— О ком ты говоришь?

— О некоем Иешуа, жалком пастыре из Галилеи.

— Если он невиновен и если его рука не держала меч, я снисходительно отнесусь к нему.

— Именно это я и хотел услышать, мудрейший! — Ханан поклонился.

Пилат с подозрением посмотрел на него:

— С каких пор тебя стала беспокоить судьба умалишенных?

— Наша вера учит милосердию. Кроме того, я был знаком с ним прежде, в то время, когда его разум еще был светел. Он достойный человек. Я бы не хотел, чтобы его постигла незаслуженная кара.

Пилат оскорблено вскинул голову:

— О чем ты говоришь, жрец? Разве может быть незаслуженной кара, назначенная наместником самого Тиберия?!

— О, конечно же нет! — поспешно отступил Ханан.

— То-то же! Можешь быть спокоен, я со всем вниманием отнесусь к человеку, за которого ты просишь. А теперь можешь идти!

— Но я хотел бы…

— Мне нет никакого дела до того, чего ты хочешь! — резко оборвал его Пилат. — Тебе же нет никакого дела до людей, на которых распространяется власть Рима.

— Но…

— Никаких «но»! Я приму во внимание твои пожелания, но решу судьбу этого человека сам!

— Я хочу лишь напомнить, что завтра Пасха и по закону один из осужденных должен быть помилован в ознаменование праздника.

— Ты напомнил. — Пилат растянул губы в приторной улыбке. — А теперь можешь идти.

Сказано это было таким тоном, что Ханану не оставалось ничего иного, как повиноваться.

Едва священник скрылся за дверью., как Шева шагнула к Пилату:

— Я хочу поговорить с ним, достойный.

— Зачем? — полюбопытствовал Пилат, ничуть не удивившись ее желанию.

— Он что-то знает, что не мешало бы знать и нам.

— Полагаешь, он станет откровенничать с тобой?

— Поверь мне, я умею развязывать языки.

— Верю. — Пилат улыбнулся. — Ступай, я не приму решения до твоего возвращения.

С этим напутствием Шева выскользнула за дверь. Она догнала Ханана на выходе из дворца Ирода.

— Прости меня, достойный… — Священник обернулся, вопросительно уставившись на девушку. — Нам надо поговорить! — деловито закончила Шева.

— Пожалуй, — согласился Ханан.

Времени было немного, и потому Охотница начала без обиняков:

— Зачем тебе нужен Иешуа?

— Я же сказал, он был моим другом…

— Оставь свои сказки для прокуратора! — резко бросила Шева. — Разве не ты сам рассказывал мне о загадочном Учителе праведности из Обители у Мертвого моря?

— Верно. А откуда ты знаешь, что это он?

— А разве не твои люди следили за мной, когда я покинула Иерусалим? — продолжила игру в вопросы Охотница.

— Верно! — вновь согласился Ханан. — Мы оба много знаем и могли бы принести пользу друг другу, став союзниками.

— Так в чем же дело?

— Я не знаю…

— Не знаешь, доверять ли мне? — перебила медленную речь священника Шева.

Ханан усмехнулся:

— Вот именно.

— А ты рискни. В противном случае ты потеряешь больше, нежели выиграешь.

— Давай попробуем. — Разговаривая, они медленно отошли к портику, где можно было укрыться от посторонних глаз. — Ты пришла от прокуратора, но ты не служишь ему. Так?

— Ты угадал, — подтвердила Шева.

— Кому в таком случае ты служишь?

— Влиятельным людям в Александрии. Мы хотим наладить добрые отношения с иудеями, которых немало в нашей стране. Мы знаем, что ваша вера дает силу, которую не способна дать никакая другая вера. Мы хотели бы быть сильными!

— Что ж, звучит вполне убедительно, — промолвил Ханан. — Ты можешь помочь мне?

— Мое слово немало значит для прокуратора.

Священник задумчиво кивнул. Взор его глубоко посаженных глаз буквально впился в лицо Охотницы.

— Это ты помогла солдатам схватить разбойника бар-Аббу?

— Ты много знаешь, — уклонилась от прямого ответа Шева.

— Тогда ты и впрямь имеешь влияние на прокуратора! — протянул Ханан. — Хорошо, я буду откровенен с тобой, если ты обещаешь помочь мне сохранить жизнь этому человеку.

— Обещаю.

