Мясо птицы Илай нарезал мелкими кубиками. Точно так же нарезал кубиками лук, измельчил чеснок и зелень укропа и петрушки. Несколько листочков мяты растер пальцами и измельчил. Тщательно смешал все. Добавил чуточку острого красного перца, отставил и занялся мясом кита. Куски толщиной в два пальца, нарезанные поперек волокон, он надрезал, чтобы получились кармашки, потом слегка отбил и сложил в миску, залив соком лимона и ананаса. Ананас содержит ферменты, которые ускоряют переваривание мяса в желудке. Кроме того — это вкусно.

Слабосоленого судака, предварительно нарезанного тонкими ломтиками, он аккуратно поместил в кармашки отбивных и вновь вернул отбивные в миску с маринадом. Затем вернулся к фаршу.

Добавил четыре перепелиных яйца и тщательно замешал фарш. Затем, с кровожадной улыбкой, какая бывает только на лицах маньяков, замышляющих убийство с особой жестокостью, и у гурманов, приготовляющих пищу, он очистил пару бананов, размял их и смешал со сливками до однородной массы.

Помешивая фарш, он стал по частям добавлять к нему получившийся бананово–сливочный коктейль. Затем начинил полученным фаршем отбивные, стараясь не нарушить положение ломтиков рыбы.

Панировал отбивные в молотых каштанах и обжарил на сухой сковородке, многократно переворачивая, после чего поместил их на противень, смазанный жиром, и довел до готовности в духовом шкафу, на дне которого стояла кастрюлька с остатками маринада, чуть сдобренного вишневым вином и слегка разбавленного водой.

Изумительное, экзотическое, пряное мясо со вкусом рыбы. Нежное, легкое, чудо какое вкусное.

Илай подал это блюдо так, как его лучше всего подавать — с капустно–клюквенным салатом.

И когда он расписывал кромки больших квадратных тарелок традиционными пожеланиями при помощи старого доброго бальзамического уксуса столетней выдержки — рука его не дрогнула, ибо все страхи, терзавшие его с приходом Флая, несущего дурную весть, улетучились вместе с паром, уходящим в вытяжную трубу.

Илай теперь был весь исполнен гостеприимства. Стол удался.

Вишневое вино и пусть не вырезанный цветком, а просто нарезанный драгоценный плод пурпурной ягоды[13] дополняли композицию.

Флай не мог не заметить перемену в хозяине дома. Это было хорошо. Правильно. Но это не могло усыпить его бдительности и чутья. Он должен был подстраховаться. Квартира казалась ему ловушкой. Не кем–то специально расставленной ловушкой, а западней того рода и свойства, что расставлены для простаков самой судьбой повсюду на пути.

Флай обдумал несколько путей отступления в случае, если кто–то захочет захватить его здесь.

Аккурат когда он, соблюдая приличия, поинтересовался тем, что и как готовил к столу хозяин, Клаус Шмидт остановил свой паромотор и осмотрелся.

В тот момент, когда трапеза была закончена, Шмидт расправился с молодежной бандой.

Когда Илай предложил устраиваться на ночлег, Шмидт в скобяной лавке наткнулся на прилавке на охотничью шляпу и плащ Флая.

Беглец все острее чувствовал опасность.

Когда Флай отправился в туалетную комнату, Шмидт уже тихонько поднимался по винтовой лестнице.

Давилка ворвался в жилье Илая, когда тот проделал половину расстояния от стола к мойке, неся в руках посуду.

На кромках больших тарелок еще читались следы рун, но ниточки, начертанные бальзамическим уксусом, были смазаны, и вместо добрых пожеланий выходила какая–то ерунда.

Их взгляды встретились.

Тарелки в руках Илая предательски звякнули.

Шмидт зарычал.

Он медленно, демонстративно навел зловещее оружие на тихого лавочника.

Илай вздрогнул всем телом.

Шмидт хотел что–то сказать, но сквозь оскаленные зубы вырывалось только лютое, нечленораздельное ворчание.

— Могу ли я оказаться чем–то полезен достойному господину? — промямлил Илай, без стеснения выказывая весь ужас, который охватил его.

