Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Понял. Значит, двойники?

— Это полностью на твое усмотрение, — поспешно, словно пытаясь опрадаться в чем-то, сказал Гур. — Я не буду в претензии, если…

Нетерпеливым жестом Арч прервал его.

— Не стоит продолжать. Мне все равно.

Гур хотел было отпустить шутку, однако вовремя сдержался. Заметив это, Арч смутился:

— Извини.

— Ничего. Хорошо, что ты ничего не имеешь против моей рожи.

— Думаю, что не очень-то прогадаю, — усмехнулся в ответ Арч.

Однако общая неловкость не смягчилась. Тормек с отсутствующим видом смотрел в сторону озера, на стаю расхаживавших по отмели птиц. Арч поймал себя на том, что пристально разглядывает лицо Гура, и отвел глаза.

— Пожалуй, пойду прогуляюсь, — пробормотал он, встав со стула. — Надо утрясти все это в голове.

Он побрел к озеру, на полпути круто забрал влево, чтобы не тревожить понапрасну голубых пернатых красавцев, которые уже выбирались из озера и неторопливо выискивали что-то в густой траве лужайки. Некоторое время спустя береговая полоса искрящегося, точно иней, песка привела его к устью горной речушки. Ее упругие струи прихотливо извивались среди россыпей матовых белых валунов. Арч уселся на сплюснутую обкатанную глыбу, полузасосанную песком.

Душевный сумбур стихал, уступая место угрюмому равнодушию. Арч поймал себя на том, что он словно бы выпадает из реальности. Никак не получалось прочно осознать, что это именно Арч Ку Ди, бывший техник семнадцатой категории, а ныне сотрудник Разведслужбы, сидит возле горной речки, на планете Орепта, в нескольких тысячах парсеков от планеты Тхэ, за десятки парсеков от планеты Альция, где меньше суток тому назад он простился с девушкой по имени Ликка. Однако еще дальше, невыразимо и невозвратимо был далек от него, сегодняшнего, прежний Арч. Настолько далек, что казалось противоестественным общее имя, общее тело этих двоих людей. Их разделило множество потерь и приобретений, и новых обретений, и новых утрат. Теперь Арч мог бы сказать, что он лишился себя, и нашел себя; то и другое было бы совершенно справедливо. А завтра изменится его лицо, быть может, единственная бесспорно уцелевшая пока частица, из тех, которые слагают человеческую сущность.

Он нащупал корни страха, беспричинно завладевшего им при мысли о пластической операции: то взметнулся ужас перед окончательным растворением своего «я». И едва он разобрался в этом, страх отпустил его. Пути назад не существовало. Былая жизнь, былой Арч навсегда канули в прошлое. И жалеть здесь не о чем. Он поднялся с валуна и легким шагом направился к домику, где Тормек и Гур с потаенной тревогой ожидали его возвращения.

Поздно вечером он сидел на террасе, пододвинув стул ближе к перилам, глядя в испещренное звездами небо. Подошел, судя по походке, Гур и остановился за его спиной. Некоторое время они молчали.

— Сейчас видна Тхэ? — спросил неожиданно Арч. — То есть, ее солнце, конечно.

— Я понял. Да, недавно взошла. Над самым кряжем, где уступ, видишь три крупных звезды, почти на одной линии?

— Вижу.

— Шесть градусов левее нижней — еще две. Та, что потускнее.

— Нашел.

— Это она.

Над черной каменной громадой трепетала крохотная, едва заметная звезда.

Часть 2. Выжить или жить

11

Попечитель заготовительной станции, дважды зоркий страж процветания и достойный брат народонаселения Глур Чпи Семнадцатый имел удовольствие вкушать завтрак. Со сладостным вздохом отодвинул он лохань, вытер липкие от соуса пальцы, бросил смятую салфетку поверх шкурок и обглодков. Повинуясь его скупому жесту, прислужник-трупроц поспешно долил прохладительного в узорчатый бокал.

Тут в дверь скребнули и, не дожидаясь разрешения, в каюту ввалился распорядитель шестого конвойного звена.

— Велено доложить, ваша зоркость… — сипло рявкнул он.

Достойный Глур Чпи поиграл бровями: удивленно приподнял, затем слегка сдвинул в знак вельможного неудовольствия.

— Мерза-авец, — врастяжку проговорил он. — Быдло навозное… Ты что, к своей курве вперся? Ты куда вперся? Обождать не научен?

