Ну, все! Я больше не хочу подыгрывать им. Мне это надоело и не нравится. Слишком затянулось представление, господа. Мне, знаете ли, уже домой пора. Да и жрать хочется так, что желудок судорогой сводит.

Поэтому, пожалуйста, проводите меня к выходу – и будем считать, что недоразумение исчерпано. И ничего я вам не должен за разбитое псевдоокно. Предупреждать надо было, прежде чем приглашать в зрительный зал.

Придя к такому выводу, я немного повеселел. Ведь для человека главное – знать, что происходит. Тогда нетрудно найти выход из любого тупика.

Я в последний раз окинул взглядом разгромленный мною кабинет и вышел в коридор. Медленно пошел, сам не зная куда, приглядываясь и прислушиваясь к окружающей обстановке.

Словно по мановению волшебной палочки, теперь в Здании воцарилась абсолютная, гнетущая тишина. Мои шаги гулко отдавались эхом в бетонных стенах. Тишина была такой, что я даже слышал свое собственное дыхание.

Ну-ну…

Антракт между действиями спектакля?

Что вы там еще собираетесь навязать мне? Какую лапшу хотите повесить мне на уши?

Я миновал два крутых поворота в коридорном слаломе, и тут взгляд мой зацепился за то, что я, в принципе, должен был заметить с самого начала, но не заметил.

На потолке имелись датчики системы пожарной безопасности. Это такие плоские решетчатые коробочки, которые при повышении температуры воздуха более установленной величины или при задымлении выше нормы подают сигнал тревоги на пульт управления противопожарными системами. Ничего особенного в этом, конечно, нет. Многие учреждения используют эти штучки, чтобы своевременно узнавать о том, что у них начался пожар. Другое дело – удастся ли этот пожар потушить…

Но в САВЭСе таких датчиков было слишком много. Они были установлены через каждые десять метров.

Я не поленился, вернулся в кабинет, который только что разгромил, включил свет и убедился, что и там имеются такие же датчики. И не один, как следовало бы, а целых четыре – в каждом верхнем углу.

И теперь я припомнил, что повсюду, где бы я ни был, имелись эти квадратные решетчатые артефакты.

Они имелись даже на лестнице, где ничего не могло гореть в принципе! Если бы это было действительно обычное учреждение, то можно было бы предположить, что его руководство явно страдает пожарофобией. А поскольку никаким нормальным учреждением тут и не пахло, то датчики должны были иметь совсем другое устройство и предназначение.

Теперь я знал – какое.

И для чего их столько понадобилось.

Чтобы обеспечивать полный обзор помещения.

Чтобы ни на секунду не выпускать меня из поля зрения.

А это означало, что я ошибся относительно своей роли в спектакле. Я был вовсе не зрителем, а активным участником шоу. С той разницей, что мне не был виден зрительный зал. Зато меня отлично видели и слышали зрители. И еще те, кто организовал и режиссировал эти съемки.

Ах, вот, значит, как?

Значит, я с самого начала метался по многоэтажному лабиринту, не подозревая, что за мной следят тысячи глаз? Что в тот момент, когда я с ужасом смотрю на надпись, намалеванную кровью, какой-то идиот, развалившийся в кресле перед головизором и набивший рот чипсами, тычет в экран пальцем и жизнерадостно гогочет надо мной? Что, когда я бреду на подкашивающихся от усталости ногах по бесконечному коридору, другой идиот, оторвавшись от процесса заглатывания ледяной кока-колы, небрежно командует в микрофон ассистентам-операторам: «А ну-ка, нагоните на парня побольше страха. Кашель готов? Запускайте… Эй, кто там заведует кашлем, не спать!»?..

Нет уж, выкусите!

Я не собираюсь больше играть на вас!

Или вы меня сейчас выпустите отсюда, или пожалеете о том, что выбрали меня в качестве актера!

Вы слышите меня?!

ОСТАНОВИТЕ СПЕКТАКЛЬ, ПОТОМУ ЧТО Я ВЫХОЖУ ИЗ ВАШЕЙ ДУРАЦКОЙ ИГРЫ!

Тут я пришел в себя и осознал, что торчу посреди кабинета, задрав голову к фальшивым датчикам, и кричу подобно Демосфену на морском берегу, а лицо мое искажено судорогой праведного гнева.