Это позволяло дистанцироваться от собственного страха. Если внешне он прямо–таки трепетал от ужаса, то сковать себя внутри страху не позволил и сохранял относительную уверенность и способность здраво и быстро мыслить.

Гость явился за Флаем — это ясно.

Флай допустил оплошность — это стало очевидно.

Но Флай важнее его — Илая — для судеб народа фейери. Значит, следует предупредить Флая и сковать внимание и силы незваного гостя.

— Разве можно врываться вот так? — Илай изобразил беспомощную улыбочку. — Нет, это решительно никуда не годится. Вы даже представить себе не можете, как вы меня напугали…

Предприимчивый разум лавочника работал на полную мощность. И он чуть расслабил кисти рук, благодаря чему использованные столовые приборы, сложенные на два больших блюда, ссыпались на пол с ужасающим грохотом.

— С кем имею честь?..

— Где? — рявкнул Шмидт.

Ему было крайне дискомфортно в этой комнате, где все буквально провоняло крылатыми тварями.

— Где? — недоуменно переспросил Илай, хотя и уразумел суть короткого вопроса. — Что где? Вы заблудились?

— Где… Он…

Шмидт сам не ожидал, что ему так трудно будет справиться со своей яростью и действовать хладнокровно. Запах фейери чувствуют немногие. Но на тех, кто его ощущает, он действует весьма по–разному.

Чаще люди не отдают себе отчета в том, что подпадают под влияние запаха. Очень немногие по комплексу особенных ощущений навостряются узнавать присутствие фейери. Но для этого нужно как минимум верить в их существование, а как максимум догадываться об их присутствии именно сейчас[14].

На других, тоже очень немногих, этот запах действует крайне негативно. Он как бы усиливает отношение человека к этим существам, заложенное воспитанием, и вообще взвинчивает эмоции.

Существует несколько описанных случаев, когда люди начинали вести себя неадекватно.

Однако такие экземпляры, как Шмидт, приходящие в неописуемую ярость от одного присутствия крылатых поблизости, встречаются крайне редко.

Шмидт почти овладел собой, для того чтобы повторить свой вопрос, снабдив его надлежащими угрозами, когда Илай ловко метнул в него два блюда, которые все еще держал в руках.

Клаус ожидал чего–то подобного и просто отбил, разнеся в пыль, эти импровизированные снаряды своей палицей–ружьем. Но он уже не держал Илая на прицеле.

Тот воспользовался случаем и юркнул в дверь, что вела в прихожую.

— Спасайся! — заверещал он, как недорезанный.

Крылатые двигаются очень быстро.

Шмидт, едва ли уступая в скорости, метнулся за беглецом, отметив только, что спрятаться–то в комнате негде. Значит, Илай ведет его к тому, кто ему нужен.

Когда Шмидт уже настиг Илая возле двери, ведущей на парадную лестницу, он краем глаза заметил, как за его спиной открылась чудовищно желтая дверь, и из нее выскользнул другой фейери.

Шмидт нанес Илаю в голову сокрушительный удар рукой, к запястью которой был пристегнут тяжелый замок. Но Илай успел уклониться, и удар, который должен был непременно убить его, прошел вскользь, рассекая только кожу на черепе.

Илай рухнул под дверью, оглушенный.

Шмидт развернулся и вновь метнулся в гостиную.

Ффу–ух! — раскрылись огромные крылья и с хлопком, обдув Шмидта ураганом, сомкнулись в полупрозрачное лезвие за спиной Флая.

На беглеце были приспущенные штаны, и хвост его выписывал причудливые фигуры прямо, казалось, перед носом Шмидта.

У огромного — во всю стену — окна беглец оглянулся, как–то торжествующе и презрительно взглянул в глаза Шмидта.

Портьеры уже были распахнуты. Ночной город за окном простирался. Не ужас загнанного зверя, но гибельный восторг того, кто верен Пути, светился в глазах Флая. Он не собирался принимать бой.

Со звоном и треском разлетелось, словно разорвалось, окно, и Флай унесся в тьму и пустоту.

Тошнотворное ощущение от звука крыльев заставило задрожать все внутренности Клауса…