Но об этом Иисус скажет им в свое время, сейчас же этого делать нельзя ни в коем случае. Если он проповедует равенство и братство людям, в среде его учеников должны царить, как притягательный пример, эти самые равенство и братство.

Разговор с братьями Зеведеевыми произошел близ Вифсаиды, где Иисус в те дни проповедовал и откуда, спустившись по Иордану к Галилейскому морю, намеревался проплыть по нему за Тивериаду, куда он так и не желал входить, чтобы не привлекать внимания к себе Антипы Ирода, а оттуда уже начать призывать к крещению духом через воду. И чтобы не привлекать к тайной вечере особенного внимания, он попросил Марию Магдалину и Сусанну приготовить для них трапезу на опушке апельсиновой рощи, самим же удалиться.

Женщины, всегда охотно исполнявшие любую просьбу Иисуса, на сей раз удивились, привыкнув уже к тому, что Иисус всегда с ними откровенен, порой даже более, чем со своими учениками. Это удивление, однако, не повлияло никак на их исполнительность. Они все сделали так, как попросил их кумир, и Мария Магдалина с поклоном уведомила его:

— Все готово, учитель, к трапезе твоей и учеников твоих.

— Не осуждайте меня, подруги мои, но сегодня мое слово только для ушей учеников моих.

— Мы поняли это.

— Вот и ладно.

Когда возлегли вокруг войлока, покрытого еще и льняной скатертью, на которой бугрились горки хлеба, стояли сосуды с вином, разложены были отварная и вяленая рыба, а из фруктов — финики, виноград и мандарины, Иисус заговорил:

— Вечеря тайная. Сказанное здесь не разглашается даже по принуждению. Я хочу слышать от вас всех обет умолчания.

— Клянемся, — разнобойно ответили ученики, не понимая пока что чего ради такая клятва, что нового скажет им учитель их.

А Иисус помолчал, словно собираясь с мыслями, после чего заговорил довольно резко:

— Братья Зеведеевы попросили меня держать их возле своей правой и левой руки, я обещал им ответить, и я отвечаю: нет никого, кто оставил бы отца, дом, или братьев, или сестер, или мать, или жену, или детей, или земли свои ради меня и не получил бы ныне во время сие, среди гонений, во сто крат более и домов, и земель, и всего иного, что имел, а в веке грядущем — жизни вечной. Дать же сесть у меня по правую или левую руку — не от меня зависит. Тут кому что уготовано.

Иисус испил из кубка вина, закусил хлебом и рыбой, обдумывая за это время следующие слова и ожидая, не выскажут ли свое мнение об услышанном ученики. Те, однако, молчали. Прикидывали, должно быть, кому из них все же выпадет такое достоинство — приблизиться к учителю своему, кому из них уготован особый почет. Им даже хотелось именно сейчас услышать это из уст учителя.

Не дождались. Иисус заговорил не о том, на что они уповали:

— Вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, над князьями же властвуют вельможи их. Но между нами да не будет так. А кто хочет быть большим между нами, да будет вам слугою, а кто хочет быть первым между нами, да будет всем рабом. Вы все для меня равны. Мы должны жить одной жизнью, одной семьей. Чашу, которую я пью, будете пить и вы, имущество наше и казна станут у нас общими. Распорядителя же имуществом и казной изберем теперь, на этой вечере.

— Скажи, равви, кого бы ты предложил? — вопросил Петр. — Мы будем согласны с твоим выбором.

— Выбор общий, если мы говорим об обществе.

Ученики принялись называть то одного, то другого, которых считали достойными исполнить благое дело, остановили же свой выбор на Иуде Искариоте. Бережлив, что уже заметили все, расчетлив, к тому же прозвище Воитель получил он явно не случайно. Если потребуется, он сумеет постоять за интересы общего дела с упорством и смелостью.

— Пусть будет так, — подвел итог выбора Иисус и добавил: — А теперь послушайте о том главном, что я вижу перед собой и что вы должны принять не только душой и сердцем, но ради торжества которого надлежит вам прилагать все свои силы и все знания. А их вы будете черпать в ежевечерних беседах со мной и путем осмысления моих поступков, моих проповедей среди народа. Что неясным будет для кого-то, просите без стеснения, и я разъясню.

