– Нормально, – Марк сел, стиснув зубы от боли — все-таки тварь порвала его. Вскинул Укус, целясь в следующего монстра.

Правее хищник взмыл в небо, неся в лапах мусорщика. Человек бился, размахивал руками, а потом затих. На когтях тварей какой-то усыпляющий состав. Они узнали об этом, когда успевали спасти тех, кого хищники сильно цепляли когтями. Жертвы впадали в беспамятство, так что операцию им делали без анестезии. Марка они зацепили недостаточно сильно, бок буквально взрывался от боли.

– Быстро отступаем! — Йорген подставил плечо. — Все уже в фильтре.

Марк и сам это видел. Так же, как и других бегущих к ним на выручку соратников во главе с капитаном. Они экономно и метко стреляли — промах охотника стоил жизни. К тому же выстрел стоил безумно дорого, если пересчитать на еду. Охотники встали за спиной Йоргена и Марка, прикрывая их. Каждый шаг давался с трудом. Казалось, что кто-то пыряет ножом под ребра. Двери фильтр-подъезда приближались очень медленно. Марк смотрел на них неотрывно, не видя стоэтажной громады, нависающей над ним. Наконец под ногами оказалось не зыбкое поле свалки, а бетонный пол подъезда. В фильтр-комнате они подождали, когда воздух очистится от вредных примесей. После этого вошли в подъезд, сняли шлемы. Мир наполнился звуками: мерные шаги мусорщиков, шелест мешков — они несут добычу на склад; жужжание лифта; топот ботинок товарищей, спасших ему жизнь; лязг захлопывающихся дверей. Горят лишь тусклые лампочки под потолком вдоль стен, освещая двери лифтов и коридоры, ведущие на склады в центральное, левое и правое крыло. В левом крыле еще проход на ярмарку. Начиная с этажа +1 и ниже, в коридорах не увидишь ничего, кроме тусклого освещения, бетонных стен и пола. Этажи над поверхностью выглядят привлекательнее. Чем выше, тем богаче отделка. Мэр города, живущий в пентхаусе на этаже +85, по слухам, сказочно богат. Но никто из них не поднимался выше Зала Заседаний на этаже +83. Там проводили церемонию награждения особо отличившихся жителей города.

Охотники, вошедшие за ними, тоже снимали шлемы. Мокрые от пота волосы прилипли ко лбу.

– Потери? — требовательно спрашивает капитан Оверсон. Его черные усы хищно вздрагивают.

– У меня один мусорщик, — поднимает руку Клюев.

Капитан небрежно повел плечом: для новенького один мусорщик — это отличный результат.

– Как ты? — подходит он к Марку.

– Хорошо! — отвечает за него Йорген, откинув с лица каштановую челку. — Сейчас священник его подштопает и послезавтра будет как новенький!

Марк лишь кивает.

В душе он поблагодарил друга, хотя и не разделял его оптимизма. Хищник задел легко, а вот в месте, на которое он упал неудачно, спина болела невыносимо. Но и в больнице валяться он не имел возможности. Они с Лизой едва сводили концы с концами, чтобы платить за двухкомнатную квартиру на этаже -7. Если бы Лиза родила еще ребенка — было бы проще.

Йорген повел его к лифтам Е, обслуживающим мусорщиков, полицейских и охотников. Мусорщики уже сдали то, что принесли со свалки, и тоже подходили сюда. Их обслуживало восемь лифтов, они собирались группами, кто-то один вызывал лифт личной карточкой. Марк с Йоргеном вышли на этаже +2, где располагалась больница.

Как только двери лифта закрылись, друг заметил тревожно:

– Ты плохо выглядишь.

– Неудачно упал, — процедил Марк, тяжело дыша. — Лизе пока не говори ничего.

– Ладно.

Они прошли в правое крыло, их врач и священник доктор Ойвин работал там.

Йорген нажал на кнопку с фамилией доктора. Открыли незамедлительно, будто ждали под дверью. Увидев Марка, повисшего на плече Бёрьессона, Ойвин крикнул за спину:

– Марта! Надя! Быстро сюда. А вы, молодой человек, даже не пытайтесь войти. Марк достаточно на себе заразы принес, еще вашей не хватало.

Медсестры подхватили его под руки. Провели по коридору, казавшемуся ослепительно белым после темноты плюс первого этажа. Уложили на кровать в такой же светлой двухместной палате. Осторожно сняли защитный комбинезон. Сноровки у них хватало, но Марк всё же рычал от боли сквозь зубы. «Что они экономят? — злился он. — Укололи бы обезболивающее, а потом раздевали. Боятся, что не заплачу?»

