Вот так я сидел неизвестно сколько времени, тупо уставившись на пакет, который положил перед собой на журнальный столик, и меня все больше разбирало любопытство: что же может быть в этом тощем конверте формата А4, захватанном множеством рук, в том числе и моих собственных? Какое такое срочное послание? Поздравление с юбилеем? Реклама товаров? Или секретное донесение о предстоящем падении акций на Нью-йоркской фондовой бирже?

И ведь, что самое скверное, отправитель этого пакета даже не удосужился конкретизировать получателя, стервец! Иначе можно было бы не торчать тут в ожидании канцелярской мымры, любящей с чувством, с толком и с расстановкой пожрать, а отправиться на поиски непосредственного адресата.

Одно из двух: либо письмо было действительно ничего не значившим циркуляром, из тех, что в рекламных целях пачками рассылают по офисам, список которых берут в телефонном справочнике, либо отправитель и сам не ведал, кому следует направлять эту депешу. И в том, и в другом случае, на мой взгляд, ничего страшного бы не произошло, если бы этот пакет вообще никогда не был доставлен по назначению.

Поэтому меня так и подзуживало вскрыть письмо, чтобы раз и навсегда поставить все точки над «i», но, разумеется, я сумел воздержаться от этого. И не столько потому, что опасался предстоящих объяснений с отсутствующей «мымрой», сколько из-за того, что мне нужна была расписка в получении этого проклятого послания.

Без нее любые мои доводы и аргументы не подействуют на Тихона.

И тогда он опять заведет свою любимую пластинку про важное значение экспресс-доставки в современном мире и про принципы, на которых оная должна зиждиться. А один из этих принципов – доставка корреспонденции под расписку получателя.

Нет, конечно, бывают разные исключения из этого базового правила. Например, если получатель неграмотен. Или находится в столь немощном состоянии, что не в силах держать ручку.

Но в данном случае все это не годится.

Разве что самому поставить закорючку на квитанции?

Опять-таки не пройдет. Правила нашей конторы требуют, чтобы получатель не только расписался, но и указал свои паспортные данные, номер кредитной карточки или элсиая. И если у Тихона возникнет сомнение в моей честности, он всегда может проверить личность получателя, чем, кстати, он частенько пользовался, и не только по отношению ко мне…

Значит, иного выхода нет, кроме как торчать здесь впустую, задыхаясь от скуки и информационной недостаточности.

Может, тоже пойти пообедать? Есть, правда, не хочется из-за жары, но вот от стакана-другого ледяного компота или сока я бы сейчас не отказался.

Только кто знает, где у них находится столовая. Судя по запахам, время от времени пролетающим вместе со сквозняками по коридору, не очень далеко. Может быть, даже этажом ниже. Но как представишь, что Придется опять блуждать по недрам Шайбы в поисках местной забегаловки, а потом торчать в длинной очереди ради нескольких глотков сомнительной жидкости… И потом: вдруг стоит мне уйти, как откуда ни возьмись появится эта самая «мымра» из окошка? Закон подлости, открытый незабвенным Эдом Мерфи, именно в таких случаях и срабатывает. И вдруг за время моего хождения по столовым успеет набежать толпа других посетителей, и тогда придется, вернувшись, опять маяться в ожидании своей очереди?

Нет уж, лучше мы рисковать не будем, а стойко перенесем все лишения и тяготы ожидания.

Хоть бы узнать, сколько сейчас времени. Этот вопрос вдруг почему-то стал для меня жизненно важным. Наверное, потому, что я в очередной раз провалился в болото дремоты, а потом, неизвестно через сколько времени, вынырнул оттуда.

М-да, а контора у них – еще та. Прижимистая, как дочь Гобсека. Что им, жалко было повесить на стенах электрические часы, как это делают все приличные учреждения? Нет же, одни-единственные часы, которые мне попались на глаза, висят над входными дверями, да и они впали в старческий маразм.

Видно, остается прибегнуть к опросу местного населения.

Некоторое время я ерзал в кресле, борясь с внезапно возникшим побуждением, но потом уговорил себя, что ничего страшного не успеет произойти, если я буквально на пару минут отлучусь из этого бюрократического склепа.