Испив вина, Иисус заговорил неспешно, чтобы каждое слово его ученики не только услышали, но и вдумались бы в смысл сказанного. Не ссылаясь на источники, откуда он почерпнул свои зияния и свою убежденность во время приобщения к Священной Истине, он начал излагать свою позицию и свои устремления как бы от самого себя, хотя мог бы, для большей убедительности, для большего авторитета, ссылаться на Веды, на «Книгу Мертвых», на «Таймандрес», на «Зенд-Авесту». Он, однако, считал более авторитетным для учеников именно свое личное слово, как его учение.

— Я исцеляю магической силой, которую постараюсь передать и вам. Но запомните: истинная магия вызывается не только любовью, но также ее противоположностью — ненавистью. Магические чары действуют или силой любви, или силой ненависти. Моя магия основана на силе любви. Этого же я хочу и от вас.

Он принялся объяснять природу воздействия на больного, стараясь быть предельно понятным для первого раза. Он поясняет: человек от природы своей троичен — он обладает телом, душой и духом. Он состоит из неделимого начала — духа и из преходящего, делимого начала — тела. Связью для них служит душа, разделяющая природу обоих. Душа заключена в эфирное, физическое тело, сходное с физическим телом, которое без этого невидимого двойника не имело бы ни жизни, ни движения, ни единства.

— Дух действует на видимый мир, и исцелитель, олицетворяя собой очаг духовной силы, действует непосредственно на душу больного, и это действие передается через астральный проводник материальному телу. Владеть этой возможностью возвращать равновесие больному организму я научу вас. Не за один день, не за один даже месяц, но вы овладеете способностью исцелять людей, как исцеляю их я.

Посчитав, что на первый раз он сказал более чем достаточно и ученики поймут теперь, каким путем пойдет их подготовка к целительству, он начал разъяснять суть влияния на духовный мир пасомых. Те же самые первые азы.

— Человеку не дано видеть мир в единстве и различать истинные цели бытия, поэтому ему остается по мере своих сил лишь выполнять заповеданный ему долг, не заботясь о видимых последствиях своих поступков. Но человек может, если поймет это, одолеть свою ограниченность. Для этого у него три пути: путь знания, путь любви и путь почитания Единого Великого Творца, Отца нашего. Но, дав человеку познать это, разбудив его дремлющую душу, указав путь праведный, нельзя его принуждать. Пусть он обдумает все до конца и поведет себя так, как сам захочет. Ему выбирать путь добра или путь зла, наша же цель — указать ему путь добра, ибо именно этот путь — к бессмертию души, путь к Царству Божьему, как после кончины, так и на земле. Царство Божье в душе и сердце каждого, кто к этому имеет желание и устремление.

Отхлебнув пару глотков вина, чтобы смочить горло, Иисус продолжил:

— Поясню свои слова так: смотря по тому, последует человек голосу духа или состояния тела, флюидное тело его либо утончается, либо уплотняется и разлагается, поэтому после физической смерти, которая является сутью освобождения астрального тела от нечистых элементов, для людей грубых наступает период медленного разложения, тогда как человек, образовавший уже в жизни земной свое духовное тело, несет свою небесную сферу в самом себе и беспрепятственно устремляется в ту высокую область, куда его притягивает внутреннее родство. Живой Глагол Божий раскроет глаза людям на эту истину. Но кроме слова разбудить дремлющую душу можно через возрождение водой и огнем. Вода — символ астральной, необычно пластичной материи, огонь же символизирует единый дух. Огнем очищается душа.

Не предвидел Иисус, говоря это ученикам, как через века слово его об очищении огнем станет знаменем инквизиции, особенно после того, как в XV веке немецкие инквизиторы Генрих Инститорис и Яков Шпренгер напишут и издадут книгу «Молот ведьм». Ссылаясь на Священное Писание и труды отцов церкви Христовой, они обоснуют необходимость расправы над еретиками, ведьмами и колдунами. Книга эта, выдержав двадцать девять изданий в разных странах, станет своеобразным пособием для инквизиторов, способствующим разжиганию религиозного фанатизма, и средством удержания власти церковных иерархов над душами народными.