— Он обладает силой — огромной, неодолимой. Я хочу получить ее.

— Ты знаешь, как это сделать?

— Пока лишь догадываюсь, но скоро буду знать.

— Но не обратишь ли ты эту силу во вред Риму?

— Меня не интересует кесарево, — отведя взор, вымолвил священник. — Меня интересует лишь Богово. Я потреблю эту силу во имя Бога.

— А дальше как будет угодно ему?

Уголки губ Ханана змеино дрогнули.

— Ты сказала это, женщина!

— Я поняла тебя.

— Но ты обещала помочь мне, — напомнил Ханан.

— Я сдержу свое обещание. Я сделаю все, чтобы Пилат освободил человека по имени Иешуа. Дальше все зависит лишь… — Шева многозначительно улыбнулась Ханану. — Тебя это устраивает?

Тот вернул ей улыбку:

— Вполне.

— Тогда жди. Скоро прокуратор объявит свой приговор, и, думаю, он будет милостив к человеку, за которого ты просишь.

С тем Шева и вернулась в залу, где Пилат уже разговаривал с пойманными ночью преступниками. При появлении Шевы оба пленника обернулись к ней. В глазах Пауля мелькнула радость, во взоре Иисуса — удивление, тут же растаявшее насмешливой искоркой. Охотница поняла, что Учитель праведности узнал ее.

Пилат уже приступил к допросу пленников и выглядел слегка растерянным.

— Так, говоришь, ты — царь Иудейский?

Иисус перевел взгляд на римлянина:

— Царство мое не из этого мира. Было бы царство мое из этого мира, мои подданные стали бы биться, чтобы не выдать меня евреям. Нет, царство мое не отсюда.

Пилат задумчиво поскреб за ухом:

— Я не понял, ты — царь или нет?

— Ты сказал это. Я для того родился и для того пришел в мир, чтобы быть свидетелем истины. Всякий, кто любит истину, слышит мой голос.

Прокуратор не нашелся что ответить на это и поманил к себе Шеву:

— По-моему, он просто сумасшедший!

— Ты должен спросить его, что есть истина, — шепнула Шева.

— А зачем?

— Мне так кажется.

— При чем здесь истина? — раздраженно отмахнулся Пилат. — Я прикажу освободить его, а второго следует распять, он опасен.

— Нет! — возразила Охотница.

— Что значит «нет»?

Шева твердо посмотрела в глаза прокуратору:

— Ты готов выслушать меня?

— Говори.

— Тот человек, который кажется тебе опасным, на деле ничуть не опасен. Это мой слуга. Я послала его к разбойникам, чтобы он выведал их планы.

— Вот как? Но мне доложили, что он разбил голову одному из слуг Ханана.

— Но ведь не римлянину!

— Да… — Пилат задумчиво усмехнулся. — И что он узнал?

— То, что подтвердил мне только что сам Ханан…

— Не томи! — потребовал Пилат.

Шева заколебалась. Она могла спасти Иисуса, но это означало, что сила его выйдет из-под контроля и что ею сможет завладеть один из тех, кто рвался к ней, — Фома, Ханан или Арктур, если, конечно, Арктур и Фома — не один и тот же человек. Если даже Арктур останется ни с чем, задание будет провалено, так как он просто-напросто ускользнет из этого Отражения и затеет новую каверзу в другом. Кроме того, освобождение Иисуса могло привести к чудовищному искажению Отражений, а значит, и Матрицы. Нет, этого Шева не могла допустить. Она обещала помочь этому человеку, но эта помощь могла привести к катастрофе все человечество.

Все это Охотница просчитала в единый миг, пока Пилат пытливо изучал ее лицо.

— Этот человек — опасный преступник! — сказала Шева громко, переходя на арамейское наречие.

— Что? — переспросил плохо понимавший местные диалекты Пилат.

— Он — опасный преступник! — повторила Шева, перейдя на родной язык прокуратора. — Ханан намеревается использовать его влияние, чтобы подстрекать чернь к мятежу. За этим человеком пойдут многие тысячи. Он один способен поднять иудеев против Рима.

Прокуратор закашлялся:

— Ты уверена? Ханан сам сказал тебе это?

— Неужели он настолько глуп? Я узнала это через своих людей, а Ханан лишь подтвердил мои подозрения, предложив мне деньги за то, чтобы я помогла освободить его. Много денег!