушке апельсиновой рощи. Иисус попытался проникнуть в намерение слуги, но его проницательность на что-то наталкивалась.
«Странно?!»
И только когда слуге осталось миновать пару десятков шагов, Иисусу удалось, наконец, прочитать его мысли: несет послание от какого-то властелина восточной страны. Иисус встретил слугу с упреком:
— Неужели послание столь спешное, чтобы нарушить мой запрет не мешать вечере?
Уже начавшие привыкать ко всему ученики, на этот раз все-таки удивились вопросу Иисуса. Откуда он узнал, чего ради приблизился к ним слуга его? Читает мысли? Выходит, он и их, учеников своих, видит насквозь и ничего от него не скроешь.
Неуютно ученикам от подобного открытия. Очень неуютно.
Иисус же вновь торжествовал. Усилия, чтобы проникнуть в мысли слуги-жреца, оказались, как он и рассчитывал, достойны потраченной энергии. Двенадцать учеников его, теперь апостолов, станут впредь обуздывать не только слова свои и поступки, но и мысли. А это — первый шаг к тому, чтобы из учеников-охранников, какую роль они выполняют, не ведая пока этого, они постепенно стали преданными апостолами-последователями. Он продиктует им это своей волей.
Ох, как он ошибался. И узнает он об этой своей ошибке еще до казни своей. Сейчас же, довольный достигнутым эффектом, он принял от слуги свиток пергамента и взмахом руки повелел ему удалиться.
Послание от Абгара Пятого, властелина Эдессы: «Абгар, царь Эдессы, приветствует Иисуса, доброго Спасителя, что в Иерусалиме. Меня информировали о тебе и твоих исцелениях, которых ты добиваешься с помощью лекарств и трав. Говорят, что ты заставляешь прозреть слепых и ходить нормально хромых, а также излечиваешь прокаженных и изгоняешь нечистых духов и дьяволов, как и возвращаешь здоровье тем, кто долго болел, оживляешь умерших.
Из всего услышанного я вынес убеждение в одном из двух: либо ты сам Бог, спустившийся с неба, чтобы делать все это, либо ты сын Бога.
Вот почему я написал тебе с серьезным пожеланием, чтобы ты предпринял путешествие сюда и излечил меня от болезни, которая одолевает меня. Ибо я наслышан о том, что евреи подвергают тебя осмеянию и таят на тебя зло. Город мой действительно маленький, но уютный и достаточно велик для нас обоих».
Несколько минут Иисус сидел, опустивши вдруг отяжелевшую от дум голову. Ученики еще ни разу не видели учителя своего таким отрешенным. Они начали подниматься, чтобы оставить его одного, но Иисус, встав, повелел:
— Продолжайте вечерю.
Сам он направился в глубь апельсиновой рощи, чтобы осмыслить послание и упорядочить тот переполох мыслей, какие это послание вызвало.
Абгары — великая династия. Особенно возвысил ее Абгар Второй, когда ловко сумел обвести вокруг пальца триумвира Красса, который господствовал над Римом вместе с Помпеем и Юлием Цезарем. Он, подталкиваемый жаждой славы, с тридцатью тысячами пеших воинов и четырьмя тысячами конников двинулся на Восток. Перезимовав в Сирии, разграбив храм в Иерусалиме, он переправился через Евфрат, вот тогда выступил на сцену филах Эдессы Абгар Второй. Он, считая Красса алчным римским плутократом, разбойником, который стремится разграбить к собственной выгоде все, что узрит заманчивого глаз его, поэтому Абгар определил, что можно относиться к завоевателю соответственно своему пониманию, своему интересу: он прикинулся лояльным к римлянам, предложив Крассу даже помощь свою в качестве проводника, умело развеяв малейшие подозрения полководца-захватчика, нацелившегося на Парфию.
Путь, предложенный Абгаром войску Красса, был поначалу легким, но чем дальше они отходили от речки Балых, тем становился все труднее и труднее, и вот — неоглядная безлесая и безводная пустыня с глубокими песками, — армия Красса изнурилась, теряла людей и коней, но Абгар умело убеждал, что вот-вот они преодолеют пустыню, и тогда ударят по парфянам там, откуда те не ожидают нападения.
Парфяне, а их армия под водительством полководца Сурены состояла из конных лучников, вышла тем временем встречать незваных гостей, и Абгар, оповещенный загодя, ночью покинул со своим многочисленным отрядом римлян. Эдесским ратникам легко было исчезнуть в пустыне, они к ней привыкшие, к тому же они умели хранить многие дни в условиях нестерпимой жары воду для себя и своих коней в выделанных по специальной технологии овечьих желудках.
Парфянам тоже пустыня не страшна. Они тоже умелы и выносливы. Время работает на них, обессиливая римское войско, испытывающее жажду. Они не стали вступать в открытое сражение с римлянами, лишь окружили их и совершали стремительные набеги. Обсыпав римлян тучами стрел, они тут же отскакивали врассыпную. Не стали они рубиться и с конниками Красса, встречали их атаки стрелами, затем улепетывали так же врассыпную.
Поредевшие остатки в таких непонятных для римского войска стычках отвел Красе за стены Харрана, чтобы передохнуть и спланировать дальнейшие действия.
Решение одно: уносить ноги. Красе ночью повел свое войско к Евфрату, чтобы поспешно преодолеть его, но на римлян вновь обрушился ливень стрел. Римская армия была разбита наголову. Погиб и сам Красе.
Вот так во многом благодаря Абгару Рим стал осмотрительней относиться к Месопотамии, поубавив свой алчный аппетит.
Династия Абгаров и дальше блистала умом, мужеством и дальновидностью в борьбе с Римом. Отказать поэтому Абгару Пятому Иисус считал кощунственным.
Иисус так задумался, что даже не услышал, как к нему подошла Мария Магдалина. Положила руку на плечо. Нежно, невесомо. Затем, точно как делала в детстве мать, укладывая его спать или успокаивая его чем-то расстроенного, начала гладить по голове, как бы процеживая через пальцы его длинные мягкие волосы. И вся ее нежность — без единого слова. К горлу Иисуса подступил ком, да так, что перехватило дыхание. Ему нестерпимо захотелось прижаться к пышной груди Марии и выплакаться всласть, очистившись через слезы от всей усталости, от всех терзаний, от всех сомнений. Но он не сделал этого. Лишь попросил Марию:
— Присядь рядом.
И, не отдавая себе в том отчета, начал исповедоваться, раскрывая душу более откровенно, чем делал это даже при исповеди матери, когда пытался добиться ее поддержки, ее понимания его намерений, его предопределенной судьбы.
Мать не поняла. Может не понять и Магдалина, и это нанесло бы ему жестокий удар, но он не думал о возможных последствиях свой исповеди, а последовательно, шаг за шагом, пересказывал об учебе в тайном центре ессеев, о днях и ночах, проведенных в пещере искупления, об обете безбрачия, данном еще в самом начале обучения; он очень подробно вспоминал, какие чувства испытывал, повиснув над бездонным Колодцем Истины, не скрыл и того искушения, какое навалилось на него, когда его, голого, снявшего мокрую одежду после возрождения через воду, нубийка принялась соблазнять (и тут Мария Магдалина притянула его голову и мягко поцеловала в лоб, как это делала мать, желая спокойной ночи); он со всеми красками описывал свое видение, когда лежал в саркофаге царского склепа — закончил исповедь годами, проведенными в Индии, но более говорил о казнях во искупление человеческих грехов, о своем протесте против жестоких ритуалов, который едва не привел его самого к гибели.