Я встал, с наслаждением потянулся, а потом вышел из «аппендикса» так, чтобы мне был виден коридор, и задумчиво поглядел сначала в одну, а потом в другую сторону.

И там и сям не было видно ни единой живой души. Правда, справа – откуда я пришел – доносились чьи-то приближающиеся шаги, а слева кто-то чахоточно кашлял в одном из близлежащих кабинетов, двери которых выходили в коридор.

Взвесив шансы, я поставил на правую сторону и стал дожидаться того, кому принадлежали шаги. Судя по тому, как он шаркал подошвами по ковру и с какой размеренной неторопливостью передвигал ноги, а также с учетом отчетливого хруста паркета под весом идущего я мигом представил его себе: грузный седовласый старик в шляпе, в костюме пятидесятилетней давности и (тут я напряг слух) наверняка с тростью. И часы у него, конечно же, должны быть не наручные и не вмонтированные в мобил или элсиай, как сейчас модно, а какой-нибудь древний брегет в форме луковицы на цепочке, прикрепленной к специальной петельке на поясе брюк. И откроет он крышку часов под дребезжащий звон музыкального механизма, и дребезжащим же голосом скажет…

Черт!

Не доходя совсем чуть-чуть до выступа коридора, шаги вдруг остановились, потом заскрежетал ключ в замке, я рванулся было в ту сторону, но не успел. Дверь захлопнулась с отчетливым щелчком, и вновь стало тихо.

Эх ты, ленивый гиппопотам, укорил я себя. Надо было не ждать, как баран, а самому идти навстречу этому старцу-толстяку!

Где теперь его искать, в каком кабинете?

Собственно; дверей, непосредственно соседствующих с поворотом коридора, было всего две, и расположены они были почти одна напротив другой. Я встал между ними и прислушался, но до меня не донеслось ни звука.

Ладно.

Постучав в ту дверь, что была справа от меня, я повернул массивную бронзовую ручку и попытался открыть дверь, но обнаружил, что она заперта.

Значит, вон та…

Я перешел на другую сторону коридора и проделал те же манипуляции.

С тем же успехом.

Странно.

Я же отчетливо слышал, как старик, или кто там был, только что вошел в одну из этих дверей! Неужто он сразу заперся изнутри? Но зачем? Что – за ним гналась свора кровожадных маньяков?

Я постучал поочередно в обе двери сильнее, в надежде, что тот, кто почему-то спрятался за ними, подаст голос, но за дверями по-прежнему было тихо.

Я с досадой пнул стену и отправился в обратную сторону.

Кашель невидимого чахоточника, однако, уже не слышался, и, пройдя несколько метров до поворота коридора, я обнаружил, что в обозримом пространстве (длиной метров тридцать) никого не видно.

Ну и что теперь делать?

Окончательно сбрендить и пойти вламываться во все двери подряд?

А теперь представь себе: сидит в кабинете этакий надменный «перпендикуляр» из тех бритоголовых молокососов, которые, с грехом пополам окончив пять обязательных классов школы, ринулись по папиным стопам в большой бизнес; которые ездят непременно на «Кольте» и непременно розового цвета; которые обедают на тысячу долларов и наиболее освоенными выражениями которых являются обороты «в натуре», «типа» и «как бы», – и тут вдруг дверь распахивается, ты просовываешь в образовавшуюся щель голову и в ответ на грозное «Че надо?» лепечешь: «Вы не подскажете, который час?»…

Такой придурок может спустить тебя по лестнице с двадцать пятого этажа на первый, а оттуда – пинком на улицу, и ничего ему за это потом не будет.

А вот ты вынужден будешь распрощаться со своим курьерством.

Хотя, честно говоря, оно мне и не особенно нравится. Просто Ма будет расстроена – это раз, и одной трети наших скромных доходов мы лишимся в одночасье – это два.

А куда еще может устроиться на работу пацан, едва-едва покинувший школьное гнездо? Я бы пошел в библиотекари, но там все места заняты старушками-одуванчиками, да и платят в библиотеках совсем уж символические гроши.