Доктор Ойвин молча ожидал рядом на пластиковой табуретке, натягивая тонкие резиновые перчатки. Как только медсестры отступили, наклонившись, взглянул на рваную рану в боку.

– И что у нас тут? – с любопытством спросил он, а потом бесцеремонно полез в рану, раздвигая ее пальцами.

– Да что ж вы делаете, твою мать! — заорал Марк…

Левицкий сел на кровати, тяжело дыша. Слабой со сна ладонью вытер со лба холодный пот. Чуть уверенней тряхнул головой – кошмары мучили часто, он уже привык к ним. Быстро поднялся, заправил постель. В очистителе подождал, пока прозрачная пена покроет тело, слегка размазал по себе, чтобы точно всё отмылось, подождал, пока средство растает, оставив лишь приятный запах. Затем надел чистую форму, а вчерашнюю поставил стираться. Тщательно побрился электробритвой.

Усевшись в кресло, вставил полученную флешку с документами на детей в наладонник. Надо просмотреть личные дела вновь прибывших, чтобы знать, с кем имеешь дело.

Всё как обычно – самая большая партия из Токио. Две девочки и три мальчика. Всем по одиннадцать лет. Это те, кто не прошел тест. Во всех городах семьям разрешалось иметь не больше четырех детей, после этого женщину стерилизовали. Такой семье давали четырехкомнатную квартиру на этажах с +28 по +58. Но немногие стремились добиться этой привилегии. Детей надо кормить, платить за квартиру и коммунальные услуги, так что заработать достаточно еды для такой большой семьи могли очень немногие обитатели города. В большинстве семей воспитывалось только двое детей. Им полагалась двухкомнатная квартира, которая зачастую располагалась на этажах со знаком «минус», то есть под землей.

В Токио же обязывали рожать всю жизнь. Чтобы не получилось перенаселения, в одиннадцать лет дети сдавали тест. Отдел статистики сообщал школам, какое количество детей можно оставить в городе. Те, кто сдал экзамены лучше всех, оставались с родителями, а тех, кто не справился, выбрасывали на свалку на съедение хищникам. Лишь в два последних года Левицкий забирал детей к себе, раньше он не мог прокормить всех желающих.

Из Москвы, как и сообщила вчера миссис Хиггинс, прислали трехлетнего дауна. Детей с умственными отклонениями тоже обычно скармливали хищникам – рты, которые не могут работать, городу не нужны. Марк брал их в приют, если родители обещали давать на их содержание ящик еды и ящик воды каждый месяц. Конечно, это в два раза превышало то, что мог съесть один ребенок, но он не собирался содержать больных детей бесплатно.

Из Парижа прибыли двое сирот – брат и сестра. Из Нью-Йорка – тоже мальчишка-сирота.

А вот и Лондон. Очень интересно. Даже полицейские сводки прикрепили. Как он и предполагал, подъездная шпана. Грабили квартиры, пока взрослые работали на заводах, а дети учились в школе. На их счету более ста квартир. Ничего себе! Банду ловили почти месяц – мальчишки постоянно ускользали от преследователей, пользуясь шахтами лифтов и трубами вентиляции. Но самое главное, в ходе облавы погибло четыре полицейских. Трое из них убиты заточками, одного столкнули в шахту лифта. Значит, их поведение вчера ночью не бравада и не блеф. Ничего, и не таких обламывали. Не в первый раз к Марку попадали дети из подъездных банд. Некоторым он уже дал звание старшего лейтенанта, как Эрику, например. Судя по всему, банду, едва поймали, тут же переправили в приют, даже переночевать в участке не дали. Разве что досье на каждого преступника составили. Странно это всё.

Итак, досье. Кожевой Виктор, он же Лифтер, главарь банды. Марк сразу узнал эти наглые глаза. Двенадцать лет, осиротел в восемь, с девяти скитается по подъезду. Где же он жил целый год? Пометка – особо опасен. Сами догадались. Интересно, откуда он получил это прозвище. Из семьи лифтеров в подъезд попал? Невысокий мальчишка с острым носом, подбородком и колючим взглядом исподлобья. Даже на фотографии застыла злая усмешка. Кажется, он запоминает твое лицо, чтобы не спутать с кем-то другим, когда будет резать в подъезде.