Попечитель хлебнул из бокала, наблюдая, как ражий детина мнется, сглатывает слюну, как его физиономия расцвечивается бурыми кляксами страха и подобострастия.

— С докладом я… — наконец выговорил тот убитым голосом.

— И, конечно, другой такой скотины для этого не нашлось, — задумчиво молвил Глур Чпи. — Ты же видишь, полудурок, что я кушаю. Ку-ша-ю… Ну-ка, выйди. А потом скребни в дверь. Да не так, как ломятся к уличной паскуде. Ты к попечителю явился на доклад, олух, мать твою поперек… Ну?

Обомлевший, уничтоженный распорядитель осторожненько вымелся за дверь, там перевел дух и четко, дважды поскреб ногтями.

— Войди! — велел Глур Чпи, предчувствуя очередную неприятность. То ли поножовщина среди попечительствуемых, то ли вахтенного наутро недосчитались: нажевался вдребезги очередной ублюдок, брякнулся за борт с оружием, расхлебывай теперь…

— Ну, доложи.

— Там бонго! Идет к шлюзу, как миленький. Гон пошел, ваша зоркость!

Глур Чпи вскочил с резвостью, которой никак не предполагалось в таком тучном, приземистом человечке. Разом слетели с него скука, гонор, ленца.

— Так с этого бы и начал, балда! — гаркнул он на ходу, пролетая мимо вытянувшегося в струнку служаки.

Едва он скрылся за дверью, лакей-трупроц вскочил с коленей и запустил пятерню в остатки жаркого.

Махом взлетев на шканцы, попечитель огляделся кругом. Громадная серебристая крестовина заготовительной станции покоилась на дымчатой глади океана. Со стороны восхода, среди пляшущих солнечных бликов, виднелся темный кончик плавника, торчавший из пухлого буруна. Бонго приближался к станции. Хребтовый плавник чудища резал стеклянистую водную голубизну, оставляя за собой сужающийся, истаивающий пенный след.

Наконец-то! Промысловый сезон открылся даже чуть раньше обычного. Еще с начала декады океан вокруг станции принялись бороздить торпеды-приманки. Несколько суток они безуспешно испускали зазывный стрекот и пахучие струи, по которым подслеповатые самцы бонго безошибочно, издалека находят своих подруг. И вот — свершиось. Томительный инстинкт проснулся во флегматичном колоссе, оторвал его от лакомств, которыми обильно усеяны складки океанского шельфа, и погнал из холодных, сумрачных, изобильных пучин — наверх, туда, где игры, гон, схватки с соперниками, где массивное неповоротливое туловище обретет гибкость, грацию и рванется навстречу яростному утолению, на трели и аромат…

Досточтимый Глур Чпи припустил по трапам к четвертому шлюзу с такой же алчной резвостью, с какой простодушный океанский великан гнался за стрекочущей пахучей торпедой. Вестовой со складным табуретом и опахалом старался не отставать ни на шаг.

Бонго на всем ходу влетел в шлюз и врезался в торцовую стенку, чье специальное покрытие поглощало ультразвук и потому казалось сонару животного ясной, прозрачной далью. Мощный удар сотряс всю махину океанской станции, водяной столб, точно от взрыва, взмыл над шлюзом, и брызги обдали с головы до пят подоспевшего именно в тот момент Глура Чпи. Сразу же, истошно визжа роликами по направляющим, рухнула в воду шлюзовая заслонка и наглухо перекрыла вход.

Оглушенный бонго замер, привалившись к стальной стене. Желтые клубы крови обволокли его разбитую голову. Надсадно взревели насосы, откачивавшие воду, деловито запыхтел компрессор, но вскоре умолк, надув доотказа пневматические уплотнители заслонки.

Смешанная с кровью вода быстро убывала, обнажая лоснящуюся черную спину, сплошь усаженную раковинами уланга, словно розовыми вулканчиками. Вскоре показались и серые, крапчатые бока, и грозные шипастые плавники. Лишенный привычной стихии, отяжелевший бонго заворочался, его дыхала беспокойно зачмокали, пуская пузыри. Немного поерзав, он изогнулся и грохнул трехлопастным толстым хвостом по дну шлюза. Остатки воды веером взмыли над заслонкой и выплеснулись в океан.

21
{"b":"181886","o":1}