Только я напрасно распылялся.

Минута шла за минутой, а никакой реакции со стороны невидимых режиссеров не было.

Зато публика, наверное, получила массу удовольствия, глядя, как я распинаюсь.

Чтоб вы подавились своими чипсами и напитками, сволочи!

Что бы мне такое сделать, чтобы заставить вас вывести меня из этой вашей дурацкой игры?

Небольшой пожарник устроить, что ли? Но ни спичек, ни зажигалки у меня нет. Громить мебель смысла тоже не имеет – эти гады только еще больше позабавятся. Вон грохнул я так называемое окно вдребезги, а они и глазом не моргнули.

Вот что я лучше сделаю, это наверняка никак не вписывается в их планы.

В любом спектакле или шоу участники должны активно действовать. Чтобы публике было на что посмотреть, иначе она постепенно вымрет от вывиха челюстей вследствие непрекращающейся зевоты. А я не буду ничего делать.

Сяду вот тут и буду сидеть до тех пор, пока вам не надоест тупо пялиться на мою неподвижную фигуру.

И я плюхнулся на диван, скрестил руки на груди, положил ногу на ногу и откинулся головой на мягкую спинку с видом человека, которому надо убить время в ожидании чего-либо.

Долго ждать, однако, мне не пришлось. Через раскрытую дверь кабинета до меня донесся настойчивый звонок телефона.

Ха-ха, внутренне ухмыльнулся я. Не понравилось мое бездействие, да? Забегали небось, как тараканы, засуетились… Кнопочки принялись разные нажимать да за веревочки дергать, чтобы привести в действие новые приманки!..

Только фиг им – я больше и пальцем не шевельну! Пусть допетрят, что не на того нарвались! Потому что я эти аттракционы в гробу видал!..

Хоть и не люблю я смотреть ящик, но иногда мне приходилось видеть отдельные эпизоды подобных те-леигриш– Называются такие передачи то ли «Скрытая камера», то ли «Под стеклянным колпаком», уж не помню точно. А суть там примерно такая. Берется энное количество ничего не подозревающих граждан, ставят их в некие фантастические (и большей частью небезопасные для жизни и здоровья) условия, а потом любой может наблюдать, как бедолаги выпутываются из тухлятины, в которой очутились по милости организаторов.

Только в отличие от меня им предварительно объясняют, что от них требуется. А меня так и не удосужились проинструктировать. Если не считать, конечно, Тихона с его нотациями по поводу доставки пакета…

Стоп! Как же я забыл про этот проклятый конверт?

Ведь теперь, когда пошла такая заваруха, я могу делать все, что угодно. В том числе и вскрыть пакет. Вдруг в нем-то и содержится нечто такое, что даст мне хотя бы какое-то представление о том бардаке, в который я попал?

Не обращая внимания на непрекращающиеся телефонные звонки в глубине коридора, я торопливо достал конверт из сумки и надорвал его дрожащими от нетерпения руками.

Там был один-единственный листок стандартного формата.

И, глядя на него, я испытал такое разочарование, какого не испытывал, наверное, с самого раннего детства, когда дядька Николай, приходя к нам с Ма в гости, дарил мне конфету «Мишка на Севере», которая на поверку оказывалась искусно свернутым в форме конфеты пустым фантиком.

Листок был девственно-чистым.

На всякий случай я заглянул в конверт – там больше ничего не было, а затем повертел лист перед своим носом так, словно надеялся, что текст, который на нем должен быть, вот-вот проявится, как это бывает в фильмах-сказках. Тухло.

Лист выпал из моих пальцев и спланировал на пол. За ним последовал и конверт, смятый в комок.

Стараясь не обращать внимания на истошные вопли телефона, я откинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза. Вот, значит, как…

Если до этого у меня еще оставались какие-то жалкие иллюзии насчет того, что я случайно попал в эту двадцатипятиэтажную мышеловку, то теперь сомнений быть не могло: меня заманили сюда сознательно, в соответствии с тщательно продуманным планом. Может быть, даже и при помощи гнуса Тихона. Не случайно же он так заорал, когда я стал ерепениться по поводу несуществующего адреса.